Я — это только буквы на заборе

Представьте, что вам показывают несколько фотографий работ российских стрит-артистов и просят определить, в каком городе действует тот или иной художник. Возможно, задача покажется нерешаемой, но искусствовед и куратор Анастасия Пронина убедительно доказывает, что российский стрит-арт имеет хорошо считываемые региональные особенности. «Артгид» попросил Анастасию рассказать историю отечественного стрит-арта с 2000-х годов до сегодняшнего дня. Кому-то эти двадцать лет покажутся слишком короткими для того, чтобы рассматривать их в контексте понятия «история», но они действительно важны как для истории нашего искусства, так и для страны, где словосочетание «зона турбулентности» было и остается объективной реальностью. Однако перед тем как начать, автор предупреждает читателя: это статья о стрит-арте, а не о граффити. Граффити — комьюнити и субкультура, обращенные в себя, стрит-арт — вид искусства, в основе которого лежит послание к другому человеку. Объединяет эти два движения то, что их представители действуют на улицах городов.

Иван Симонов. Из проекта «Маленькие люди». 2016 — настоящее время. Москва. Источник: ivansimonov.com

Говоря по-нашему,
рифма —
бочка.
Бочка с динамитом.
Строчка —
фитиль.
Строка додымит,
взрывается строчка, —
и город
на воздух
строфой летит.

Владимир Маяковский.
Разговор с фининспектором о поэзии

Стрит-арт, или уличное искусство — понятие модное и широко тиражируемое. Постить фото надписей и картинок на улицах любят и простые горожане, и блогеры-миллионники. Стрит-арт можно назвать новым народным искусством и городским фольклором. Десятки неизвестных нам художников прямо сейчас создают летопись времени на штукатурке бывших доходных домов Петербурга, кирпичной кладке навсегда остановившихся заводов Урала и покосившихся деревяшках Нижнего, бывшего когда-то символом купеческой России.

Наверное, стрит-арт можно назвать и искусством будущего, ведь дорога в профессию невероятно коротка: чтобы стать уличным художником, вам нужно просто выйти на улицу. И расхожие фразы-триггеры «я тоже так могу» и «художником может быть каждый» обретают реальный смысл, когда мы начинаем говорить о стрит-арте.

Но так ли это? Разве легко быть смелым? А стрит-арт требует в первую очередь именно этого качества. Плюс любопытства и альтруизма (стрит-артисты работают безвозмездно, то есть даром, и покупают материалы за свой счет). Но главное качество, объединяющее всех, кто работает в поле стрит-арта, — немного наивная вера в то, что мир можно изменить при помощи искусства.

Есть еще очень важный момент, который часто закрывает дорогу на улицу профессиональным художникам, выпускникам академий, школ Родченко и «Базы»: улица не прощает ошибок, она не знакома с новой этикой и бережной коммуникацией. Выходя на улицу, художник и его искусство напрямую сталкиваются со зрителем; здесь нет ни кураторов, ни белых стен галерей, которые защищают самооценку автора своей экспертностью и статусом. На улице не нужно искусство ради искусства, и никто из прохожих не будет читать метровый текст, поясняющий, что хотел сказать автор. Скорее всего, поэтому большинство стрит-артистов не имеют профессионального художественного образования, зато среди них много тех, кто учился на факультетах журналистики, маркетинга, на философском или историческом.

Nootk. Дикий виноград. 2019. Москва, улица Фридриха Энгельса, 28. Источник: vovanootk.com

Работа, созданная на улице, должна интуитивно считываться каждым вне зависимости от бэкграунда и начитанности (или ее отсутствия). Она должна обращаться к уму и сердцу одновременно — тогда и происходит великое чудо понимания художника зрителем, человека человеком.

За последние двадцать лет мы пережили стабильные двухтысячные с их радостью потребления, беззаботностью и жизнью ради жизни, присоединение Крыма, ставшего водоразделом и концом эпохи стабильности, Болотную, пандемию, СВО. И уличное российское искусство со своей актуальностью, скоростью реагирования на смену событий российского калейдоскопа, трогательностью и достоевщиной зафиксировало и переработало эту историю и сохранило ее для будущего.

Ведь несмотря на главную особенность стрит-арта — его временность и эфемерность, уличное искусство продолжает жить на просторах сети долгие годы. Именно у уличных российских художников большая, слаженная и отзывчивая аудитория в новых медиа, и именно вокруг основных персонажей российского стрит-арта за эти два десятилетия сформировалось самое крупное культурное комьюнити. И если галерейное искусство — это история про снобизм и элитарность, то стрит-арт — рупор эпохи, народное искусство и искусство для народа.

«Художники и писатели обязаны немедля взять горшки с красками и кистями своего мастерства иллюминовать, разрисовать все бока, лбы и груди городов, вокзалов и вечно бегущих стай железнодорожных вагонов. <…> Пусть улицы будут праздником искусства для всех. И если станет по слову нашему, каждый, выйдя на улицу, будет возвеличиваться, умудряться созерцанием красоты взамен теперешних улиц — железных книг (вывески), где страница за страницей начертали свои письмена лишь алчба; любостяжание, корыстная подлость и низкая тупость — оскверняя душу и оскорбляя глаз. “Все искусство — всему народу!”»^[1] — написал Владимир Маяковский в далеком семнадцатом году в «Декрете №1 о демократизации искусств», открывая совершенно новую эпоху в истории огромной страны. «Любое течение высохнет, но искусство останется»^[2], — напишет в 2013 году на стене бассейна во Франции российский уличный художник Паша 183, и подтвердив правоту Владимира Владимировича, и одновременно его опровергнув: искусство пережило и Октябрьскую революцию, и собственный конец, объявленный авангардистами и философами, оно вышло на улицы городов и продолжает жить в музеях.

Оля INEY. Со-единениие. 2022. Москва, Курский вокзал. Источник: iney.art

Российский стрит-арт — яркое, сложное явление с четко выраженным «национальным колоритом», явление текстоцентричное, думающее, сострадательное и остросоциальное. Российский стрит-арт — это про любовь. Любовь к русскому языку, который является краеугольным камнем всего художественного течения, любовь к родине, зачастую болезненную и мучительную, любовь к маленькому человеку. Большинство авторов уличного искусства пребывают в постоянных размышлениях о том, «кто мы, откуда, куда мы идем»^[3]. И в этом плане весь российский стрит-арт вышел из произведений Гоголя и Достоевского.

У отечественных классиков мы сталкиваемся с грустными историями немного нелепых, несчастных и трогательных мелких чиновников, разорившихся и проигравшихся помещиков, проституток и других жителей социального дна — в российском стрит-арте фокус сместился в сторону обитателей спальных районов и бездомных. Сменилось время, сменились социальные роли, но все так же существует социальная несправедливость и дефицит милосердия в обществе.

В российской литературе и современном искусстве неистребимо чаяние установления правды Божией на земле. В этом плане российский стрит-арт, как и литература, «наследуют трансисторической христианской традиции в понимании мира и человека»^[4].

Команда «Зачем». Граффити. 2010-е. Москва. Источник petrograff.ru

Москва

Москва, как и Ленинград, а потом Петербург, — родина российского уличного искусства: именно в этих двух городах появились первые в России рисунки на стенах. Граффити пришло в обе столицы почти одновременно и развивалось по схожему сценарию: юные дарования копировали фоны из клипов MTV, носили широкие штаны, читали рэп и танцевали брейкданс, потом из этих ребят сложились первые команды, в городах появились холл оф феймы^[5], магазины с профессиональными красками, согласованные фестивали.

Но в 2000 году происходит этапное событие: райтеры из команд CGS, Cta, T44 и RNG организуют команду «Зачем», целью которой был бомбинг^[6]. Она стала первой граффити-командой на просторах бывшего СССР, выбравшей для своего названия написание кириллицей. Так появился российский стрит-арт, для которого не столь важно, как написано, но важно — что. Слово-вопрос со сложной смысловой нагрузкой, которую каждый читающий воспринимает по-разному, — одна их важнейших особенностей стрит-арта в России. Выбрав слово «зачем» для названия команды, юные райтеры не перекинули мостик в сторону Европы и США, откуда к нам пришло граффити, а соединили только зарождавшееся российское уличное искусство с «Что делать?» Николая Чернышевского и «Кто виноват?» Александра Герцена.

Вопросы без ответов станут национальной особенностью уличного искусства России, а 2000 год — годом рождения российского стрит-арта. То есть как только в обиход граффити-сообщества вошла кириллица, оно автоматически вступило в диалог с горожанами: ведь мы не можем игнорировать послания на родном языке, считывая их даже против воли; для граффити, напротив, желание общаться со зрителем не характерно.

Алексей Лука и Алексей Kio. Без названия. 2005. Москва. Courtesy Алексей Лука

Один из сохраняющих анонимность создателей команды «Зачем» так рассказывает об этом периоде: «Это был этап, когда не было стрит-артистов, они стали появляться немного позже в нулевые годы, а графитосы уже были: я, Лука (художник Алексей Лука), Аске (художник Дмитрий Аске) или Толян Акуе (художник Анатолий Акуе). И мы вдруг подумали, что и так ведь еще можно? Я рано начал рисовать и еще в нулевых стал выходить за границы граффити. Потом у нас был журнал “Паразит”^[7]. Мы выкладывали туда эти эксперименты, расшатывали границы. Я сейчас понимаю, что мы другим показывали, что можно не бояться разрушить эти храмы граффити. Фигачьте валиками, кисточками, чем угодно, не обязательно делать шрифты, просто фигачьте. Потому что в тот момент у нас было ощущение, что граффити может перестать существовать, оно может наскучить, ведь движения нет, у тебя самого нет движений, а нам хотелось… движухи».

Пройдет еще пять лет, и по всей России начнут появляться граффити-команды, названия которых пишутся кириллицей, — сейчас они исчисляются десятками. Своим появлением «Зачем» запустила формирование художественного направления, разделив граффити и уличное искусство, но и объединив их, так как стала переходным этапом от одного к другому.

Граффити-райтеры в разных городах России экспериментируют со словом и смыслом, выбирая названия. Команда «Всё!» (Санкт-Петербург) словно продолжает философские искания своего земляка Федора Достоевского, команды «Бояре» (Москва) и «Есть чо?» (Екатеринбург) иронично заигрывают с аудиторией, отсылая нас к региональным особенностями русского языка и мировосприятия.

Паша 183. Дай хоть на секунду испытать святую милость. 2013. Москва. Источник 183.livejournal.com

В 2005 году на улицы Москвы выходит Павел Пухов и начинает создавать арт-интервенции — так рождается уличный художник Паша 183. Пресса окрестила его «русским Бэнкси», что художнику категорически не нравилось, но стало одной из причин его известности у широкой аудитории. Пашу 183 можно назвать первым стрит-артистом в нашей стране, да и сам термин «стрит-арт» появляется в русском языке примерно в то же время. С этим легко можно поспорить: он не был первым, кто стал рисовать на улице. Да, к 2005 году по всей России уже действует множество граффити-команд и отдельных райтеров, но Паша 183 — особый случай.

Его блог на LiveJournal называется «Несущий свет, камеру и болторез», и в этой фразе заложен весь смысл понятия «российский стрит-арт». Уличные художники не просто рисуют на стенах — посредством своего искусства они говорят о социальных проблемах, несут свет знания о том, что многие стараются не замечать.

Паша 183 — первый из уличных художников, кто сочетал в своем творчестве различные медиумы: это и проецирование изображения, и использование горящих конструкций, и создание объектов из пластика и металла. Он же первым серьезно занялся архивацией уличного искусства. Осознавая эфемерность того, что он делает, художник подробно фиксировал свои работы и акции, а также создал канал на YouTube, где выкладывал ролики и комментарии к ним.

Паша 183. Торт. 2012. Москва, Преображенская площадь. Источник: 183art.ru

Тематика работ Паши 183 достаточно широка. Сейчас они кажутся нам немного наивными и технически несовершенными, но поразительно то, что с каждым годом их актуальность и значимость возрастает. Паша вообще производил впечатление ранимого, трогательного человека: когда читаешь его интервью или слушаешь рассказы друзей о нем, возникает желание познакомиться с ним, настолько он светел и открыт. Наверное, именно этот наивный и в чем-то детский взгляд на мир позволил ему говорить на сложные и табуированные темы так, чтобы понимал каждый, понимал и не злился.

Он одним из первых поднимает болезненный для российского общества вопрос исторической памяти и саморефлексии, обращаясь к теме Великой Отечественной войны в инсталляции «День Победы», где в одном кадре совмещает фрагменты военной кинохроники, залпы фейерверков 9 мая и прохожих, идущих мимо. Простейшими средства ему удается собрать вместе мертвых и живых.

Не менее сильная работа «Правда на правду»: созданная 19 августа 2011-го, в годовщину путча 1991 года, эта инсталляция является прекрасным примером того, как художник заставляет «улицу» работать и усиливать смысл произведения. По воспоминаниям очевидцев, рано утром люди пошли в метро и, проходя через стеклянные двери вестибюля, одновременно проходили сквозь наклеенные на них бумажные фигуры оцепления ОМОНА.

Инсталляция «Торт» была создана в 2012 году на засыпанной снегом крыше бомбоубежища в спальном районе как попытка принести немного радости в жизнь тех, кто будет смотреть на нее из окон многоэтажек. В работе, изображающей бездомного с ангельскими крыльями, или росписях «Спички кончаются» и «Дай хоть на секунду испытать святую милость» художник обращается к теме маленького человека, протестуя против социального неравенства, людской черствости и равнодушия.

Паша 183 первым в стране начинает создавать социальный стрит-арт, что наравне с черно-белой гаммой работ роднит его с Бэнкси. Но на этом сходства заканчиваются. Подход Бэнкси к уличному искусству глубоко ироничен. Да, он поднимает только острые темы, но почти всегда с некой полуулыбкой, играет с городом и его ландшафтом, очень придирчиво отбирая локации и вписывая своих героев в имеющиеся обстоятельства, которые начинают взаимодействовать с визуальной и смысловой составляющими его искусства.

Паша 183 серьезен и трогателен в своей наивности, и эта наивность ломает внутренние стены, которые мы возводим, чтобы не видеть несовершенство и несправедливость мира вокруг. А черно-белая гамма — просто следствие недостатка средств, но вряд ли журналистам The Guardian, которые первыми назвали Пашу 183 русским Бэнкси, могло прийти это в голову.

«Паша 183, он же Павел Андропов и он же Пухов — уличный художник, умер 1 апреля 2013 года в возрасте 29 лет в результате несчастного случая», — так напишут друзья художника в вышедшей вместо некролога статье на сайте «Партизанинг». В этом году исполнилось 11 лет со дня его смерти.

Продолжателем исканий Паши 183 в социальном стрит-арте был московский художник Zoom, чья появившаяся на стене дома в Петербурге «атомная репка» стала одним из самых ярких высказываний в истории российского уличного искусства последних лет. Все творчество Zoom’а — это попытка говорить простым языком о сложных и абстрактных понятиях, это всегда разговор о добре и зле, мире и справедливости для всех. С Пашей 183 его роднит кажущаяся простота визуальных решений, а также использование в работах узнаваемых образов из советского и российского кино и литературы.

На все упреки критиков художник отвечал просто: «Мне хочется быть понятным тем, к кому я обращаюсь. Ко всем. Не к десяти процентам москвичей, которые ходят в “Гараж”, а ко всем, начиная с четырех лет и у кого такой же базовый культурный код, как у меня. Некоторые называют меня “королем банальности”. Это для меня приятный комплимент»^[8]. Художник, работавший под ником Zoom, умер 24 мая 2023 года в Москве.

Иван Симонов. Призрачная перспектива. 2020. Источник: ivansimonov.com

Тему маленького человека наиболее ярко и последовательно раскрывает в своих работах еще один московский автор, Иван Симонов. Именно с проектом «Маленькие люди» художник заявил о себе в 2016 году. Он начал размещать на улицах столицы маленькие цветные фотографии ее «невидимых» жителей, тех, кого мы предпочитаем не замечать: дорожных рабочих, бездомных, маргиналов, постепенно увеличивая библиотеку своих героев, вводя в нее все новых персонажей. В 2017 году Симонов вместе с уличным художником Кириллом Кто создал для проекта «Маленькие люди» серию работ в Леонтьевском переулке Москвы.

На данный момент именно Кирилла Кто можно назвать наиболее значимым представителем московского социального стрит-арта. Свои яркие надписи на улицах города художник оставляет с середины 2000-х, придя в уличное искусство из граффити (некоторое время Кирилл был членом команды «Зачем»). Он работает только с текстом, исключив из своего творчества любой фигуратив. Нередко грустному смыслу высказываний противопоставляется разноцветье букв. Кажется, что автор хочет привлечь внимание случайного прохожего своим ярким, словно конфетти, текстом и оставить его размышлять над смыслом написанного.

Но бóльшая часть московских уличных художников — и первой волны, которая пришла после появления команды «Зачем», и тех, кто действуют на улице прямо сейчас, — не текстоцентричны и не пытаются решать посредством искусства сложные социальные и политические проблемы. Московский стрит-арт — в целом очень цветистое, иллюстративное движение: главное здесь — фигуратив, персонажи и абстракция.

Антония Лев. Без названия. 2010-е. Москва. Источник: petrograff.ru

С середины 2000-х художники Миша Most, Luka, Aske, Akue, Nootk, 0331c в результате своих экспериментов с граффити начинают создавать стрит-арт — например, заменяют буквы персонажами, рисуют абстрактные куски^[9] и многое другое. Отличительной чертой московского стрит-арта становится яркая, контрастная цветовая гамма. Палитра профессиональных красок для улицы в принципе не подразумевает наличия полутонов и переходов, но московские уличные художники усиливают впечатление, совмещая цвета-антиподы, дробя изображения, многих характеризует тяга к графичности и иллюстративности.

Алексей Лука начинал в граффити-команде «Зачем», но с 2006 по 2010 год создавал на московских улицах стрит-арт в своей собственной манере, напоминающей коллаж. Об особенностях московского уличного искусства он говорит так: «Желание быть замеченным в граффити и эгоизм в работах с точки зрения привлечения внимания к себе за счет визуальных приемов, а не рассуждение о социальных или еще каких-то проблемах, было на первом месте. Очень быстрый ритм города, поэтому было важно поймать взгляд зрителя».

Эту традицию продолжают Антония Лев, Оля INEY, Антон Сакво, Vitae Вязи и многие другие. И, да, возможно, большинство художников из Москвы не задают и не задаются сложными вопросами, но своим искусством меняют однообразный городской ландшафт, добавляя в него яркие краски, формируют новую среду, дружелюбную и комфортную, просто каждый день пытаются делать мир вокруг добрее к человеку.

агон_нога. «Нет дружи только со мной» — первая публикация в «живом журнале» художника. 13 апреля 2009 года. Источник: agon-noga.livejournal.com

Санкт-Петербург

Уличная сцена Петербурга развивалась параллельно с московской. Но если граффити приходит сюда одновременно со столицей, в самом начале 90-х, то стрит-арт появляется с небольшим опозданием.

С точки зрения развития российского граффити-движения Ленинград-Петербург стоит у его истоков: именно здесь появились одни из первых кусков, созданные Максом Навигатором, Бармалеем (Алексей Богданов), Вадимом «Крысом» Мейкшаном, отсюда родом братья Мерзликины — сооснователи культовой команды Da Boogie Crew. В Петербурге изначально сложилась активная граффити-сцена, и к середине 2000-х в городе уже действовали десятки команд, некоторые из них использовали в названии кириллицу — мы уже упоминали команду «Всё!», чуть позже появляются «Беда» и «Добро». Но петербургское граффити было далеко от экспериментов, выходящих за рамки работы со шрифтом.

Первым стрит-артистом Петербурга становится дизайнер по образованию, выступавший под ником агон_нога. В 2009 году на улицах города появились его бумажные плакаты с текстами — короткие изречения, написанные хлестким языком рекламного лозунга. «Ну вот нашел ты смысл жизни и чего», «Я левша я знаю где лево», «Да у тебя тоже была такая идея», «Boris u are borin`» (пунктуация и орфография автора сохранены) — надписи интриговали петербуржцев и стали первым социальным стрит-артом в городе, очень созвучным его менталитету и настроению.

Художник также активно вел блог на платформе LiveJournal, где выкладывал фотографии своих работ и писал тексты, похожие на дневниковые записи: «сегодня у меня рекорд: 1 флакон — 11 штук. ноге негде ступить. агню негде зажечь. хотя, лучше делать меньше, но чаще. а то почерк сбивается немного. не нравится буква Д/D, и Ш, Щ — отвратительные. с “кеглем” надо еще подумать. и нужно ли их подписывать в правом нижнем уголке “агон_нога”, порезал руку бумагой. три пореза подряд, опять сдается пленка. 36 кадров»^[10].

Проект «Это знак». 2022. Санкт-Петербург, Барная линия культурного пространства «Севкабель Порт». Источник: sevcableport.ru

Активный период деятельности агон_нога в Петербурге — 2009–2015 годы. Его тексты отличались одновременно ироничностью и склонностью к самоанализу. В них были нотки и легкой депрессии, и надежды на лучшее — в общем все, чем славится настоящее петербургское настроение. «Зима пришла зима ушла а лето это лето» — своего рода гимн Петербурга с его отвратительным межсезоньем, которое мы зовем емким словом «снегогрязь», и ожиданием трех райских месяцев в году, которые окупают период вечных страданий.

Во многом агон_нога опередил время, но не стал широко известен и не обрел большой популярности: в 2015 году он ушел в тень, так и не раскрыв свое инкогнито. Через шесть лет в Петербурге родился проект «Это знак»: здесь тексты не отличаются ни глубиной, ни поэтичностью и напоминают лозунги из надоевших всем книжек по саморазвитию. Автором блога «Это знак» стал петербуржец Арслан Ибрагимов, который завел одноименный аккаунт в Инстаграме (социальная сеть, запрещенная на территории Российской Федерации), где размещал переводы слоганов, взятых из одного американского аккаунта, и интегрируя надписи в городской ландшафт при помощи фотошопа. Свой «психотерапевтический проект» автор частично реализует на улице.

«В российском интернете множество стрит-арт-проектов с разными уличными знаками, но они про политический/оппозиционный смысл или про русскую тоску. Мне хотелось, наоборот, от этого всего абстрагироваться и сделать контент более обнадеживающим, более позитивным, поднимающим настроение»^[11], — с подкупающей честностью говорит Арслан Ибрагимов в одном из интервью, признаваясь в отсутствии желания философствовать, свойственном, например, работам петербуржцев агон_нога и Максима Има.

Симптоматично появление подобного стрит-арта в эпоху расцвета социальных медиа, сформировавших поколение людей, которые оказались в ловушке публичности и колоссального разрыва между так называемой «инстаграмной жизнью» и жизнью реальной. Уличное искусство агон_нога и проект «Это знак» разделяет всего лишь десятилетие, но это колоссальный поколенческий разрыв: агон_нога — представитель поколения миллениалов, а основная аудитория «Это знак» — зумеры, которые воспринимают текст и образ несколько иначе — стоит вспомнить про клиповое мышление. Время изменилось: уличное искусство становится «психотерапевтическим проектом», приходит не только с улицы в соцсети, но и наоборот, и постепенно мигрирует в сторону упрощения смысловых конструктов. В работах агон-нога был важен смысл, в текстах «Это знак» первостепенно настроение: они должны давать надежду на лучшее, а не погружать читающего в пучину самокопания.

Сейчас традицию петербургского социального стрит-арта успешно продолжают художники Максим Има, Миша Маркер, Вася Базелевс, арт-группа «Явь», Саша Браулов, Ира Ионина, Люба Лисицына.

Максим Има создает и куски, и текстовые работы: по словам самого художника, и то и другое он считает граффити. «Я делаю четкий акцент на том, что не воспринимаю это как искусство, — говорит он. — Я практически не коммерциализирую свои работы, и это не искусство, это об искусстве. Это как книга об искусстве, она не является искусством, она является обзором на искусство. Мои тексты — это тоже самое. Я никогда не называю то, что я делаю, стрит-артом. Тексты для меня — это просто часть уличной активности. Иногда они добавляются к граффити, иногда граффити добавляется к ним, если текст является основополагающим».

Первую текстовую работу^[12] Има создал в Петербурге в 2012 году — ироничная критика арт-сообщества и системы взаимосвязей внутри него. Все эти тексты на стенах обращены к одной аудитории — к культурной интеллигенции, которую Максим Има рассматривает как замкнутое комьюнити со своими правилами и героями, что, по сути, является правдой и позволяет художнику относить свои работы к граффити. Поэтому его творчество стоит особняком среди текстуальных практик российского стрит-арта, с которыми его объединяет виртуозная работа с текстом, ироничность и актуальность, но отличает отсутствие протестного или социального послания. Тексты Има создаются с совершенно несерьезным «лицом» и максимально далеки и от градозащитного пафоса нижегородцев и от акционизма уральцев.

«Мне нравится говорить только о том, что я понимаю. Мои тексты ироничны, потому что я, действительно, несерьезно отношусь к искусству, — объясняет художник. — Я до сих пор рад и очень удивлен, что могу себе позволить делать это и не ходить на работу. Я трижды был в Екатеринбурге, этот город мне интересен, но я не чувствую никакой связи с ним, и с Уралом тоже. Для меня “текстовое искусство Урала” слишком выверенное и продуманное. Я лентяй, мне не хватит собранности аккуратно писать текст по проектору».

Миша Маркер. Не бойся… 2022. Санкт-Петербург. Courtesy автор

При этом влияние Максима Има на российское художественное сообщество велико: это считывается в том числе в творчестве еще одного петербургского автора, Васи Базелевса, который перенял и рукописный шрифт, и псевдолегкомысленный тон, свойственный посланиям Има, но работает с различными медиумами (коллаж, плакат) и обращается к более широкому спектру тем. Интересна, например, его серия с архивными чертежами, из которых художник создает коллажи.

Плакаты еще одного автора из Петербурга — Миши Маркера — регулярно появляются на стендах для театральных афиш. Миша не имеет граффити-бэкграунда и как художник сложился после сознательного решения переехать в Петербург. «Переезд случился, потому что с первых шагов по перрону Московского вокзала я почувствовал, что я дома, — рассказывает он. —Тогда я приехал на три дня, с экскурсионной программой, переехал гораздо позже, но это ощущение до сих пор со мной».

Среди петербургских уличных художников Мишу Маркера выделяет обращение к актуальной повестке в работах. И агон_нога, и Максим Има, и Вася Базелевс сознательно абстрагируются от политики и политического активизма — Мишу же отличает последовательность в высказываниях и обращение к острым темам, что роднит его с уральской школой стрит-арта. Недаром важным для себя художником Маркер считает Тиму Радя.

Также Мишу Маркера выделяет нетипичный основной медиум его работ на улице — плакат. Хотя эксперименты и с формой и содержанием у художника были. «В 2014 году я сделал первую мини-выставку своих работ, — вспоминает он. — Они были нарисованы акрилом и оформлены по музейным канонам: золотая рама, таблички с названием, размерами, материалом, годом создания (художник разместил картины на заборе рядом со станцией метро «Сенная площадь» в Петербурге. — А.П.). Потом я продолжил рисовать картины от руки и вешать их в подходящих для этого местах на улице. Со временем мне надоело, что от них достаточно легко избавиться, просто сняв и выкинув, поэтому задумался о том, как продлить срок их жизни. На глаза попались афишные стенды, и я решил, что можно распечатывать свои картинки и клеить на них. Мне не хотелось осваивать технику рисования баллонами, я достаточно педантично отношусь к конечному результату, и он мне нужен быстро, плюс безопасность и скорость, с которой можно такие работы делать на улице. Думаю, это основные критерии выбора именно этой формы».

Люба Лисицына. Памятник Никому. 2019. Санкт-Петербург. Courtesy автор

Плакаты Миши Маркера минималистичны, текст всегда краток, выверен, художник совершенно игнорирует контекст места, что в целом свойственно петербургскому стрит-арту. Местные стрит-артисты не пытаются создавать сайт-специфичные работы и если обращаются к памяти места, то в масштабе всего города, который их вдохновляет и является холстом и соавтором одновременно. Плакаты Маркера, тексты и коллажи Има и Базелевса можно легко перемещать — их объединяет общее петербургское настроение какой-то мрачной ироничности. Это не позитивный психотерапевтический стрит-арт — задачи веселить и внушать надежду художники перед собой точно не ставят.

С контекстом города в Петербурге удачно работают уличные художницы. Например, в 2019 году Люба Лисицына сделала работу «Памятник Никому», написав на пустом постаменте на набережной Фонтанки «Никто I». Люба в целом много рефлексируют на тему упадка некогда роскошной архитектуры городского центра, последовательно создавая работы в подворотнях и на заборах, огораживающих разрушающиеся бывшие доходные дома и особняки.

Попытки привлечь внимание жителей города к ветшающему архитектурному ландшафту делает и художница Ира Ионина, вышивающая текстовые послания на строительной сетке, закрывающей осыпающиеся фасады. Первые работы на улице художница создала в 2022 году, после того как приняла участие в «Красненькой биеннале» и поняла, что должна работать с контекстом места. Среди петербургских уличных художников ее выделяет работа с текстом посредством вышивки, соединение текстуальности, свойственной современному искусству, и декоративно-прикладного искусства, подсознательно отсылающего зрителя к народному творчеству. «Текст для меня — медиум важный, но не единственный, — говорит она. — Мне важны, скорее, образы, которые ясно считываются людьми, проходящими мимо моих уличных работ. Поэтому часто за основу я беру пословицы и поговорки — это емкий, легко читающийся текст, часто уже находящийся на слуху. Вообще, мне кажется, заигрывание с понятными образами — это хорошая тактика при создании уличных работ. Например, я несколько раз делала на заброшенных домах шторы из фасадной сетки — присобирала ее тесьмой у окошка, украшала узорами. Однажды во время работы ко мне подошла бабушка, я думала, начнет ругаться, а она и говорит: “Какие красивые шторочки!” Считаю, это один из лучших отзывов на мою уличную работу».

Ира Ионина. Штора. Городская интервенция. 2024. Санкт-Петербург, улица Шаумяна, 1. Courtesy автор

Специфичность вышивки как медиума заключается в том, что изначально это абсолютно женская практика, и изучали ее в контексте орнаменталистики. Но сегодня вышивка становится одним из основных языков актуального искусства благодаря разнообразию техник и нарративов. У Иониной необычное сочетания текста как медиума и техники вышивки, несущей подсознательную смысловую нагрузку, имеет черты нового городского фольклора, о котором мы писали во вступлении.

«Петербург стал основой, то есть этот проект не появился бы вне этого города», — так Ионина рассказывает о серии вышивок на фасадной сетке. «Вдохновляя, город становится непосредственным соавтором, конечно же», — вторит ей другой художник из города на Неве, Саша Браулов, который также занимается вышивкой и размещает работы на улице. Если Ионина вышивает по строительной сетке, то Браулов размещает небольшие вышивки по ткани на водостоках, гранитных набережных и стенах города. Первая такая работа Саши появилась в Петербурге как стрит-арт в 2021 году. «В январе 2021 года я делал большую работу для одной квартиры в Доме Наркомфина: на длинное основание нашивались разные изображения, — вспоминает он. — Одна из таких нашивок — девочка с Дедом Морозом — не подошла по композиции. Я ее отложил и забыл, а примерно через полгода она попалась мне на глаза, и я подумал, что было бы хорошо, чтобы вышивка работала, а не лежала в столе. В то время мы с семьей переехали и поселились недалеко от Коломны — одного из самых чудесных районов Петербурга. Мне показалось, что было бы здорово оставить такую добрую работу на улице в таком прекрасном районе. Так все и началось».

Сейчас Саша Браулов активно действует на улице, характер его работ сильно отличается от того, что создает Ира Ионина. В центре творчества Браулова находится маленький человек в сложных обстоятельствах: это всегда небольшие фигурки, вышитые просто и схематично, и текстовое послание, созданное по всем канонам лозунга. «Будь сильным и добрым», «Хочу быть всегда влюбленным», «Не дари шипы», «Давай порвем эту паутину лжи» — милые и немного наивные фразы, которые заставляют прохожего улыбнуться и вызывают желание забрать арт-интервенцию домой.

При всей своей, казалось бы, избыточной мимишности работы Саши Браулова не кажутся ни мемами, ни цитатами из соцсетей. Именно сочетание доброты самого послания с домашней и уютной техникой, в которой они выполнены, делают микро-интервенции художника уличным искусством. Неудивительно, что среди коллег, работающих на улице, Саша выделяет для себя Пашу 183 и Zoom’а: их роднит умение создавать добрый стрит-арт, наивность которого отзывается в сердце даже самых черствых натур — например, арт-критиков.

Петербургское уличное искусство тесно связано с городом. Город — и холст, и соавтор. Это вдвойне интересно потому, что местные уличные авторы крайне редко создают сайт-специфичные работы; «Памятник Никому» — редкое исключение. Работы становятся частью города с его сложным нелюдимым характером и обязывающей архитектурой, а авторов объединяет склонность к саморефлексии, ирония, возведенная в абсолют, и некая ранимость, которую считываешь во всех этих бесконечных утверждениях и вопросах, отправленных одновременно в никуда и в вечность.

Жизнеутверждающий, яркий, цветистый московский стрит-арт отличается здоровым эгоизмом, верой художников в то, что они могут менять мир искусством, хотя бы немного, хотя бы на те несколько часов, что работа живет в стерильном пространстве Москвы. Петербургский стрит-арт совсем другой — трогательный и иногда саркастичный. Кажется, что здесь для художника его работа — это разговор сначала с самим собой, затем с городом, и только потом с прохожими.