Ольга Бескина-Лабас: «Ни авторское право, ни фонды художников у нас пока не пользуются уважением»

Выставки, издания, спонсоры, реклама, логистика, подделки — какие задачи приходится решать некоммерческому фонду художника? Об этом Екатерине Алленовой рассказала председатель Фонда содействия сохранению творческого наследия художника Александра Лабаса Ольга Бескина-Лабас.

Ольга Бескина-Лабас на открытии выставки «Александр Лабас. На скорости XX века» в Государственной Третьяковской галерее на Крымском Валу. 2011. Фото: courtesy Ольга Бескина-Лабас

Екатерина Алленова: Что такое некоммерческий фонд художника и чем он отличается от коммерческой организации (художественной галереи, например), которая также может работать с наследием художника, продавать его работы и, в отличие от вас, получать от этого прибыль?

Ольга Бескина-Лабас: Тем и отличается, что его целью не является получение прибыли. Некоммерческий фонд художника призван вести научную работу, организовывать выставки, издавать книги и каталоги, следить и фиксировать, где и в каких выставках участвовали работы художника, собирать печатные материалы о нем, информацию в интернете и так далее. Даже если мы ведем коммерческую деятельность (например, на выставках в Третьяковской галерее и Русском музее мы продавали изданные нами каталоги) или если нам перечисляют деньги спонсоры или благотворители, мы обязаны отчитаться, в том числе перед налоговой инспекцией, на что это все потрачено, и вырученные средства должны быть направлены только и исключительно на цели, заявленные в уставе фонда.

Фонд содействия сохранению творческого наследия художника Александра Лабаса (Лабас-Фонд) был создан в 2010 году, и основной причиной его создания послужила подготовка к большой персональной выставке Лабаса в Государственной Третьяковской галерее и Государственном Русском музее. Некоммерческой организации проще и быстрее, чем музеям, сотрудничать с рекламщиками, дизайнерами, оформителями, реставраторами, логистической фирмой. Фонд заключал договора с организациями-исполнителями, так как все договора, проходящие через музеи, требуют каких-то безумных утверждений, согласований и ограничений. А ведь мы привозили работы из разных музеев страны, из Перми, из Екатеринбурга. Страховка, транспортировка, оплата вооруженного сопровождения, издание каталогов и фотосъемка для них, пиар-кампания — все это требует значительных средств. Конечно, главная работа — это работа профессионалов-музейщиков, но в выставках такого масштаба задействовано большое количество людей и фирм. Это огромные средства и огромное напряжение. Спонсором выставки «Александр Лабас. На скорости XX века» (2011) в Третьяковской галерее была компания «Роснефть», и одним из главных ее условий было наличие рекламы. А реклама в Москве стоила безумных денег. У нас были «растяжки» в самом центре города, реклама в метро, реклама на щитах.

Е.А.: То есть, по сути, они оплатили собственную рекламную кампанию?

О.Б-Л.: Конечно, нет, об этом и речи быть не может, они помогли сделать выставку! Но все равно спонсорских денег не хватило. Есть моменты, в которых не хочется экономить. На выставке в Третьяковской галерее у нас был видеоряд, а ведь его надо было снять и смонтировать. Был фильм о дирижаблестроении, — чтобы его показать, нужен был проектор с определенными параметрами, который мы специально приобрели, так же, как и сенсорный монитор для интерактивных показов. Какой краской красить стены — более дешевой или более дорогой? Конечно, более дорогой! Пригласительный билет на толстом картоне, тоже самый дорогой из предложенных, даже вызвал недоумение у организаторов выставки: курьеру придется таскать такие тяжелые конверты! (А мы оплачивали и курьера.) Зато теперь такие билеты — это тренд. И так далее. И, конечно, большие средства фонд потратил на воспроизведение 4,5-метровой «Электрической Венеры» Лабаса, созданной в 1930 году для Сельскохозяйственной выставки в Минске. Разумеется, нам никто не разрешил бы использовать те стеклянные электрические лампы, которые были в тридцатые годы, и воссоздать реальное стекло, из которого была сделана та «Венера», поэтому использовались безопасные лампы и оргстекло. После выставки меня все время спрашивали, «за кого я ее выдам замуж». Я выдала ее замуж за Мультимедиа Арт Музей, но она, к сожалению, не помещается у них там по высоте и просто лежит на складе. Но уже не значится на балансе фонда.

Е.А.: За деньги передали?

О.Б-Л.: Нет, ну конечно, бесплатно!

Е.А.: Я тогда прямо спрошу: откуда вы на все это деньги берете?

О.Б-Л.: Я всегда говорю: у меня есть спонсор всех выставок, каталогов, книг, фильмов, самый заинтересованный, самый бескорыстный — Александр Аркадьевич Лабас. Я продаю его картины, заключаю договор с фондом, перевожу деньги на счет фонда, и — мы можем не экономить! Каталог? Большой и качественный! Книгу в серию ЖЗЛ? Нет, маленький формат меня не устроит, будет большой формат: у меня такой прекрасный автор Наталья Семенова и столько материала! Маргиналии на полях увеличат стоимость? Делаем! Сегодня имя Лабаса таково (не буду скромничать, не без моего участия, а я занимаюсь его наследием более тридцати лет), что я могу, продавая его работы, проводить выставки, реставрацию, оформлять работы для выставок, издавать книги, вести сайт, делать все вплоть до этикеток и пригласительных билетов не экономя, но так, как того и достоин художник Александр Лабас.

Е.А.: Вам не жалко продавать его работы?

О.Б-Л.: Я же не могу, как царь Кащей, над златом чахнуть. А зачем тогда он их писал? Если люди платят деньги за картину, значит, она будет храниться так же, как в крупных музеях. Лабас был музейным художником и сам продавал работы только в музеи. Он даже Георгию Костаки отказал, когда тот хотел купить у него две картины. И я изначально была заточена на то, чтобы картины Лабаса были только в музеях, но в какой-то момент такие продажи стали невозможными: у музеев просто нет денег. Решение продавать в частные руки далось нам с вдовой Лабаса тяжело. Но Лабас всегда был художником для интеллектуалов и интеллигентов. Его никто не купит просто так, ради престижа.

Е.А.: Как вы устанавливаете цены на работы?

О.Б-Л.: Первый критерий: насколько данная вещь ценна для наследия. Работа, без которой наследие многое потеряет, стоит очень дорого, и если коллекционер готов заплатить эту цену — значит, вещь действительно окажется в надежных руках. И, во-вторых, Лабас, выдавая свои работы на выставки, всегда спрашивал: «Кто будет моими соседями?» И я тоже всегда этим интересуюсь.

Е.А.: У вас есть попечительский совет?

О.Б-Л.: Конечно! Но в нем нет материально заинтересованных бизнесменов и коллекционеров. Туда входят заместитель директора Русского музея, директор ГМИИ им. А.С. Пушкина, заместитель заведующего отделом начала ХХ века Государственной Третьяковской галереи, ведущие искусствоведы, несколько галеристов, сертифицированные Министерством культуры эксперты. Люди, которые могут помочь профессионально, а не материально. Это очень важно. Приведу один пример. Книга о Лабасе, вышедшая в серии ЖЗЛ в издательстве «Молодая гвардия», была презентована в Пушкинском музее. Презентация сопровождалась чудом. Дело в том, что в 1928 году Александр Лабас написал картину «Поезд из Москвы». В 1929 году она была куплена с нашей зарубежной выставки. Лабас был так увлечен ею, что в том же 1929 году написал повторение (а на самом деле совсем новый вариант картины) «Поезд идет», которое было приобретено Русским музеем. И вот удалось выяснить, что тот первый «Поезд» принадлежит американскому коллекционеру. Фонд Лабаса нашел российского коллекционера, влюбленного в творчество художника, и тому с невероятными сложностями удалось уговорить американца продать ему «Поезд». И картина вернулась в Москву. Энергичность руководителей ГМИИ и Русского музея и их любовь к Лабасу позволили в кратчайшие сроки привезти из Петербурга второй «Поезд» на выставку в Пушкинский музей, и две картины впервые встретились! Никто никогда, даже сам Лабас, не видел их вместе. Мы праздновали победу — и с замечательной книгой Натальи Семеновой, и с этим чудом встречи двух вариантов картины через 85 лет!

Е.А.: Фонды знаменитых художников, например, Марка Шагала, очень тщательно охраняют авторские права и получают прибыль, например, от предоставления возможности репродуцирования работ. Каким образом фонд Лабаса заботится об авторском праве?

О.Б-Л.: Авторским правом официально по завещанию обладаю только я. Но я одновременно являюсь председателем фонда. Фонд наделен правом выдавать сертификаты подлинности работ Александра Лабаса. Этот документ является конечным в установлении аутентичности работ художника. И тут мы сталкиваемся с большими трудностями. Ни авторское право, ни имеющиеся у нас в стране фонды художников (если их представители не обладают достаточно агрессивными, в хорошем смысле, качествами) пока уважением не пользуются. На Западе — да! Например, западные издательства через Российское авторское общество, с которым у меня заключен договор, постоянно просят меня подписать разрешение на репродуцирование работ Лабаса, которые... хранятся в ведущих российских музеях. Западные институции извещают меня, где и в каких выставках участвуют работы Лабаса. Словом, там интересы фонда соблюдаются куда тщательнее, чем в России.

Сертификаты подлинности фонд выдает бесплатно. Они имеют определенную форму, печатаются на специальных номерных бланках, заверенных несколькими печатями особой сложности. Но… на рынке появляется все больше и больше поддельного Лабаса.

Е.А.: Я как раз хотела спросить о фальшаках и экспертизах.

О.Б-Л.: Бывают подделки разного рода. Иногда совсем смешные, иногда более искусные — компиляции из нескольких работ Лабаса. Особой популярностью, конечно, пользуются дирижабли. Иногда дирижабли с самолетами вместе — чего уж мелочиться. Когда ко мне обращаются за подтверждением подлинности и я говорю, что это не Лабас, выползает проблема, возникшая на создавшейся легенде, которой пользуются недобросовестные дилеры или перекупщики арт-рынка. Мне говорят: «Вы не можете знать! Это из другого наследия — из наследия сына!» Так вот, дорогие торговцы фальшаками: никакого второго наследия не было и нет.

Александр Аркадьевич считал, что все его наследие должно быть в одних руках. После его смерти наследие и авторское право по завещанию перешли к его вдове Леони Нойман, с которой он прожил почти пятьдесят лет, а после ее смерти, также согласно завещанию, — ко мне. Несколько лет мы с Леони идентифицировали работы, распределяли по годам и сериям, подписывали с оборотной стороны, давали названия, измеряли, записывали технику, ставили только нам понятные знаки, вносили в реестр. Поэтому на сертификате подлинности, выдаваемом фондом Лабаса, всегда есть две фотографии — лицевой и оборотной стороны.

В 1985–1986 годах несколько работ были отданы сыну Лабаса Юлию Александровичу, а в 1993 году ему, по моей просьбе и с согласия вдовы, была передана достаточно большая часть наследия. Внесенная в реестр и в основном подписанная (рука — либо моя, либо вдовы, почерк в обоих случаях весьма своеобразный). Работы передавались по списку. Все переданные работы имеют аналоги в фонде, схожие по времени, стилистике, сериям, технике, — их очень легко сравнить. Так что никакого «альтернативного наследия» нет, и не морочьте никому голову. А то уже, пользуясь этой легендой, поддельщики на обороте ставят примитивнейший штампик: «Частная коллекция потомков А.А. Лабаса» — такого никогда никакие наследники не поставят.

Или берется настоящая, но среднего (для Лабаса) уровня акварель 1950-х годов с видом города, или лесом, или морем, или речкой. А в пейзаже сверху — дирижабль, уже не Лабаса... Но так дороже. Есть много желающих обладать работой Лабаса с дирижаблем, но понимать, что к чему, они не хотят. Ну и всем знакомая версия — работа «из бабушкиного сундука» или «с дедушкиного чердака». Это общая проблема для фальшаков больших художников. И здесь очень важен провенанс, поэтому я всегда спрашиваю, откуда эта работа. Иногда бывает так, что цепочка передач из рук в руки действительно приводит к тому человеку, которому Лабас мог что-то подарить. Но даже если она ни к чему не приводит, я никогда не возьму на себя смелость сказать «это не Лабас» или «это Лабас». Для этого и существуют эксперты, тем более что всегда есть с чем сравнить. И мы собираем экспертный совет — именно совет из нескольких независимых экспертов. Но в этом случае нужно уже платить за рентген, химическое исследование и экспертную работу.

Обидно то, что иногда я вижу работу якобы Лабаса, выставленную на продажу в галерее или на аукционе, сообщаю, что, по моему мнению, это не Лабас, а потом узнаю, что ее купили... Хотя есть же фонд художника, в котором хранятся работы с 1920-х до 1980-х годов, а значит, всегда можно сравнить холст, бумагу, краски, карандаш, стилистику. У фонда есть сайт, есть страница в Facebook, которая очень часто обновляется, мы ведем постоянную переписку с интересующимися искусством людьми из разных городов и стран. Нам пишут, задают вопросы, мы отвечаем, высылаем изображения работ, подсказываем, где можно прочитать о Лабасе, в каком городе, в каком музее можно увидеть картины Лабаса. Надеюсь, фонды разных художников смогут когда-нибудь объединиться в борьбе с фальшивыми работами, недобросовестностью на арт-рынке и в налаживании более тесных отношений с музеями и галереями.