Неофициальное искусство за пределами Москвы и Ленинграда. Часть 3

О неофициальной художественной жизни в Москве и Ленинграде по сей день слагают легенды. Мы можем реконструировать практически каждое знаковое событие 1960–1980-х, опираясь на воспоминания участников событий и многочисленные исследования. В регионах андеграунд не был столь артикулированным явлением. Отдельные художники редко объединялись в «‎школы» или группы и не мыслили себя как организованное подполье. Тем не менее почти во всех крупных городах были авторы, которые искали и создавали пространства художественной альтернативы. Третья часть нашего материала рассказывает о том, как зарождалось актуальное искусство в Уфе, Казани и Ростове-на-Дону. Материал публикуется в рамках совместного проекта, осуществляемого «Артгидом» и Благотворительным фондом Владимира Потанина и посвященного развитию культуры и культурных инициатив в регионах.

Василь Ханнанов. Композиция №126 (Из цикла «Рождение мифа (Великая степь)»). 1994. Холст, масло. Источник: art16.ru

Уфа

Культурные процессы в Башкортостане в XX веке тесно связаны со становлением советской модерности и порожденными ею разрывами. С одной стороны, традиционная культура не успевала так быстро адаптироваться к новой «спущенной сверху» версии современности, с другой — еще в 1920–1930-е годы появились первые произведения, перекодирующие фольклорный материал на советский лад. В 1960–1980-е годы, по мере ослабления цензуры и расширения пространства творческих поисков, эти проблемы вновь обострились. При этом, как отмечает историк Азамат Буранчин, «в отличие от “большой” советской культуры, башкирская, в тот период, не имела такой сложной оппозиции, как деление на “официальную” и “неформальную” (андеграунд) части». По этой причине ученый выступает против наделения неформальных художников и поэтов статусом «фрондирующих диссидентов». Большая часть из них в советский период хоть и была неудобна для властей, но не мыслила себя вне системы.

К таким авторам относится, например, Михаил Назаров — пожалуй, самый известный башкирский художник, заложивший основы уфимского андеграунда. Начиная с 1960-х годов он довольно активно выставлялся, преподавал в Уфимском государственном институте искусств и выполнял госзаказы на мозаичные панно, которые можно назвать одним из способов легитимации художника в «официальном» культурном поле. Однако его живописные произведения были совсем иного толка и часто вызывали раздражение власть имущих. Эти работы наследовали историческому авангарду — в особенности примитивистским исканиям Михаила Ларионова и Натальи Гончаровой. Назаров живописал деревенские базары и трактиры, затрагивал евангельские темы, обращался к иконописной традиции, экспериментировал с грубоватой упрощенной формой, свойственной лубку, и цветовым содержанием картины. Также художник был одним из организаторов созданной в 1989 году группы «Сары бия» («Желтая кобыла»), которая шла по пути обновления художественного языка, соединяя западноевропейские направления в искусстве с элементами традиционной культуры.

Через год после этого в Уфе возникло еще одно неоавангардное объединение — группа «Чингисхан», созданная по инициативе Наиля Латфуллина. В нее вошли Василь Ханнанов, Расих Ахметвалиев, Наиль Байбурин, Ринат Харисов, Мидат Мухаметов и Рафаэль Муратшин. Это были художники разных поколений и темпераментов, которые экспериментировали со многими стилями — от экспрессионизма до примитивизма, — обогащая свои произведения образами, свойственными башкирской культуре и мусульманскому миру в целом. Латфуллин стал первым живописцем республики, замеченным западными галеристами, и одним из лидеров местной художественной сцены. В 1990 году состоялась первая выставка «чингизидов» в петербургском ДК Газа — так группа смогла громко заявить о себе в масштабе страны. Через два года, со смертью Наиля Латфуллина, лидером объединения стал Василь Ханнанов — еще один художник, в творчестве которого наследие авангарда оказалось сопряжено с образами и символами мусульманской культуры. Опыт этих художников способствовал формированию новой культурной парадигмы в городе и освоению языков современного искусства, а также задал вектор следующим поколениям авторов.

Казань

В Казани была очень сильна локальная традиция. В начале ХХ века тон в искусстве задавал Николай Фешин, ученик Ильи Репина и ведущий преподаватель Казанской художественной школы, чье влияние не ослабевало вплоть до эмиграции художника в США в 1920-е годы. В предреволюционные годы сюда приезжали Василий Каменский, Владимир Маяковский и Давид Бурлюк, еще один выпускник местной художественной школы, которая в 1918 году была преобразована в АРХУМАС — свободные мастерские, созданные по лекалам московского ВХУТЕМАСа. Мастерские стали средоточием новаторских художественных исканий в Казани. На базе АРХУМАСа создавались первые в городе авангардистские объединения (союз «Подсолнечник», коллектив художников-графиков «Всадник», движение ТатЛЕФ) и зарождались такие уникальные художественные явления, как татарская конструктивистская книга.

В последующие годы свободные мастерские не раз сменили название и идеологический окрас, в итоге превратившись в Казанское художественное училище. В 1950–1960-е годы оно все еще объединяло немало преподавателей, которые прошли школу АРХУМАСа и сохранили ее традиции. Не менее важную роль играли педагоги, приехавшие в город недавно. Искусствовед и главный научный сотрудник Государственного музея изобразительных искусства Республики Татарстан Дина Ахметова связывает первые «ростки неофициального изобразительного искусства в Казани» с именем Виктора Подгурского — художника и педагога, знатока японского и китайского искусства, который оказал значительное влияние на многих казанских нонконформистов. Прежде чем приехать в Казань, он почти тридцать лет прожил в Китае. «Подгурский привез в Казань из Шанхая дефицитнейшую по тем временам библиотеку по искусству, в которой можно было найти альбомы по импрессионизму, увидеть работы Гогена и Ван Гога», — пишет Ахметова.

О роли педагога много говорил и его самый известный ученик — Игорь Вулох. Как художника его в равной степени сформировали годы учебы в Казани и переезд в Москву — знакомство со знатоком русского авангарда Николаем Харджиевым и поэтом Алексеем Крученых, встреча с Георгием Костаки, который стал одним из первых его коллекционеров, дружба с поэтом Геннадием Айги. В 1957 году Вулох показал свой пейзаж «Зима», особо отмеченный скульптором Сергеем Конёнковым и художником Константином Юоном, на Всесоюзной художественной выставке в «Манеже». Вскоре после этого он поступил на художественный факультет ВГИКа и окончательно осел в столице.

Иным путем пошел его сокурсник Алексей Аникеенок. Как пишет коллекционер и искусствовед Ильдар Галеев, после отъезда Вулоха «фактически он принял на себя бремя лидерства казанского нонконформизма. Собственно, он и был этот самый нонконформизм в одном единственном лице». За пределами Казани его художественная жизнь складывалась удачно. В 1965 году Аникеенок познакомился с физиком Петром Капицей, который организовал его персональную выставку в Москве. Это событие повлекло за собой новые проекты — выставки в Курчатовском институте в Дубне, в новосибирском Академгородке, в редакции журнала «Смена». Однако добиться признания в родном городе ему так и не удалось. Открывшуюся в 1963 году персональную выставку закрыли досрочно по цензурным соображениям и разгромили в прессе. Много лет Аникеенока не принимали в Союз художников. Несмотря на внимание к нему со стороны столичного художественного и научного сообществ, в Казани его лишили мастерской. В поисках лучшей доли художник в 1969 году переехал в Псков, где сегодня и находится наиболее полное собрание его произведений.

Ростов-на-Дону

Ростовский андеграунд долгое время не находил своего исследователя, а потому был практически не изучен. Лишь в конце нулевых на платформе «Живого журнала» появилось сообщество «Неизвестный Ростов», которое вела и модерировала филолог и переводчик Анна Бражкина. Из собранных там фрагментов воспоминаний, фотографий и статей сложился уникальный архив, по крупицам восстанавливающий историю неформальных культурных опытов 1980–1990-х годов. Он включил в себя биографии поэтов, художников и музыкантов, которые создавали пространства культурной альтернативы в городе, самиздатовские книги и журналы, историю литературных студий, рок-клубов и других ростовских мест силы. Стоит отметить и фестиваль современного искусства «Ростов-на-Дону — 2012» (кураторы Сергей Сапожников и Светлана Крузе) и выпущенную по его следам одноименную книгу о неофициальном искусстве в Ростове, а также выставку «Отцы и дети», прошедшую в Музее PERMM в 2014 году под кураторством Лейли Аслановой. На выставке был представлен срез ростовской художественной сцены начиная с 1960-х годов.

Говоря о художественной жизни Ростова, Анна Бражкина отмечает, что «тут был и самиздат, и подпольные семинары, и регулярная деятельность художественных, музыкальных и литературных групп, даже проводилось несколько крупных “неофициальных” фестивалей. Но время существования подобных институций чаще всего не превышало двух-пяти лет. Их деятельность прерывалась нередко из-за гибели “культурных героев”, их бездомной голодной жизни, подверженности депрессиям, психозам и алкоголизму, из-за посадок в тюрьмы, но чаще — из-за отъезда этих буйных людей в Москву, Питер или в эмиграцию». Она выделяет две локации, которые стали средоточием неформальной культурной жизни на долгие годы, — квартира поэта и переводчика Леонида Григорьяна и античный музей-заповедник «Танаис».

Вокруг Григорьяна существовало неформальное сообщество, куда входили искусствовед Марк Копшицер, писатель Виталий Семин, литературный критик Сергей Чупринин, многие поэты «Заозерной школы» — андеграундного литературного объединения, оформившегося в начале восьмидесятых годов. Григорьян был связующим звеном между ростовской литературной сценой и столичной: состоял в переписке с Арсением Тарковским, встречался с Надеждой Мандельштам, был знаком с Борисом Слуцким, Евгением Евтушенко и Юнной Мориц, переводил произведения Альбера Камю и Жан-Поля Сартра, охотно делился редкими самиздатовскими книгами из своей библиотеки… Словом, был живой легендой. История же «Танаиса» тесно связана с именем Валерия Чеснока, ученого-историка, который возглавлял музей-заповедник в течение тридцати лет — с 1972 по 2002 год. Он объединил поэтов «Заозерной школы» — Геннадия Жукова, Виталия Калашникова, Игоря Бондаревского, Владимира Ершова — и превратил «Танаис» в своего рода творческому коммуну.

В 1988 году было создано самое известное объединение «другого» Ростова — товарищество «Искусство или смерть», объединившее Александра Сигутина, Авдея Тер-Оганьяна, Юрия Шабельникова, Валерия Кошлякова. Сейчас это звезды международной художественной сцены, а в тот период они слыли хулиганами и экспериментаторами, стоявшими в авангарде неформального движения. В интервью «Артгиду» Шабельников говорил, что «Ростов в то время был провинцией, причем глубокой»: «Слой андеграунда был довольно тонким. Мы развивали себя сами, находили книги, журналы. Осваивали актуальные направления искусства, когда этого делать было еще нельзя». Летом 1991 года участники группы перебрались в Москву, органично влившись в постперестроечное художественное движение. И хотя порожденные ими новые формы художественной жизни толком не были институализированы в Ростове-на-Дону, именно эти эпизоды деятельности художников позволяют говорить о ростовском андеграунде как о сложившемся явлении.