Джерри Сальц: «Этот проект реконструкции погубит МоМА, а единственные, кто могут его спасти, даже не пытаются это сделать…»

8 января 2014 года директор Музея современного искусства в Нью-Йорке (MoMA) Гленн Лоури совместно с архитектурным бюро Diller Scofido + Renfro представил проект реконструкции и расширения МоМА. И ни один художник, архитектор, дизайнер и критик этот проект не похвалил. Практически все отзывы имели сугубо негативный оттенок. Однако никто и пальцем не шевельнул, чтобы хоть как-то исправить положение. В наше время серьезным институциям плевать на протесты, но проект Лоури и DS + R, угрожающий превратить МоМА в бизнес-карнавал, вполне стоит того, чтобы с ним побороться. И это вполне осуществимо. Если хотя бы сорок художников из числа тех, чьи работы находятся в собрании музея, подпишут петицию против его реконструкции, это вполне может сработать. В конце концов, пятьдесят лет назад художники сыграли ключевую роль в отмене строительства автомагистрали Роберта Мозеса в Нижнем Манхэттене*. В конце мая снесут проблематичный Музей американского народного искусства, чтобы заменить его чем похуже. И если этим планам вовремя не помешать, они будут воплощены в жизнь.

Общественность уже имела честь лицезреть пару набросков здания, которое построят на месте Музея народного искусства. Это будет стеклянная коробка, больше напоминающая корт для игры в сквош. По словам архитектора Элизабет Диллер, новые пространства предназначены для «инсталляций, перформансов, лекций и прочих мероприятий», а «не для картин на стенах». В ее словах мне отчетливо слышится популярная в 1980-х позиция о том, что изобразительное искусство мертво. Позиция, которую не дискредитировал только ленивый: всем известно, что картина — всего лишь формат, пространство для фантазии и инструмент, а не какая-то доктрина.

На встрече с Лоури и архитекторами, кроме тех самых стеклянных коробок можно было заметить еще кое-что. Например, то, что вход со стороны 53-й улицы будет вдвое выше. Пространство для этого мини-атриума будет позаимствовано у галереи на втором этаже. Архитекторами была использована формулировка «наполненное искусством комфортное общественное пространство, свободное и открытое». Оно включает в себя два коридора в центре музея, один из которых заканчивается, как сказал Чарльз Ренфро, «архитектурно значимой лестницей». Это будет место, где одни толпы людей будут сквозь вырезы смотреть на другие толпы людей, идущие по лестницам и выходящие из ресторанов. (А, может, и не будет. МоМА отвечает на критику сразу с двух сторон. Сначала в музее заверили, что они очень «самокритичны». Что, по сути, означает: «Не волнуйтесь! Мы ненавидим себя даже больше, чем вы ненавидите нас». Затем Лиз Диллер назвала немногочисленные наброски «ходом работ», в то время как Лоури заявляет, что планы «постоянно меняются».)

Поднявшись по лестнице, мы оказываемся в длинной узкой галерее на втором этаже. Она будет открыта с обеих сторон, а материалом для стены, выходящей на 53-ю улицу, послужит стекло. Галерея станет переходом между зданием Ёсио Танигути и новой башней Жана Нувеля, где разместится часть нового музея. Никакого искусства здесь не будет, потому что на стеклянную стену ничего повесить нельзя. Здание будет построено, как уже говорилось выше, за счет уже существующих галерей.

Кстати, о башне Нувеля: из 3250 кв. метров нового пространства под постоянную экспозицию работ, сделанных до 1980-х, будет отведена едва ли треть. По словам Диллер, новые выставочные пространства должны быть «гибкими» и «трансформируемыми». Это вновь подразумевает полное отсутствие стен. Я даже не буду пытаться представить, сколь огромную выгоду получит подрядчик от строительства над МоМА. Явно большую, чем музей, находящийся внизу. Если бы в МоМА того хотели, они могли бы договориться о тысячах квадратных метров нового пространства в любом из этих двух зданий.

Лоури говорит, что план является «оживляющим и подразумевающим зрительское участие», что можно расшифровать как «театральный, перформативный и веселый». МоМА и его архитекторы перекраивают эстетическую карту, аннексируя и разделяя пространства одного типа искусства под другие, более модные. Новый облик отражает, как они говорят, «серьезный сдвиг приоритетов институции» и призван служить «достижению новых кураторских целей» и «альтернативному культурному программированию». Живые мероприятия, перформансы и развлечения являются приоритетными. В общем, все то, что не подразумевает висение и стояние на одном месте. МоМА стремится создать площадку для новых ощущений, которые люди будут испытывать коллективно, толпясь в коридорах или маленьких театрах. Новый МоМА создан для нового типа развлечений, цель которых — заставить вас вырабатывать серотонин и дофамин. Мне такие вещи тоже нравятся. Однако на понимание искусства, висящего в одном месте, может уйти не одна сотня лет; некоторые произведения кажутся стабильными, однако их смысл постоянно меняется. По иронии судьбы ранний модернизм, который и послужил толчком к принятию миром перформативного искусства, сейчас убирается с глаз долой, чтобы освободить место для своего потомка.

Возможно, МоМА сможет исцелиться. Другие музеи, оказавшиеся в подобной ситуации, предприняли решительные шаги и стараются что-то сделать. Музей Уитни отказывается от своего здания на Мэдисон-авеню в пользу нового пространства в Нижнем Манхэттене. Музей Метрополитен займет старый дом Уитни на восемь лет, чтобы компенсировать пробелы в показе искусства прошлого века. Располагаясь на одном из самых дорогостоящих клочков земли на планете, МоМА мог бы продать свою собственность на 53-й и 54-й улицах, получив за нее астрономическую сумму, и построить гигантское хранилище где-нибудь в Вест-сайде, этажей эдак в десять, заняв целый квартал и обретя наконец возможность продемонстрировать свое невероятное собрание искусства, заодно сохранив карнавальный аспект, к которому там так стремятся. Если же покидать насиженное место не очень хочется, следовало бы преобразовать это огромное количество офисов и переговорных, а также библиотеку и образовательное отделение в новые выставочные пространства. А те, в свою очередь, переместить в другое место (например, в здание Музея американского народного искусства, раз уж за него так трясутся). В конце концов, МоМА мог бы превратить свой атриум в четыре этажа галерей или просто отдать все новое пространство под постоянную экспозицию.

Все вышеназванные решения так или иначе ставят искусство на первое место. То, чего Гленн Лоури почему-то делать не хочет. (Мне он сказал, что просто обожает атриум.) Он идет по пути эффективной бизнес-модели наименьшего сопротивления, предлагая целый ряд предсказуемых, конформистских архитектурных и культурных идей, направленных на создание какой-то культурной утопии. Не важно, что слово «утопия» означает «не место». Потому что именно это МоМА и делает для искусства. Крупнейшее собрание модернизма на Земле низведено до вращающейся витрины. Если снос все-таки начнется в мае, то наш прекрасный сад модернизма рискует повторить судьбу Пенсильванского вокзала**.