Илья Эмильевич: «Чья эта терка?» — Эмилия Ильинична: «Не знаю»
До 18 января 2018 года в Тейт Модерн в Лондоне проходит выставка Ильи и Эмилии Кабаковых Not Everyone Will Be Taken Into the Future («В будущее возьмут не всех»). Историк искусства и художественный критик Андрей Ковалев ищет ответы на вопросы, кого и куда возьмут.
Илья и Эмилия Кабаковы. В будущее возьмут не всех. Фрагмент экспозиции в Тейт Модерн, Лондон. 2017. Фото: Neil Hall/EPA. Courtesy Tate
Сразу же следует сказать, что выставка потрясающая, все устроено просто блестяще, все работает! Илья и Эмилия — великие мастера закрученной и захватывающей зрителя пространственной интриги. От зала к залу освещение меняется от беспросветного мрака до радостного сияния. Проводя зрителя по десяти залам, занявшим целый этаж Тейт Модерн, художники мастерски затягивают зрителей в целый спектр переживаний — от глубочайшей меланхолии в «Письмах матери» до захватывающего аттракциона по рассматриванию фрагментов живописи в телескоп. И заставляют читать бесконечный текст. Признаюсь, я тоже начинал вчитываться в не совсем чуждые мне английские буковки, хотя с большинством текстов уже ознакомился прежде на родном наречии. И при таком отстранении еще раз убедился в важной максиме — кабаковские тексты вовсе не имеют цели как-то разъяснить происходящее, а являются очень важной частью тотальной инсталляции.
После короткой ретроспективы работ Кабакова 1960–1970-х годов в экспозиции располагается его самая знаменитая инсталляция — «Человек, улетевший в космос из своей комнаты». Она датирована 1985 годом, но была показана публике в 1988-м в нью-йоркской Feldman Gallery на выставке «10 персонажей», с которой Кабаков осуществил свой звездный дебют в Америке, далее везде. Не знаю, как остальных зрителей, но меня лично так и тянуло воспользоваться странным приспособлением из пружин и резиновых жгутов, с помощью которого обитатель коммуналки отправился в Космос. Остановило меня только понимание того, что этот человек и там хотел бы остаться без компании. И все без исключения обитатели этих комнат («Бездарный художник», «Человек, который собирал мнения других» и все остальные) желали только одного — чтобы я оставил их в покое и быстрее удалился. Это сообщество предельных аутистов и мизантропов беседовало только на кухне, где были расставлены одинаковые кухонные тумбочки, а над ними мрачные и аутичные планшеты, закрашенные устрашающе невыразительной «коммунальной» краской с трагически одинокими и много пережившими предметами кухонного быта — терками, кастрюльками, половниками. Такими же одинокими и непристроенными, как и их хозяева, которые обмениваются невыразительными фразами: «Чья эта терка?» — «Не знаю». «Каждая комната похожа на тюрьму и на человека», — говорил Кабаков в 1989 году в одном интервью.
И там ничего не было про этот ужасный тоталитарный режим, как думали американцы и европейцы. Если вспомнить помещения, которые обследуют копы в американских боевиках, то там можно найти места и пострашнее. У Кабакова речь шла об очень бедных во всех смыслах этого слова людях, замкнутых в своих мирках и не способных ни к какой коммуникации. Художник Кабаков «коммунального периода» выражает крайние стадии депрессивности, мизантропии, эскапизма и клаустрофобии. При этом в жизни Илья Иосифович Кабаков — человек необыкновенно обаятельный и неизменно благожелательный даже к злобным критикам. Его окружали члены собранной им НОМы — люди в большинстве своем открытые и жизнерадостные. Именно гиперкоммуникативность Ильи Кабакова позволила ему сплотить и сформулировать вокруг себя круг московских концептуалистов в ходе бесконечных бесед в его мастерской. И далее, такое качество позволило ему преодолеть языковой барьер после переезда на Запад, когда он сумел обаять многочисленных кураторов, критиков, академических профессоров и журналистов своим, мягко говоря, не очень хорошим английским.
Однако в экспозиции в Тейт Модерн за «Человеком улетевшим в космос» следует совсем другая работа, «Инцидент в коридоре возле кухни» — веселая кухонная потасовка кастрюлек и поварешек, датированная 1989 годом. По стенам развешана нелепая самодеятельная живопись, которую написал, видимо, проживавший в одной из комнат коммунальной квартиры «Бездарный художник», который оказался очень даже забавным персонажем. Создается впечатление, что квартиру вселился еще один жилец, который готов развлекаться так, как будто это не коммунальный ад, а кухня общежития Консы, где происходит историческая битва струнников и вокалистов. Похоже, что все так и было — с 1988 года Илья и Эмилия Кабаковы стали жить и работать вместе. И на выставке, и в многотомном Catalogue Raisonné с 1988-го везде обозначено авторство Ilya and Emilia. С точки зрения академического зануды должен отметить, что примерно до середины девяностых все работы подписывались только Ильей Кабаковым, но, если судить сдержанным и тактичным словам Эмилии, Илья сам настоял на таком варианте и советовал принять все как есть, то есть воспринимать их творческий дуэт как одного художника. Об Эмилии говорят, что она «выдающийся арт-менеджер и соавтор, в течение последних трех десятилетий ведет сложнейшую работу по управлению коммуникациями “Кабаков Энтерпрайз” с арт-миром». Это можно воспринимать как комплимент: кто-то подсчитал, что за отчетный период художник Илья & Эмилия создали более 200 крупномасштабных инсталляций, только в этом году — восемь галерейных выставок и инсталляций. Про Эмилию как полноправную составляющую единого художника мало кто говорит.
Однако сегодня это очень важный для историка искусства вопрос. Оказалось, что на семейном совете было решено, что во время выставки Илья, которому исполнилось 84 года, останется в доме на Лонг-Айленде и будет коммуницировать с Эмилией по скайпу. И здесь мы должны признать, что эта монографическая выставка — типичное самоописание художника, а вовсе не академическое исследование. Музейный куратор только помогал все это оформить должным образом. Начало такой стратегии самоопределения положил еще Казимир Малевич, который столь старательно работал над своей творческой биографией, что безбожно фальсифицировал даты. В данном случае о таком криминале, кажется, речи не идет, хотя следует учитывать, что взгляды каждого художника на мир и собственное творчество меняются даже у совсем молодых мастеров искусств.
Художника Илью Кабакова любили и боялись из-за его беспредельной мизантропии, а вот художник Илья & Эмилия думает о высоком — например, о том, как построить лестницу в небо, чтобы встретиться с ангелом. Или построить пансионат, чтобы лечить людей живописью. Жизнь наладилась, и о советской травме он вспоминает редко и как бы со стороны. Уходит также звенящая «пустотность», а «персонажность» перетекает с экзистенциального плана в игровой. И, что самое главное, в построенной Эмилией тотальной инсталляции (а проект следует воспринимать именно так) зритель перестает быть жертвой дисциплинарного пространства. Не могу сказать, как такое получилось, но лично у меня было именно ощущение, что моими чувствами уже никто не управляет. А ведь привыкли уже, но тут уж ничего не поделать. Печален и тот факт, что наполненный тоской вызывающий кассельский «Туалет» 1992 года представлен в виде аккуратной модельки и более не вызывает переходящих в драку споров о том, живут ли русские в туалете. Коронные кабаковские мухи спрятались куда-то далеко, тема мусора представлена аккуратно-роскошной аналитической «Коробкой с мусором», при виде которой приходится в миллионный раз задавать вопрос «Что такое искусство?».
Но гораздо интересней другой вопрос — «Что такое живопись?». В 2011 году в ганноверском Музее Шпренгеля открылась большая выставка Кабакова «Возвращение к живописи». И в самом деле, художник писал картины, но до этого момента неизменно использовал их как часть инсталляций или прятался за масками подставных персонажей. В 2008-м на большой ретроспективе в «Гараже» была представлена «Альтернативная история искусств». Там, в колоссальных пространствах мельниковской постройки, были представлены три важных персонажа — некий Кабаков (однофамилец Ильи Кабакова), Шарль Розенталь и Иван Спивак. Кабаков располагался между учеником Малевича и родившимся в 1970 году украинским художником, работающим в стиле, похожем на левый МОСХ. Все трое — мягко говоря, мастера не очень выдающиеся. Теперь, когда маски сняты, стало ясно, что Кабаков сегодня оказался тем самым «Художником, улетевшим в картину» из «10 персонажей» в версии 1988 года. И оттуда, из этой пустотной картины передает нам какую-то очень важную информацию в виде огромных холстов. Поэтому трудно предположить, что столь значительный мастер-хамелеон вдруг, на самом пике карьеры, поддался давлению рынка и стал производить вещи, которые можно продать. Роберт Сторр, куратор выставки Ильи и Эмилии Кабаковых в «Гараже» (2008), верно отметил: «Если русские критики чего-то не понимают, то это потому, что они очень ленивы».
Название выставки для русского уха звучит вызывающе — «В будущее возьмут не всех». Каждого русского художника уже почти три десятилетия преследует мучительный вопрос: «Почему Кабаков, а не я!!??» Все так и есть — прекрасная выставка Дмитрия нашего Александровича Пригова параллельно проходит в лондонской галерее Calvert. Галерея отличная и уважаемая, но это все же не Тейт Модерн…
В действительности эта провокационная фраза появилась в тексте 1983 года, где не содержится никаких инструкций, как стать богатым и всемирно знаменитым художником. Напротив, это взволнованное рассуждение о том, что если этот вопрос будет решать Казимир Малевич, то Кабакова он точно уж не возьмет. Одноименная инсталляция была показана на Венецианской биеннале в 2001 году. И там тоже оказывалось, что Илью Кабакова не взяли в будущее. На последнем вагоне уходящего поезда — лозунг «В будущее возьмут не всех», а на рельсах валяются брошенные картины самого Кабакова. Кажется, его место в поезде занял какой-то из созданных им персонажей, хотя бы тот «Бездарный художник», притворившийся гением. На одном из рисунков к этой инсталляции есть загадочная надпись — «Вспомнить японский сад камней». Кажется, это и есть рецепт для каждого, кто страдает от того, что карьера не задалась.
