«Самый искренний культурный обмен»: арт-резиденции в поиске
Как в сегодняшних условиях выстраиваются взаимоотношения художников и арт-резиденций. Материал подготовлен в рамках совместного проекта, осуществляемого «Артгидом» и Благотворительным фондом Владимира Потанина и посвященного развитию культуры и культурных инициатив в регионах.
Светлана Шуваева. Из проекта Made in Jinxi, Made with Sun: путевые заметки. 2019. Фотопроект по итогам резиденции в Points Center for Contemporary Art (Китай) в рамках исследовательской обменной программы «Контактные зоны: Дальний Восток», организованной Центром современного искусства «Заря» совместно с партнерскими азиатскими институциями. Courtesy автор и ЦСИ «Заря»
Кажется, что во время максимальной самоизоляции сложно говорить о резиденциях — формате, предполагающем нахождение художников в новых для них пространствах. Однако у резиденций есть функция, не требующая безукоснительного присутствия. Это создание сетей поддержки, взаимная забота и обмен информацией и навыками. Это механизмы создания совместностей и коллективности, которые не так давно стали приживаться в российской среде и совсем недавно осмысляться.
В ноябре 2019 года в Екатеринбурге прошел первый форум Ассоциации арт-резиденций России, а журнал «Искусство» посвятил две части своего третьего номера за 2019 год отношениям художников, резиденций и глобального художественного рынка. Предлагаемый материал продолжает эту работу: мы описываем некоторые проблемы бытования резиденций в России, очевидные, на взгляд наших собеседников.
Стремление создать исчерпывающее описание резиденций подобно желанию составить облачный атлас. Поэтому из соображений краткости оттолкнемся от допущения, что ключевое в резиденции — создание сети отношений и предоставление художнику доступа к ресурсам (информационным, материальным, финансовым). На этом остановимся; желающих познакомиться с типологией резиденций направлю к материалу «Арт-резиденции: инструкция по применению» Анны Евтюгиной, в котором она картирует и упорядочивает их вариации.
Итак, резиденция принимает художника и, как правило, просит представить какой-то итог посещения (отчет, выставка, лекция, семинар или что-то еще). Нюансы проявляются внутри цепочки отношений, делающей возможной сам факт посещения. В настоящий момент европейские ассоциации резиденций готовы идти на штурм и захватывать новые эпистемические территории, обозначая резиденцию как «пространство обучения», а не место производства новой художественной работы. Многие русские резиденции же до сих пор существуют, кажется, в запаздывающей логике «экономики дара»[1].
Взглянем на базовое звено цепи — отношение между художником и институцией, представляющей резиденцию. Согласно комментарию Адель Ким, с 2016 по 2018 год работавшей менеджером в арт-резиденции ЦСИ «Заря» во Владивостоке, в идеальном сценарии резиденция может «способствовать естественной коммуникации художников с местом, друг с другом, с самими собой, наконец». Как этому контакту осуществиться в российском контексте? Чтобы коммуникация состоялась, кто-то должен задать условия. Художественный рынок и государственные деятели сферы культуры пока не создали единой рамки, эти условия предлагающей.
Анна Злотко, куратор и создательница резиденции «Марьин дом» при Доме-музее сказительницы Марии Кривополеновой в деревне Чаколе Пинежского района Архангельской области замечает, что создавала проект «полтора года назад. Информации мало, законодательной и правовой базы нет, терминологии нет: каждый транслирует идею по-своему, и наша трансляция на тот момент — создание пространства на территории музея, куда могут приезжать художники, творческие люди, — те, кто готов погрузиться, придумать что-то новое или взаимодействовать с местным населением». Злотко ситуативно вырабатывала понимание того, что такое художественная резиденция, и предполагает, что пока эта сфера не готова к государственной рамке: «Хорошо, что сам формат резиденции не закреплен законодательно, потому что обоснование потребует погружения, а бюрократ, к сожалению, сделает рамки, удушающие и для музеев, и для резиденций, и для художников». Ей вторит Иван Шатравин, соорганизатор «Студии 4.413» (Санкт-Петербург), говоря, что в их случае «правила формируются вместе с социальной скульптурой резиденции».
Когда нет демиурга, учреждающего мир резиденций, и нет бюрократической «железной клетки»[2], ограничивающей и предзадающей возможные маневры, отношения между художником и институцией приходится выстраивать ситуативно и меняться опытом с коллегами в режиме неформальной беседы без кивков в сторону строгих гайдлайнов.
У этого есть оборотная сторона, а так как эпистемическое пространство резиденций многомерно, то и этих сторон на самом деле много. Художник может оказаться в ситуации, обязывающей его/ее предоставить в дар работу, созданную во время пребывания в резиденции. Абсурдность этой ситуации комментирует Анна Злотко: «Какая-то утопичная идея: художники приезжают и работают за кров и еду, а экспонаты остаются резиденции.
Я считаю, это не очень правильно».
Однако это приглашение к отчуждению опирается на вполне объяснимую логику, к которой обращается Адель Ким: «К сожалению, в наших условиях пожертвование работ является чуть ли не главной причиной, по которой открытие частных резиденций вообще становится возможным. Видимо, другие инструменты мотивации инвесторов — репутационные или имиджевые — еще не выработались. Но это проблема всей системы частной поддержки искусства, а не только резиденций».
Другой извод недостаточно ясных отношений между художником и институцией — отсутствие конкретного плана пребывания в резиденции. Можно сдержанно относиться к эскападам Дриса ван Нотена, планирующего каждую секунду своего отпуска в Google Calendar и по минутам рассчитывающего перемещение между достопримечательностями, но его вдумчивость могла бы пригодиться и проектировщикам резиденций. Категория «опыта», переживаемого во время нахождения в резиденции, осознается не всеми устроителями. Возможны ситуации, в которых художник прибывает в резиденцию и остается без проводника, руководства по пребыванию и, как следствие, без понимания, как структурировать собственное время. В целом этот опыт заброшенности в пустое, гомогенное «пространство-время» переживают сейчас множество россиян, вытолкнутых из офиса на домашнюю работу. Эта непроясненность кого угодно озадачит. Об этом говорит Адель Ким: «Но я также наблюдала, как художник чувствует себя дезориентированным и испытывает дискомфорт, если спланированной активности резидентская программа не подразумевает, а регулярная рабочая коммуникация с представителями институции отсутствует. Резиденции нужен сотрудник, занимающийся программой и ее участниками — причем не в свободное от прочих занятий время, а на постоянной основе».
Перевернем ситуацию еще раз и посмотрим на третью невидимую сторону: подписание договора. Художник часто оказывается незащищенным, потому что не вполне понятно, что он будет делать во время пребывания резиденции, чего ждет от него принимающая сторона и в каких условиях они взаимодействуют. Все эти нечетко очерченные вопросы и вызывают к жизни идею дара.
Мне кажется, что сложности, связанные с прописыванием четких условий сторон, могут обуславливаться и тем, что представление о художественной карьере и кодификации отношений на российском рынке и в российской системе образования только-только завоевывает позиции и вшито как базовая настройка только у нынешнего поколения студентов профильных программ[3]. Но проблема не только в этом звене цепочки, но и в недостаточно четких обозначенных границах рынка вообще: например, если в крупных институциях куратор и менеджер проекта — это, без сомнения, две разные функции, то в самоуправляемых низовых институциях чаще встречается их «неразличение»[4].
Сложно поверить в радикальную перестройку существующей системы художественных резиденций — особенно на короткой дистанции, особенно в условиях закрытых границ и провозглашенной борьбы с коронавирусом. Возможно, хорошо себя чувствовать будут резиденции, в которых одинокий художник ведает бытом сам и проводит до трех месяцев в одной точке, терпеливо ожидая, когда вертолет заберет его на большую землю. Возможно, к #staythefuckhome-барам, приглашающим выпивать в Zoom, присоединятся и онлайн-резиденции. Возможно, второе рождение переживут проекты вроде BMW Tate Live, приглашающие перформеров создавать стримы.
Дематериализация учреждений культуры и поддерживающих их рамок, опустевшие здания музеев, университетов и школ переносят точки и узлы солидаризации из физической среды в цифровое пространство. Вероятнее всего, это временный шаг и, возможно, случится и триумфальное воскрешение «национальных государств» (nation-state), которым не так важны будут межкультурный обмен и резиденции как один из его инструментов. Тем не менее я полагаю, что нынешняя приостановка мобильности принуждает к перепридумыванию, детализации и уточнению существующих сетей взаимоотношений, к которым по необходимости относятся и художественные резиденции. По крайней мере, об этом говорит Адель Ким: «Это звучит идеалистически, но мне бы хотелось, чтобы резиденции работали не ради выхлопа, выгод, материального или интеллектуального продукта, а во благо художникам. <...> Замечательно, если у художника есть время и пространство, отведенные для работы, и есть те же ресурсы для неформального общения, когда рождается самое интересное. В условиях совместного пребывания на одной территории на неофициальном уровне осуществляется самый искренний международный культурный обмен, о котором мы часто мечтаем». Будет ли у российского рынка и российской системы резиденций возможность воплотить этот обмен? Вопрос открытый — главное, не отвлечься от него под давлением повестки.
Примечания
- ^ Отсылаем к фрагменту лекции Бурдье: «Дар <...> является местом, в котором более всего заметна алхимия символического, то есть социальная работа». См.: Пьер Бурдье. Экономическая антропология. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2019 / Лекция 8 апреля 1993 года. С. 55.
- ^ Концепт Макса Вебера. Цитируется по: Дмитрий Куракин. Символические классификации и «Железная клетка»: две перспективы теоретической социологии // Социологическое обозрение. Том 4. № 1. 2005.
- ^ О художниках, в России чаще существующих в логике призвания, нежели в логике осознанного карьерного выбора, см. комментарий Анны Евтюгиной в материале «Арт-резиденции: инструкция по применению».
- ^ Подробнее см. статью Маргариты Кулевой «Надеть на себя ошейник с электрическим током».
