Пришел, увидел, осознал
Сегодня дети в музеях, галереях, центрах современного и не очень искусства никого не удивляют. Имя им легион, возраст их — от нуля и далее со всеми остановками, и приходят они зачастую не чинно в группах, с мудрым экскурсоводом, а «дикарями», с родителями разного уровня компетентности. Вопрос в том, насколько самостоятельным, полноценным посетителем оказывается ребенок в музее. На мой взгляд, ох как не до конца — и не по своей вине.
Источник: www.toledomuseum.org
Можно до пупочной грыжи спорить, способен ли ребенок понимать искусство, с какого возраста и в каком объеме. Для начала ему, как и любому другому, взрослому посетителю, нужно к этому самому искусству попасть, подобраться, увидеть нечто своими собственными глазами и получить первоначальный минимум удобоваримой информации. С «попасть» все еще туда-сюда: до того момента, когда ребенок выпорхнул из коляски, мы, родители, конечно, отчетливо помнили количество ступенек на лестнице ГМИИ имени А.С.Пушкина, но потом все пошло как по маслу. С «увидеть» и «узнать» все до сих пор сложнее.
С какого роста начинается Посетитель?
«Смотри, эти линии образуют угол, который как будто выпирает из плоскости, кажется объемным, а когда мы двигаемся из стороны в сторону...», — показываю я пятилетнему сыну голограмму Джеймса Таррелла. На лице Льва появляется странное, вовсе ему не свойственное выражение, напоминающее легкий дебилизм. Мы перемещаемся по залу дальше. Ситуация повторяется. Я уже подозреваю неладное, когда прогуливающаяся рядом мама с дочкой произносит: «А вы его поднимите, ему же ничего не видно!». Присев на корточки, я наблюдаю довольно унылую череду черных прямоугольников в черных же рамах и однообразные отблески гладких стекол. И это в «Гараже», едва ли не самом children-friendly выставочном пространстве.
«Классическая» музейная развеска предполагает, что рост обычного посетителя — около 170 см, а центр произведения должен находиться примерно на уровне зрительских глаз (примерно 1,5 метра от пола). Согласно таблицам роста ребенка от Минздрава, искомые метр семьдесят светят ему (если мы говорим о человеческом экземпляре средних размеров) в промежутке между пятнадцатью и семнадцатью годами — в 12–13 лет с серединой полотна может успешно совпасть макушка.
В принципе, если речь идет о картине Александра Иванова «Явление Христа народу» размером 540x750 см, то и совсем малолетнее дитя может что-то рассмотреть. Хотя когда в ноябре 2010 года в «приписанный» к Эрмитажу петербургский детский сад № 110 явился лично музейный глава Михаил Пиотровский, дети подарили ему книгу пожеланий, среди которых было и такое: повесьте-ка уже все пониже, пожалуйста. Но в крупных государственных музеях у ребенка, в общем, есть шанс. А вот в современное искусство, где все время нужно заглядывать в какие-то щелочки и дырочки, самостоятельный путь ему однозначно заказан.
В этом я убедилась, сходив на текущую Московскую международную биеннале в ARTPLAY. В моем сыне более 20 кг живого веса и 120 см роста, что несколько осложняет тягание дитятки вверх-вниз. Смотрим. Гигантский зеленый противогаз от Electroboutique: предполагается, что человек любуется своей проекцией в полный рост, но в проекции едва-едва виднеется поросший волосами островок головы. Конструкция из круга в квадрате и квадрата в круге Кена Лума: зеркала в ней недоступны. «Сиамский монтаж» Йонг-сеок О, две штуки: в обоих случаях окуляры, через которые нужно смотреть видео, вне зоны досягаемости. Работа Марины Алексеевой: сильно над головой. Железные шкафчики из раздевалок (такие можно встретить в российских бассейнах и американских фильмах про школьников), начиненные видео, работа Кристофа Шлингензифа: ребенку сложно зафиксировать даже сам факт наличия дырочек для подглядывания.
Конечно, идеальной для детей была бы развеска и «расставка» изображений и объектов близко к полу, но, в общем-то, не обязательно спускать искусство с небес на землю, можно «подрастить» ребенка. Мы со Львом до сих пор с восторгом вспоминаем, как попали на выставку велосипедных звонков в очень маленькую, скромную и пока неоднозначную московскую галерею «Чистка одежды». Всячески «отдизайнированные», а изначально одинаковые металлические звонки лежали на длинных полках по периметру комнаты, чуть выше висели парные к ним холстики. Естественно, полки — сильно над головой Льва. Но проблема была легко решена: нам выдали компактную, в три ступеньки, стремянку, наполовину пластиковую, что тоже облегчало жизнь.
В большинстве выставочных пространств можно, как кажется, поступить еще проще: примостить около не в меру вознесшегося произведения параллелепипед из пластика/гипсокартона, вроде того, на который как раз-таки ставят объекты. Постамент для вещи и постамент для ребенка. Иногда и для взрослых приходится сооружать к объектам подобия лесенок — вот им бы просто добавлять по ступеньке.
Можно решить, что родители, мечтая о комфортном рассматривании артефактов для своих детей, просто «с жиру бесятся», но очевидно, что проблема удобного, «правильного» экспонирования действительно существует, причем не только для детей. На свете достаточно людей маленького и очень маленького роста и инвалидов. Уж их-то точно никто на ручки не возьмет. Так что можно сколько угодно строить пандусы и лифты, вряд ли колясочники в скором времени заполонят музейные залы: находиться у искусства под ногами не так уж интересно. И вот эту проблему примитивной гипсокартонной конструкцией не решишь.
Принять во втором (про)чтении
Если ребенку все-таки посчастливилось нечто увидеть, неплохо бы ему получить об этом какую-никакую информацию. Далеко не каждый родитель в состоянии с ходу снабдить отпрыска оной. Даже если взрослому удалось, не реагируя на агрессивные потягивания за рукав, дочитать объяснительную простыню до конца, велика вероятность, что представить детенышу осмысленную выжимку он не сумеет. Тут многое зависит от характеров как взрослого, так и «простыни». Да и от внятности выставки в целом.
В этом отношении гениально была решена «постоянная» экспозиция в Московском музее современного искусства «Если бы я только знал!..»: практически около каждой работы висели два комментария — для взрослого (попространнее, шрифтом помельче, на большей высоте) и для ребенка (проще-увлекательнее-короче, увесистыми буквами, пониже). Пяти-шестилетний ребенок с удовольствием одолеет пару строчек, написанных специально для него, и тем самым даст старшему товарищу время проглотить предназначенный ему кусок текста. Кроме того, «детский» текст — идеальная отправная точка для беседы, если родитель не знает, с чего начать, и готовая «сказка для чтения взрослыми детям» в случае с совсем малогабаритным карапузом.
«Гараж» же, помнится, страшно порадовал, когда начал (единственный в Москве!) выпускать к каждой выставке отдельный детский каталог. Жаль, что постепенно каталоги редуцировались до квестов, которые к тому же далеко не всегда можно свободно получить. У нас есть парочка таковых за последний год. Иногда Лева их смотрит, но с куда большей радостью он все-таки изучает каталоги 2009 года, неутомимо возвращаясь к ним раз за разом. Они принадлежат к числу его любимых книжек. Есть надежда, что Кунса он запомнит так же хорошо, как Колобка.
В поисках утраченной цензуры
Я до сих пор отчетливо помню, как в мои 12 лет мама решила сделать мне подарок — поделиться своим любимым фильмом, показать «Бал» Этторе Сколы. На входе в зал мы обе рыдали в три ручья, мама уверяла контролершу, что видела фильм четыре раза и знает, на что ведет своего ребенка. Но пожилая дама была непреклонна: «Дети до 16 лет не допускаются». Такая цензура нам, пожалуй, не нужна. Если родитель знает, что делает, то и пусть его (кстати, в «Бале» действительно нет ничего «такого»). Сложнее, когда родитель и сам не до конца в курсе, на что идет (а с выставками современного искусства это почти неизбежно). Я уверена, что при должном самообладании ребенку можно объяснить практически все что угодно, но удобнее хотя бы заранее знать, где прячутся «мины». Из-за возможной встречи с обсценной лексикой, потоками крови или невиданными формами секса некоторые родители, увы, вообще не водят детей на выставки contemporary art. Другие устраивают себе предварительное посещение без ребенка. Третьи прислоняют наследника/наследницу к стеночке и высунув язык совершают спринтерский забег по культтерритории. Господа кураторы, пожалуйста, насколько это возможно, снабжайте нас, родителей, картой местности.
Детей держите за руку или на руках!
Наконец, последняя преграда, встающая на пути ребенка к выставленному вроде бы на всеобщее обозрение искусству, — это смотрительницы. Галерейные работники, молодые и прочно встроенные в рыночную экономику, как правило, толерантны. Их задача — показывать искусство, присматривая за порядком. Смотрительницы же в государственных музеях «с историей» зачастую видят свою роль в том, чтобы дорогие (в прямом и переносном смысле) произведения охранять, оберегать от публики, тем более такой «сложной», как дети. От музейных работниц доводилось даже слышать, что картины стареют от нескромных взглядов посетителей, устают от затяжных визитов и, как женщины, «покрываются морщинками». Кажется, несовершеннолетняя публика действует на красу этих «дам» особенно губительно.
Кое-что от Ikea
В принципе все вышеизложенные «претензии» можно было бы посчитать нытьем странноватой мамаши, которая размечталась, что музей или галерея с какого-то панталыку вдруг превратятся в детский сад. Но тут ведь вот какая ситуация: нынешний музей постоянно заигрывает с ребенком, предлагая ему курсы, специальные раскраски, мастер-классы, экскурсии и сувениры. Ребенка уверяют, что он полноценная часть арт-процесса. Практически при каждой более или менее крупной выставочной площадке есть своя «арт-школа», но вот вопрос: нужно ли столько плясок вокруг да около, если ребенку физически сложно просто спокойно посмотреть выставку? Есть риск, что комнатки с дополнительными занятиями превратятся в «камеры хранения» вроде детских комнат Ikea, и родители будут просто сдавать туда детей, чтобы самим спокойно побродить по залам.
Создается впечатление, что связанные с выставочной деятельностью взрослые не совсем верят, что детей на самом деле стоит проводить внутрь. Положение малолетних зрителей сродни положению оглашенных — вроде как уже не на улице, но к самому интересному-то и не пустили. Так давайте уже по-честному решим: берем мы детей в игру или не берем.
