Свободные мастерские в Казани
Для многих людей искусства 2020 год проходит под знаком ВХУТЕМАСа — новаторской школы, «нашего Баухауса», творческой лаборатории, с которой началась, пожалуй, самая масштабная в истории нашей страны реформа художественного образования. На протяжении всего года появляются издания, публикации и выставочные проекты, посвященнные преобразующей силе педагогических идей, родившихся в стенах этого учебного заведения. «Артгид» хотел бы напомнить о явлении не менее заметном — Казанских архитектурно-художественных мастерских (АРХУМАС), где разработанная в Москве методология соединилась с особенностями местной художественной школы.
Константин Чеботарёв. Красная Армия. 1917. Картон, масло. Фрагмент. Национальная художественная галерея «Хазинэ», филиал Государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан, Казань
Высшие художественно-технические мастерские в Москве просуществовали всего лишь десять лет — с 1920 по 1930 год, но остались в истории как один из самых масштабных образовательных экспериментов. Из стен этого учреждения вышли дизайнеры, архитекторы, керамисты, текстильщики и другие художники, готовые пересоздавать искусство на основаниях, не имеющих ничего общего с традициями прошлого. И еще до расформирования мастерских идеи новой художественной педагогики были подхвачены далеко не только столичными образовательными учреждениями. Но в исследовательской литературе этому явлению уделяется досадно мало внимания. До сих пор самым крупным проектом, посвященным казанской школе эпохи авангарда, остается выставка «АРХУМАС. Казанский авангард 20-х», состоявшаяся в московской галерее «Арт-Диваж» в 2005 году. Между тем в Казани тоже шел процесс интенсивных творческих поисков и формировался новый подход к эстетике быта, городской среде и производственному искусству.
Как и ВХУТЕМАС, казанский АРХУМАС появился на свет и оформился в период, когда между авангардом и революцией еще можно было поставить знак равенства. Школы такого типа во многом стали ответом на вызовы времени, а время в лице наркома просвещения Анатолия Луначарского призывало художников «способствовать пересозданию материального быта»: «Промышленность может дать лишь то, что произведено художником… Это значит, что художник должен взвесить на весах своего вкуса и создать такие образцы одежды, обстановки и жилища, которые были бы приемлемы для пролетариата, которые отвечали бы его умонастроению, отличались бы в то же время дешевизной материалов и могли, благодаря своей несложности, быть производимы в массовом масштабе». Производственное искусство в этот период только начало постепенно оформляться как самостоятельное направление, а потому перед педагогами стояла поистине нетривиальная задача — научить тому, чего еще нет.
Казань в этом смысле не являлась исключением из правил. Художники здесь наравне со столичными мастерами были вовлечены в процесс поиска и создания новой визуальной культуры. Искусствовед Ольга Улемнова в своей научной работе, посвященной искусству Татарстана 1920–1930-х годов[1], отмечает, что первые агитационные плакаты в Казани появились во время Февральской революции. В частности, над их созданием трудился Константин Чеботарёв, впоследствии ставший одним из лидеров казанского авангарда и стоявший у истоков Высших свободных художественно-технических мастерских. Позже художники, прошедшие АРХУМАС, будут создавать плакаты, листовки и декорации для советских праздников, эскизы для театров, обложки журналов и многие другие агитационно-массовые произведения.
Интерес к новейшим течениям в искусстве в Казани зародился еще раньше — в предреволюционный период. В это время авангардное движение постепенно набирало обороты и выходило за свои пределы. Наиболее заметная экспансия прогрессивных настроений была связана с гастролями футуристов. Так, в 1914 году в Казани побывали Василий Каменский, Владимир Маяковский и Давид Бурлюк, в прошлом ученик местной художественной школы, который называл город «люлькой своего искусства». Выступление трех поэтов прошло в зале Дворянского собрания и было встречено на ура. С трудом поместившиеся в здании зрители ликовали так яростно, что, по сообщениям местной прессы, стражам порядка пришлось шесть раз прерывать выступление. Сопутствовал успех и гастролям кубофутуристов во главе с Игорем Северяниным. Правда, до поры интерес к новаторскому искусству в городе все же появлялся от случая к случаю, не перерастая в последовательную художественную программу.
Образовательная программа АРХУМАСа строилась на сопряжении теории и практической работы: в Казани не хватало художников, которые могли бы быть задействованы в производстве. Теория же преподавалась в тесной связи с естественными и общественно-экономическими науками. При этом студенты постоянно занимались оформлением улиц и площадей, создавали декорации для праздников, проектировали одежду и мебель, работали в театре. Известно, что программа, разработанная ректором АРХУМАСа Федором Гавриловым, была одобрена московским ВХУТЕМАСом. Гаврилов считал, что все обучение в рамках курсов искусства и техники должно быть практически связано с жизнью. Однако установка на практику спровоцировала немало споров среди преподавательского состава: художники академического толка не разделяли восторгов, связанных с поиском новых форм искусства и следованием за производственными нуждами. Их влияние ощущалось довольно сильно на протяжении всей истории АРХУМАСа.
В отличие от московских мастерских, АРХУМАС в целом был меньше связан с авангардным направлением. Долгое время в городе сохраняла позиции более консервативная художественная традиция — в АРХУМАСе даже преподавались основы академического искусства: все-таки начиная с 1895 года центром художественной жизни была Казанская художественная школа — подведомственное учреждение Академии художеств. Школа, по словам ее первого директора Николая Бельковича, должна была стать «основным просветительским центром всего Востока России, откуда надлежало бы поступательно нести художественные знания в народ». Окончил ее и Николай Фешин, чье влияние на местную художественную ситуацию не ослабевало вплоть до отъезда художника в Америку в 1920-е годы. Отучившись в Академии художеств в Петербурге, Фешин вернулся в Казань в 1909 году и вскоре стал ведущим педагогом Казанской художественной школы. Он обучал студентов живописи и рисунку, организовывал выставки и занимался реформированием учебного процесса. После образования АРХУМАСа в 1918 году художник оказался в числе мастеров старшего поколения, и во многом именно он взял на себя ответственность за реорганизацию учреждения в переходный период.
В то же время на базе АРХУМАСа действовали первые в Казани авангардные объединения, созданные по образу и подобию «Бубнового валета» и «Левого фронта искусств». Среди них наиболее громко заявил о себе в 1918 году союз «Подсолнечник», который объединил стремления сразу нескольких архумасовцев — Константина Чеботарёва, Александры Платуновой, Дмитрия Мощевитина и Федора Гаврилова. Все они, как пишет Ольга Улемнова, «оказались в дальнейшем активными борцами за дело создания Казанских архитектурно-художественных мастерских. И многое, что проводилось потом в АРХУМАСе, имело начало в том, что обсуждалось и намечалось в “Подсолнечнике”»[2]. Не менее важным явлением был коллектив художников-графиков «Всадник». Он возник на базе графического факультета, который возглавлял Николай Шикалов. Искусствовед и издатель Ильдар Галеев писал: «После Ленинграда и Москвы, Казань в 1920-х годах единодушно признавалась “Третьим Римом”, по-настоящему “графическим городом”»[3].
Производственное направление особенно активно развивалось в связи с деятельностью Чеботарёва, однако его правление продлилось недолго. В 1926 году руководство перешло в руки художников-реалистов, старательно противопоставлявших себя представителям левых радикальных течений. С этого момента история АРХУМАСа, по сути, закончилась, хотя некоторые студенты продолжали работать по заветам, оставленным ушедшими из мастерских педагогами. Сам же АРХУМАС вскоре был переименован в Казанский художественно-педагогический техникум и растерял часть своих факультетов.
