Борис Гройс. Частные случаи
Издательство «Ад Маргинем Пресс» совместно с Музеем современного искусства «Гараж» выпустило книгу Бориса Гройса — одного из самых популярных теоретиков искусства в России и мире. Она вобрала в себя эссе о значимых произведениях искусства и их авторах. В них Гройс касается ключевых вопросов, связанных с развитием современного искусства, — проблемы оригинальности и вторичности, ценности произведений искусства, языка власти. С любезного разрешения издателя публикуем эссе «Душа = Дизайн: золотое человечество Павла Альтхамера».
Павел Альтхамер. Common Task. Проект реализуется с 2008 года. Courtesy Fundacja Galerii Foksal и Open Art Projects
Упадок Римской империи сопровождался возникновением синкретических религиозных учений, в которых совместились философия неоплатоников, иудейский и христианский гностицизм, восточные духовные учения и языческие ритуалы. Перед окончательным падением римской цивилизации противоречия между разными религиозно-философскими школами стали значить меньше, чем сходства между ними — сходства, определявшиеся их общим культурным, социальным и политическим контекстом (который находился уже на грани исчезновения). Эта историческая эпоха вспомнилась мне, когда я смотрел документацию проекта Павла Альтхамера «Common Task» (2009). В этом проекте волшебным, совершенно постмодернистским способом создается синкретическое смешение социалистической и капиталистической утопий и открывается глубинное сходство между этими двумя главными и на первый взгляд противоречащими друг другу утопиями XIX–XX веков. Открывается возможность плавного перехода от социалистической утопии к капиталистической — так, чтобы не утратить их общую утопическую основу. Этот переход, конечно, отсылает к переходу Польши от социалистической реальности к капиталистической. Но изменить реальность гораздо проще, чем изменить мечту. «Common Task» пытается осветить путь для этого гораздо более тяжелого перехода, и с этой целью он прокладывает мост между социалистической и капиталистической утопической мечтой.
Социалистический компонент проекта более-менее очевиден. Группа людей — в основном это соседи Альтхамера из Бродно (небогатого варшавского района) — одетые в одинаковые золотистые комбинезоны, похожие на скафандры космонавтов, путешествуют по разным точкам Земли (сначала Брюссель, потом Бразилия, Мюнхен и Мали) и там гуляют, осматривают достопримечательности, попутно удивляя местных жителей[1]. Группа очевидно представляет собой «золотое человечество», прибывшее из постсоциалистической Польши на капиталистический Запад, чтобы провозгласить равенство всех своих членов[2]. В то же время коммунистическое человечество представлено здесь в виде туристской группы, которой любопытны чудеса и Запада, и незападных культур. Даже если «золотая группа» одета в рабочую одежду, никто из ее членов не работает. Все они наслаждаются свободным временем.
Быть туристом в современном мире значит иметь деньги. Если денег нет, нужно работать там, куда ты приезжаешь, — чем и занимается большинство польских эмигрантов на Западе. Но у представителей «золотого человечества» денег нет, наоборот, они сами и есть деньги. Ведь в нашей культуре золото ассоциируется с деньгами и богатством. Человечество здесь становится валютой, а отдельный человек — денежной единицей. Члены «золотой группы» Альтхамера — живая валюта, пусть даже не совсем в том смысле, в каком это понятие употреблял Пьер Клоссовски: они ведь не обладают никакой потребительской стоимостью[3]. Именно в этой точке коммунистическая мечта соскальзывает в мечту капиталистическую. Коммунистическую мечту Казимир Малевич изображал белым цветом, может быть, и черным, но никак не золотым. Все прочие утопические проекты вдохновленного коммунизмом художественного авангарда исключали из употребления «золотой» цвет, который отсылал не столько к коммунистическому будущему, сколько к золотому веку прошлого. Не просто иметь деньги, но самому стать деньгами — это и есть настоящая утопия капитализма.
На первый взгляд «золотое человечество» выглядит так, словно оно есть воплощенная визуализация и в то же время радикализация центрального понятия неолиберализма — человеческого капитала. Мишель Фуко в своих лекциях «Рождение биополитики» подробно проанализировал утопическое измерение неолиберальных теорий человеческого капитала[4]. Люди уже не рассматриваются просто как рабочая сила, выставляемая на продажу на капиталистическом рынке. Напротив, человек становится обладателем неотчуждаемого набора качеств, способностей и умений — отчасти наследственных и врожденных, а отчасти приобретенных благодаря образованию и заботе (в первую очередь родительской). Иными словами, изначальную инвестицию осуществляет сама природа. В слове «талант» достаточно хорошо выражается эта взаимосвязь между природой и инвестицией: талант как дар природы и в то же время как определенная денежная единица. Утопическое измерение неолиберального понятия человеческого капитала становится здесь яснее, поскольку участие в экономике утрачивает характер отчужденного и отчуждающего труда. Человек становится ценностью сам по себе. И что еще важнее, понятие человеческого капитала, как его описывает Фуко, стирает противоречие между потребителем и производителем — противоречие, способное разорвать человека в условиях капитализма, когда человек является одновременно и потребителем, и производителем. Фуко заявляет, что в отношении человеческого капитала потребитель становится производителем: потребитель производит свое собственное удовлетворение, тем самым наращивая свой человеческий капитал[5]. В этом смысле и вправду можно работать туристом, ведь эта работа увеличивает твой собственный человеческий капитал.
Такая неолиберальная утопия кажется совершенной — но в ней есть один фундаментальный недостаток. Неолиберальное понятие человеческого капитала может использоваться — и де-факто используется — как способ легитимировать экономическое, социальное и политическое неравенство как нечто предзаданное природой. Распределение природной одаренности среди человеческих тел, конечно, неравномерно, и общество, построенное на понятии человеческого капитала, соответственно, будет обществом неравенства. Однако наше понимание утопии непосредственно связано с идеалом всеобщего равенства. И «золотое человечество», как его представляет в своем проекте Альтхамер, очевидно, представляет собой общество, в котором все люди имеют одинаковую ценность — как банкноты одинаковой стоимости. Так можно ли сказать, что у идеала всеобщего равенства в том виде, как его в своем проекте демонстрирует Альтхамер, — коммунистические корни? Навряд ли.
По сути, неолиберальное понятие человеческого капитала не особенно отличается от стандартного понимания человека в условиях коммунистического общества. Коммунистическое общество в социалистической традиции определяется принципом «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Очевидно, что в основе такого определения коммунизма лежит понятие человеческого капитала: ведь и производство, и потребление регулируются природными качествами, которые и составляют уникальную человеческую личность. То есть можно говорить о том, что неравноправие, характерное для социалистических стран, не обязательно исчезнет, когда они достигнут стадии коммунизма: различие природной одаренности людей и тогда будет и требовать, и диктовать различные способы участия в общественном труде.
Йозеф Бойс в начале 1970-х также вдохновлялся идеей человеческого капитала и пытался на этой общей почве воссоединить капиталистическую и социалистическую утопии. В своих знаменитых ашбергерских лекциях, опубликованных под заголовком «Искусство = Капитал» («Kunst = Kapital»)[6], Бойс заявляет, что любую экономическую деятельность следует понимать как деятельность творческую, а следовательно, каждого человека следует считать художником. В таком случае расширенное понятие искусства (erweiterter Kunstbegriff) должно совпадать с расширенным понятием экономики (erweiterter Ökonomiebegriff). Бойс стремится преодолеть неравенство, которое для него заключается в различии между творческим, художественным — и нетворческим, отчужденным трудом. Когда Бойс говорит, что каждый человек — художник, он пытается мобилизовать те аспекты человеческого капитала, которые остаются невостребованными, поскольку не работают в стандартных рыночных условиях, и тем самым прийти к всеобщему равенству. Бойс подчеркивает, что уже Дюшан видел и утверждал равноценность обычного труда и искусства, но не смог сделать из этого открытия необходимые выводы[7].
Однако в ходе дискуссий, происходивших после лекций, оказалось, что попытка Бойса преодолеть социальное и экономическое неравенство, упразднив разницу между художественной и нехудожественной деятельностью, недостаточно эффективна. Причина проста: по Бойсу, всякий человек является творцом, поскольку природа наделила каждого и каждую изначальным человеческим капиталом — способностью творить. Значит, творчество остается зависимым от природы, и мы возвращаемся к неравному распределению природного дара. Кроме того, человек имеет возможность реализовать свои творческие способности, но природа также одаряет нас неравномерно способностью к реализации наших способностей[8]. К концу этих долгих обсуждений Бойс признаётся, что не знает, что делать с человеческой ленью и нежеланием творить. Иными словами, одно лишь понятие человеческого капитала — как капиталистическое, так и социалистическое — не дает нам возможности установить всеобщее равенство и освободить нас от зависимости от неравномерного распределения природной одаренности.
Поэтому Альтхамер в поиске надежной основы для всеобщего равенства обращается не к будущему, а к прошлому. В попытке создать синкретическую, социалистически-капиталистическую утопию он возвращается к старым синкретическим религиозным учениям, соединившим в себе католичество, теософию и буддизм. Пусть все человеческие тела различны и в разной степени одарены, бессмертные души равны. Бессмертие равняется бессмертию, бессмертное существо равно всем прочим бессмертным существам. Христианская концепция всеобщего равенства, заключающегося в равной близости к Богу, основывалась на вере в бессмертие человеческой души — в равном бессмертии всех душ всех людей. Альтхамер в своих интервью и работах постоянно возвращается к этой вере — даже если бессмертие души понимается независимo от всех христианских обещаний спасения. В одной из бесед с Артуром Жмиевским Альтхамер говорит: «Меня всё время преследует ощущение вневременности и бессмертия. Я не боюсь смерти. <…> Я чувствую себя бессмертным. В контексте современного мира это безумие, но я говорю о том, что я думаю и что ощущаю»[9]. В некоторых других интервью Альтхамер также обсуждает возможность отделения души от тела и обмена телами. Он рассказывает, как мечтает, чтобы его душа могла вселяться в разные тела[10]. Возможность сменить собственное тело на искусственно созданное, но такое же смертное и изменчивое тело — это тема, которая регулярно возникает в его творчестве. Собственно, первая его крупная работа — дипломный проект для окончания Художественной академии в Варшаве, где он учился, — представляла собой создание искусственного двойника его собственного тела — двойника, который был выставлен вместе с видео, в котором сам художник убегал и исчезал вдали[11].
Можно сказать, для Альтхамерa бессмертнaя душa — это меновaя стоимость тела: всеобщий эквивалент, позволяющий обменивать одно тело на другое. Иными словами, душа здесь выступает как золото, как валюта. Валюта, разумеется, бессмертна, ведь она полностью абстрактна. Согласно марксистской теории товарного фетишизма, цена предмета не заключается в самом предмете и не зависит от собственных «природных» характеристик предмета: меновая стоимость полностью искусственна. Она не естественная часть предмета, а приложение к нему, поэтому любой предмет может стать товаром, то есть быть заменен другим предметом той же стоимости.
Сегодня, после смерти Бога и заката традиционной европейской метафизики, одна из задач искусства (вместе с экономикой и технологиями) — это создать равенство всех людей: искусственное равенство, основанное на универсальной меновой стоимости человеческих тел. В конце XIX века русский философ Николай Федоров, который не верил в бессмертие души, но хотел всеобщего равенства, выдвинул доктрину, предлагавшую заменить все прошлые и нынешние смертные человеческие тела новыми, искусственно созданными бессмертными телами и посредством техники и искусства политическим и художественным способом восполнить неравномерность распределения природных даров (по совпадению, его проект тоже назывался «общее дело», то есть «Common Task»)[12]. Альтхамера, однако, интересует не бессмертие индивидуального тела, а возможность заменить одно тело на другое, а также стабильность меновой стоимости, которая делает такую замену возможной. Именно здесь становится важным «золотой стандарт». «Золотое человечество» — воплощение и живая гарантия стабильности меновой стоимости людей вне зависимости от каких-либо финансовых или экологических кризисов.
Становится очевидным, что Альтхамер демонстрирует свое «золотое человечество» ныне живущему смертному человечеству не столько как прошлое или будущее, сколько как вечность, в которой прошлое и будущее совпадают. «Золотое человечество» — это собрание человеческих душ, которые материализовались и стали золотым эквивалентом обмена, позволяющего любому человеку заменить любого другого человека, — например, позволяющего социалистическому человечеству заменить собой капиталистическое человечество и наоборот. Тот факт, что тела людей из «золотого человечества» — это тела поляков, является абсолютно случайным. Универсальность «золотой группы» выражается не посредством их тел, а посредством золотых униформ, которые прикрывают эти тела. Бессмертное внутреннее «я» выражается через внешнюю золотую одежду. Душа становится униформой.
Эта трансформация может показаться странной, даже пугающей, но на самом деле она представляет собой самый интересный аспект работы Альтхамера. Подмена души одеждой — это самая древняя религиозная практика. Все теории ауры основаны на предположении, что душа есть одежда тела, душу можно увидеть как некое сияющее одеяние. Из такого понимания духовного как ауратического исходит и Вальтер Беньямин, определяя подлинность (так сказать, душу) произведения искусства как то «здесь и сейчас», в которое это произведение вписано. Мы знаем также, что средневековые иконописцы прикрывали нагие тела своих персонажей одеждой не только из целомудрия, но и потому, что живопись и скульптура не способны обозначить иным способом место человека в духовной, социальной или политической иерархии. Точно так же и художники социалистического реализма рисовали своих моделей одетыми, потому что только так могли показать их принадлежность к тому или иному общественному классу.
Иначе говоря, душа равняется одежде, потому что и то и другое — искусственные дополнители человеческого тела. Они обозначают иерархии и культурные различия между теми человеческими телами, которые в них облечены. Одеть людей в униформу вместо разнообразия одежд значит заявить о всеобщем равенстве. Тела здесь могут обмениваться одно на другое, но униформа остается прежней — и это то же самое, что обмен тел как физических, смертных вместилищ индивидуальной и бессмертной души. Эрнст Юнгер считал, что военная униформа бессмертна — даже если тела, облеченные в нее, умирают и взаимозаменяются[13]. Разнообразие одежды, которую производит модная индустрия, означает смерть и смертность. Униформа же не только отсылает к бессмертию, но и сама по себе производит бессмертие. То есть противопоставление, с одной стороны, различия и неравенства, а с другой стороны, равенства и одинаковости перестает быть метафизической проблемой и превращается в тему для дизайна. Бойс говорил, что Искусство = Капитал. Но этого было недостаточно. Альтхамер идет дальше и заявляет, что Душа = Дизайн. Чтобы прийти к такому выводу, необходимо пройти сквозь жизненный опыт не только капитализма, но и социализма.
Примечания
- ^ Szabłowski Stach. The Shaman in the Space Suit of His Own Body // Paweł Althamer / ed. Ingvild Goetz et al. Ostfildern: Hatje Cantz, 2012. S. 114.
- ^ Bishop Claire. Something for Everyone: The Art of Paweł Althamer // Artforum. 2011. February. Р. 175–181.
- ^ Klossowski Pierre. La monnaie vivante. Paris: Rivages, 1997.
- ^ Фуко Мишель. Рождение биополитики. М.: Наука, 2010.
- ^ Там же.
- ^ См.: Beuys Joseph. Kunst = Kapital: Achberger Vorträge. AchbergWangen: FIU-Verlag, 1992.
- ^ Ibid. S. 91.
- ^ Ibid. S. 112ff.
- ^ Althamer Paweł. The Song of a Skin Bag: interview with Artur Żmijewski, 1997 // Paweł Althamer. London: Phaidon Press, 2011. Р. 137.
- ^ Paweł Althamer. Ostfildern: Hatje Cantz, 2012. S. 66.
- ^ Paweł Althamer: The Vincent Award, 2004 / ed. Bonnefantenmuseum. Ostfildern: Hatje Cantz, 2004. S. 100–101.
- ^ Федоров Н. Ф. Сочинения. М.: Мысль, 1982.
- ^ Юнгер Эрнст. Рабочий. Господство и гештальт; Тотальная мобилизация; О боли. СПб.: Наука, 2000.
