Up & Down. Осень 2019 года

Институциональные бои, судьба премий в области современного искусства и новые инициативы российских музеев. Обозреватель «Артгида» Татьяна Сохарева подводит итоги осени 2019 года.

Up

Down

5-я Уральская индустриальная биеннале Биеннале — сложный и уязвимый формат. Какой проект ни возьми, обязательно услышишь, что кураторы либо погнались за модой и отработали ту или иную повестку, либо устроили междусобойчик, позабыв об условном «простом зрителе», фигура которого возникает на критическом горизонте всякий раз, когда заканчиваются аргументы. В этом году, когда все разговоры, касающиеся Московской биеннале, свелись к обсуждению финансовой нечистоплотности ее организаторов, было особенно приятно увидеть основной проект 5-й Уральской индустриальной биеннале в Екатеринбурге. Многие гости биеннале отметили ее преобразующую мощь. Усилиями биеннале спустя десять лет, которые минули со дня открытия первого проекта, на культурной карте России появился не только Екатеринбург, но и множество менее заметных уральских городов, в которых расположились резиденции и проекты параллельной программы. В этой связи отдельно стоит отметить талант комиссара биеннале Алисы Прудниковой, которая из года в год вовлекает в проект новые площадки (далеко не всегда расположенные к взаимодействию, как это, несомненно, происходит с действующими режимными объектами) и выстраивает коммуникацию между всеми акторами, включенными в биеннальный процесс. Основной проект нынешней биеннале был посвящен бессмертию — эта тема позволила организаторам выйти на рамки довольно герметичного пространства современного искусства и поговорить о сосуществовании различных дисциплин.	Московская биеннале современного искусства О скандалах, подобных тому, что разгорелся вокруг 8-й Московской биеннале, долгое время было принято говорить лишь в кулуарах — чтобы, не дай бог, никого не обидеть и не лишиться лояльного отношения власть имущих. Мы и сейчас видим, как многие издания и люди пытаются смягчить полемику и обойтись выдержанным в нейтральных тонах пересказом событий в обход «надоевших» конфликтов. Да, биеннале получила свою долю критических отзывов, но о честном, открытом диалоге речь по-прежнему не идет. В то же время отсутствие реакции сигнализирует о кризисе системы представлений, сформированной в начале нулевых, когда любая инициатива в области современного искусства воспринималась, как «дева в беде», — она нуждалась в защите и всесторонней поддержке, ведь в любой момент все могло стать еще хуже. Но если раньше российские институции, дабы не быть исключенными из мировой повестки, старались хотя бы отчасти соответствовать международному уровню, то в случае биеннале не идет речи даже об имитации профессиональных отношений. Руководство биеннале требует от художественного сообщества пассивности — как будто в первый раз художникам не заплатили. На улице, чай, не Франция. Казалось бы, эта история должна была научить нас анализировать информацию, задавать вопросы без оглядки на самоцензуру и открыто бойкотировать тех, кто так откровенно нарушает правила человеческого общежития, но ничего подобного опять не произошло. Видимо, придется ждать, пока начнутся новые скандалы — ведь скоро организаторам биеннале снова придется платить по счетам.
Музей современного искусства «Гараж» Оксфордский словарь назвал словосочетанием 2019 года climate emergency («чрезвычайная климатическая ситуация»). Сейчас у многих складывается впечатление, что экология и ее адепты навязли у всех на зубах — чего стоит одна Грета Тунберг. За выставкой «Грядущий мир: экология как новая политика, 2030–2100» в Музее современного искусства «Гараж» также последовал целый каскад событий, направленных на расширение границ экологического мышления. Музей приложил огромное количество усилий, чтобы сделать экологическую повестку популярной. Среди инициатив можно вспомнить массу примеров — начиная с отказа от пластиковых трубочек в местном кафе и заканчивая изданием трудов философа и создателя новой экологической теории Тимоти Мортона. Могла ли сама выставка быть более артикулированной? Наверное, да, но дело не в этом. В процессе подготовки этого проекта «Гараж» одним из первых всерьез задался вопросом, как сделать производство выставок более экологичным. Музей отказался от транспортировки части произведений, которые можно было воспроизвести в Москве по инструкции авторов, принял решение повторно использовать архитектурные конструкции, оставшиеся от предыдущей выставки, и не стал печатать бумажные каталоги и буклеты. О полноценной стратегии устойчивого развития, конечно, речь пока не идет, но хочется верить, что эти наработки не канули в Лету с последним днем работы проекта, и через год мы сможем обсудить не только благие намерения, но и конкретные результаты.	Премия Кандинского Шаткое положений премий в области современного искусства обсуждается из года в год вне зависимости от того, кто стал или не стал лауреатом. Как часть институциональной системы они действительно давно работают вхолостую: нуждающиеся в поддержке культурные инициативы редко попадают в поле зрения жюри, а в номинантах на протяжении многих лет ходят одни и те же люди. Чтобы преодолеть этот кризис, «Инновация» отправилась в регионы — впервые с момента основания в 2005 году премия была вручена в Нижнем Новгороде, а не в Москве. Обновился и состав ее экспертного совета — победителей также выбирали представители нескольких регионов. Премия Кандинского, напротив, продемонстрировала абсолютное отсутствие готовности меняться. В особенности публику удивило присутствие в списке претендентов сразу нескольких проектов Таус Махачевой и Евгения Антуфьева. Немудрено, что один из них в итоге и стал победителем. В 2007 году премия Кандинского задумывалась как преамбула к более масштабным проектам Шалвы Бреуса — в тот период меценат издавал журнал «Артхроника», а чуть позже собирался открывать музей в здании бывшего кинотеатра «Ударник». Словом, был на коне. Сегодня от этих инициатив осталось лишь воспоминание; хотя частная премия по-прежнему имеет большее пространство для маневров, чем государственная, она почему-то не желает им пользоваться. Нам же приходится вновь повторять, что понятие молодости необходимо пересмотреть, а искусство, достойное поддержки, можно найти и за пределами привычных иерархий.
Павильон России в Венеции Нынешний проект павильона России в Венеции получился ровно таким, каким его и ожидали увидеть, — прямолинейным и обескураживающим, как ноги эрмитажного атланта, приветствующие зрителя при входе. В сознании куратора Михаила Пиотровского современное искусство оказалось приравнено к интерактиву — например, в павильоне можно было оказаться в пространстве картины Рембрандта «Блудный сын» или стать частью карнавального действа, срежиссированного Александром Шишкиным-Хокусаем — опять же по мотивам работ из собрания Эрмитажа. Тот факт, что в 2020 году комиссаром павильона станет Тереза Мавика, должен компенсировать крен в сторону «великого культурного наследия», который мы наблюдали этим летом. Правда, в Министерстве культуры задачу Терезы Мавики видят несколько иначе. Заместитель министра Алла Манилова объяснила это назначение желанием «усилить международные позиции российского павильона» и способствовать интеграции России «в общеевропейское пространство современного искусства». Сам министр культуры, по словам Маниловой, ожидает, что русский павильон получит «Золотого льва» Венецианской биеннале. Сбудется ли его желание, мы не знаем, но полагаем, что в этот раз хотя бы обойдется без ног атланта.	Государственный Русский музей Доступ к архивам остается одним из самых болезненных вопросов российской науки, но зачастую куда более важной проблемой становится вменяемость институций, для которых работа независимого исследователя сопряжена с «большой травмой» — так историк Юлия Демиденко в эфире радиостанции «Эхо Москвы» охарактеризовала деятельность Павла Голубева — искусствоведа, который в течение десяти лет расшифровывал дневники художника Константина Сомова, хранящиеся в отделе рукописей Государственного Русского музея. Первые два тома дневников были опубликованы в 2017–2018 годах издательством «Дмитрий Сечин» и мгновенно стали сенсацией. Записи одного из создателей «Мира искусства» долгие годы отпугивали исследователей — Сомов пользовался кодом и писал на пяти языках, чтобы сгладить или зашифровать наиболее интимные моменты дневников. Однако Русский музей утверждает, что в основу опубликованных Голубевым книг лег труд Юлии Подкопаевой и Анастасии Свешниковой, которые расшифровали крошечную часть дневников Сомова в 1970-е годы. То есть, по сути, его обвинили в плагиате. Сам искусствовед не раз критиковал издание Русского музея и утверждал, что наработками сотрудником музея не пользовался, чтобы не повторять их ошибок. Дело по иску Павла Голубева к Русскому музею о защите чести и достоинства сейчас решается в суде. Но более всего в этой истории поражает поведение музея, который избрал тактику мелкой мести, и прежде чем пойти в суд, разослал порочащие репутацию искусствоведа письма в различные культурные институции, с которыми он связан. В частности, пытался заморозить дальнейшую публикацию дневников Сомова. Как бы то ни было, позиция музея многое прояснила в судьбе этих дневников и подобных материалов, к которым исследователи не могут подступиться без утомительного противостояния с институциями, которые даже не являются правообладателями.
Пушкинский.Youth Образовательные практики стали обязательной частью каждого второго художественного проекта в середине нулевых. Сегодня институции используют их не только как способ привлечения новой аудитории, но и как возможность опробовать альтернативные модели отношений внутри самой корпорации. Ведь образовательные форматы, как правило, отличаются большей гибкостью и демократичностью. Они ставят во главу угла опыт соучастия и позволяют задействовать разные группы посетителей. Но если сфера дополнительного креативного образования для взрослых уже переросла все мыслимые пределы, то детям до сих пор непросто подыскать что-то кроме привычных кружков по рисованию и бесконечных квестов. Направление Пушкинский.Youth, которое недавно заработало на базе ГМИИ им. А.С. Пушкина, — приятное исключение из правил. Оно объединит все программы, которые музей создает для детей и подростков. Особенно среди них хочется выделить молодежную конференцию и исследовательскую лабораторию — здесь подростки будут осваивать методы исследовательской работы и учиться публично говорить о том, что им интересно. Навык, который не помешало бы развить многим состоявшимся экспертам.	Государственная Третьяковская галерея В судьбе Третьяковской галереи происходит множество изменений — не так давно она приросла пространством Центрального дома художника и сейчас готовится к реконструкции всего музейного комплекса на Крымском Валу. Два года назад галерея приняла новую концепцию развития и начала ребрендинг — изменился ее фирменный стиль, заработал новый усовершенствованный сайт, свою долю внимания получили входящие в состав ГТГ дома-музеи. Вот только с хамством на местах один из ведущих музеев страны до сих пор справиться не может. За минувшие годы в социальных сетях регулярно появлялись сообщения об изгнанных из Третьяковки семьях и школьных учителях с детьми, в которых бдительная охрана разглядела «незаконных экскурсоводов», а также истории других посетителей, столкнувшихся с грубостью со стороны служителей галереи. Новой жертвой сотрудников стала кормящая мать, которую попросили удалиться из зала, чтобы не смущать посетителей. Вскоре Третьяковская галерея заявила, что сожалеет о случившемся. Однако вечное возвращение к обсуждению подобных ситуаций говорит об отсутствии систематической работы с персоналом, который, как правило, ориентируется на свои собственные представления о том, что считать «неприличным». Последние редко соответствуют современным реалиям, поэтому и провоцируют очередные баталии в медиа. После этих инцидентов Третьяковка не раз заявляла, что рассчитывает на понимание общественности. Со своей стороны мы понимаем, как трудно перестроить столь сложную музейную систему на новый лад, однако хочется напомнить, что запасы общественного доверия все же исчерпаемы.