Ольга Муромцева. Мир искусства Надежды Добычиной

Новинка издательства «Гараж» посвящена биографии и творчеству организатора выставок, музейного работника и коллекционера Надежды Добычиной, сыгравшей важную роль в культурной жизни дореволюционной и советской России. Добычина продолжала работать, несмотря на войны и революции, а ее биография тесно переплелась с историей искусства первой половины ХХ века. Ее обвиняли в корыстолюбии, ей приписывали многочисленные любовные связи; с ней советовались Александр Бенуа и Максим Горький, Николай Рерих и Игорь Грабарь, Сергей Прокофьев и Вячеслав Каратыгин. Подробнее о жизни удивительной галеристки читайте в книге, а сегодня с любезного разрешения издательства мы публикуем отрывок из главы «К вопросам искусства».

Анна Остроумова-Лебедева. Нева сквозь колонны Биржи. 1908. Бумага, цветная ксилография. Фрагмент. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Первые годы семейной жизни Добычиных были совсем непростыми, прежде всего из-за постоянного отсутствия денег. Надя хотела жить в отдельной квартире и иметь приходящую прислугу, но так и не окончивший университет и работавший в конторе мелким клерком Петр едва ли мог себе это позволить. Молодая семья пробовала снимать квартиру совместно с кем-то из друзей, а на летние месяцы вновь расставалась: Надя уезжала на дачу к родным в деревню Жуковка под Орлом, Петр переселялся в арендованную комнату. Лейтмотивом их переписки становится необходимость найти Наде подходящую работу, которая позволила бы ей вносить свой вклад в семейный бюджет. Для еврейской девушки, не имевшей опыта и профессиональных навыков, это было сложной задачей. Добычина возобновила занятия на курсах Лесгафта, преобразованных в 1906 году в Вольную высшую школу с тремя факультетами: педагогическим, историческим и биологическим. На курсах стали заниматься не только женщины, но и мужчины, главным образом представители демократической интеллигенции, но, несмотря на огромное количество желающих учиться, осенью 1907 года школа была закрыта за революционную деятельность. Надя, так и не успевшая получить диплом об образовании из-за постоянных перерывов, была вынуждена искать другие варианты и пробовала посещать лекции недавно открывшихся Высших юридических курсов для женщин, где была тут же избрана старостой. Круг ее петербургских знакомых был к этому времени достаточно широким. Активную и обаятельную Надю с радостью привлекали к выполнению различных общественно-полезных задач, однако денег за это не платили или платили крайне мало. Единственной положительной стороной была возможность выбора дела по душе.

Натан Альтман. Портрет Надежды Добычиной. 1913. Холст, масло. Частное собрание, Санкт-Петербург

Образование и просветительские проекты по-прежнему интересовали Добычину больше всего. В 1907 году ее увлекла идея создававшихся тогда Народных университетов, доступных для всех слоев населения. Возможность основания подобных учебных заведений стала обсуждаться в России в конце XIX века. Однако царское правительство, опасавшееся любой формы самоорганизации российских подданных, противилось их открытию. Революция 1905 года послужила импульсом к активизации сторонников народного образования. Речь шла о создании сети внешкольных и внеуниверситетских образовательных учреждений для взрослых в форме вечерних или воскресных общедоступных курсов. Проект устава Всероссийского общества народных университетов, подготовленный в кратчайшие сроки, был встречен властями множеством придирок и в итоге так и не получил одобрения, однако отдельные университетские курсы все же были открыты в Москве, Петербурге, Киеве, Одессе и других крупных промышленных городах. В 1906 году лекторский корпус Петербургского народного университета был разбит на четыре секции: общественно-юридическую, гуманитарную, естественно-историческую и физико-математическую, в 1907 году к ним добавились еще две: секция искусств и музыки и секция медицины с подсекцией гинекологии. Николай Иванович Кульбин, доктор медицины, приват-доцент Военно-медицинской академии, врач Главного штаба и действительный статский советник, увлекавшийся современным искусством, изъявил желание читать лекции и помогать в организации занятий обеих секций. Надежда Евсеевна, слушавшая лекции Кульбина на курсах Лесгафта, с удовольствием присоединилась к деятельности Петербургского народного университета. Через несколько десятилетий в своей официальной автобиографии, составленной для советских учреждений, Добычина следующим образом охарактеризует данный этап своей жизни: «В 1907 г. впервые начала принимать участие в культурно-просветит./общественно-художественной безвозмездной работе при Обществе народных университетов, организовывала лекции по искусству живописи и музыке, как бесплатные — для рабочих, так и (в центре города) со сборами в пользу общества. В этой работе столкнулась с покойным Н.И. Кульбиным, благодаря которому вплотную подошла к вопросам искусства и с которым в качестве секретаря провела в 1908–10 гг. выставки “Треугольник” и “Импрессионисты”»^[1].

Сергей Судейкин. Портрет Н.И. Кульбина. Шарж. 1912–1914. Бумага, картон, акварель, гуашь, карандаш, бронза, пастель. Музей Академии художеств, Санкт-Петербург

Несомненно, эта глава ее жизни заслуживает более подробного описания, которого сама Надежда Евсеевна, к сожалению, не оставила.

Николай Иванович Кульбин, сделавший удачную карьеру врача, увлекся искусством достаточно поздно, в возрасте 40 лет. Под влиянием заграничной поездки 1906 года он заинтересовался живописью и теориями импрессионизма и постимпрессионизма. Отказ от смешения красок и работа отдельными мазками, увиденные у французов, легли в основу как творчества самого Кульбина, так и других членов основанной им в 1908 году группы «Треугольник». Эмблема группы представляла собой эту геометрическую фигуру со сторонами трех основных цветов — красного, желтого и синего. Первым выступлением «Треугольника» стала выставка «Современные течения в искусстве», открывшаяся в петербургском Пассаже в апреле 1908 года. К участию в выставке был приглашен самый широкий круг художников от мирискусников — А. Бенуа, Л. Бакста, А. Остроумовой-Лебедевой до объединившихся в группу «Венок» экспериментаторов — братьев Бурлюков, А. Лентулова, А. Экстер. В экспозиции были представлены и сторонники реалистических тенденций — Н. Богданов-Бельский, М. Дружинина, А. Силин, назвавшиеся «Группой неореализма», и М. Матвеев, Г. Манизер, М. Манизер, М. Салтыков и другие художники из «Группы академических течений». Кульбин, выступавший прежде всего за свободу творчества, считал, что «каждый “изм” приносит пользу технике искусства»^[2]. Еще одной идеей Кульбина была доступность современного искусства. Он был уверен, что нет человека, который не понял и не полюбил бы «импрессионизм» в его интерпретации, если ему объяснить, рассказать и показать, что это такое. Отсюда его убежденность в необходимости образовательной программы к каждому выставочному проекту и увлечение активной издательской и популяризаторской деятельностью.

Владимир Бурлюк. Пейзаж с домом. 1907–1908. Картон, дублированный на холст, масло. Собрание Манашеровых

Именно под влиянием Кульбина Надя и Петр начали интересоваться современным искусством и обсуждать его. Весной 1908 года во время отдыха Добычиной в Финляндии в местечке Мустамяки (сегодня — поселок Яковлево, Выборгский район) Петр подробно и со знанием дела описывал жене выставки, которые ему удалось посетить в Петербурге: «Вчера был на выставке картин Общества новых художников. Слишком много эскизов (незаконченных картин). Выдающегося нет, а хороших имеется несколько (говорю это, конечно, не тоном авторитетного знатока, а по своим впечатлениям). Есть 2–3 художника, почти все картины которых хороши, написаны в новом духе с преобладающими мягкими, бледными и туманными тонами. Много, мне кажется, пересаливающих своеобразностью особого рода. Во всяком случае, первый раз ушел с выставки со свежей головой. Есть отделение, представленное исключительно детьми от 2,5 до 9 лет. Любопытно, но больше для специалиста т. сказать детской рисовательной психологии. Есть, например, карандашный набросок дерущихся петухов и отдельного петуха. Почти одни контуры (рисунки 8-летнего), но ясно видишь схваченные основные штрихи, очень живо передающие действительность. В том же здании выставка картин Сухарского или что-то в этом роде “Дочь Нана”. Пошел и туда. Большая и темная комната, в глубине задрапированная картина вышиной арш. в 3 и длиной — арш. в 6, освещаемая боковым огнем, закрытым для зрителей. У камина на шкуре белого медведя лежит на животе голая “дочь Нана”, в богатой обстановке, занимая больше ½ длины картины. Вот ты говорила, что не признаешь и не понимаешь удовольствия от подобного рода живописи. Это тело — простое тело, ничуть не одухотворенное чем-либо идейным, просто тело женщины, дочери Нана, но так выписанное, настолько живое — что смотреть на картину доставляет именно удовольствие…»^[3]

На 5-й выставке Нового общества художников (12 февраля — 16 марта 1908 года, Невский, 23), о которой писал Петр, были представлены произведения П. Кончаловского, А. Явленского, А. Экстер, выполненные в технике пуантилизма. В экспозиции впервые демонстрировалась коллекция детских рисунков самих художников-участников, их детей и частных лиц. Именно в это время интерес к примитиву и увлечение не мастерством, а выразительностью становилось модным поветрием. Любопытно, что для любителей других эффектов в соседнем помещении проходила выставка одной работы Марцелия Гавриловича Сухоровского, получившего широкую известность благодаря написанной им в 1881 году картине «Нана». Сухоровский возил «Нану» по городам России, а также выставлял картину за границей, делая из каждой экспозиции настоящее шоу с использованием эффектов освещения, музыкальным сопровождением, особым декором помещения. Позже подобные выставки Сухоровский повторял и для других своих картин, в том числе и для описанной Петром «Дочери Нана». И если на Добычина ухищрения Сухоровского произвели должный эффект, то Надя тянулась к более авангардным направлениям в искусстве.

Александра Экстер. Натюрморт со сливами. 1907. Холст, масло. Собрание Манашеровых

Март и почти весь апрель 1908 года Надя провела в Мустамяки, поэтому едва ли могла принимать участие в подготовке первой выставки «Треугольника», которая продолжила выставочный сезон, описанный Петром. По всей видимости, она присоединилась к организаторам уже после открытия и помогала в течение месяца работы экспозиции, а также после ее завершения. Наибольшее внимание петербургской арт-критики, писавшей о выставке, привлекли работы Бурлюков и Лентулова. Их называли с явным возмущением «просто пачкотней» и «безобразной мазней», при этом отмечая выразительность и жизненность некоторых вещей. В целом отклики на выставку были самые разнообразные^[4]. Сторонник свободы выражения Кульбин оказался скорее доволен вызванной реакцией и был полон решимости продолжить.

Подготовка к открытию следующей выставки группы «Треугольник» уже полностью легла на плечи Добычиной. В марте 1909 года Надя от своего лица написала прошение в Канцелярию Санкт-Петербургского градоначальника о разрешении на устройство выставки картин в доме №39 по Морской улице. Четырехэтажный особняк, принадлежавший князю Александру Дмитриевичу Львову, был продан и предназначался под снос (на его месте позднее возведут внушительное здание гостиницы «Астория»). Перед началом работ по разрушению здания было получено разрешение разместить выставку картин в пустующем помещении первого этажа. Добычина еще дважды обращалась с письмами в Канцелярию, и оба раза ответы были положительными: ей дозволялось «прибить на здании вывеску» со значком треугольника и надписью «Импрессионисты. Выставка картин», а также в дополнение к выставке устраивать чтение лекций, концерты и танцевальные вечера. К этому времени у Надежды Евсеевны появилась официальная должность «секретарь выставки Импрессионистов» и соответствующая визитная карточка.

Аристарх Лентулов. Портрет Н.А. Соловьева. 1907. Холст, масло. Пензенская картинная галерея им. К.А. Савицкого

Открытию выставки предшествовала лекция Кульбина «Свободное искусство как основа жизни», прочитанная в зале Тенишевского училища 20 февраля. Через год в издании «Студия импрессионистов» была опубликована одноименная статья, в которой говорилось об универсальных принципах, присущих природе и искусству, а сами произведения искусства и их воздействие описывались с использованием музыкальной терминологии и с соответствующими аналогиями^[5]. Не удивительно, что находившийся в Мюнхене Василий Кандинский, как свидетельствовал со слов Кульбина Петр Добычин в одном из писем жене, изъявил желание сблизиться с группой «Треугольник» и прислал их лидеру устав и издания Нового художественного общества, организованного им в Германии. Таким образом Николаю Ивановичу удалось привлечь внимание к своей деятельности не только петербуржских любителей искусства, но и соотечественников за рубежом. Однако к этому времени от него отдалилась группа Бурлюков, организовавшая выставку «Венок-Стефанос», открывшуюся практически параллельно с выставкой «Импрессионисты» на Невском проспекте. Критика ругала экспозицию «Венка» и намного лояльнее отнеслась к затее статского советника Кульбина, который, несомненно, обладал большим весом в глазах широкой общественности. Среди работ, представленных на выставке «Импрессионисты», выделялись картины Людмилы Шмит-Рыжовой и Николая Калмакова, а также эскизы Бориса Григорьева. Последние частично были приобретены неким коллекционером из Воронежа, о чем художник писал Добычиной в надежде в ближайшее время получить свои деньги за проданные вещи. Переписка с Григорьевым 1909–1910 годов может быть ярким свидетельством того, как произошло вхождение Добычиной в галерейный бизнес и началось коллекционирование предметов искусства.

В апреле 1909-го сразу после закрытия выставки молодой художник вежливо просил Надежду Евсеевну: «Не будете ли добры ответить мне, какова судьба моих эскизов, проданных г. Дурову в Воронеж — отосланы они или еще в Петербурге? А если отосланы, то когда я могу получить остальные 25 рублей… Относительно эскиза “Вечер”, который я обещал Вам на добрую память, я думал, что Вы его заберете с собою по окончанию выставки, но случилось иначе и я боюсь посылать его к Вам — Вы, может быть, вовсе и не хотели бы его…»^[6]

Борис Григорьев. Игры в саду. 1912. Картон, темпера

В следующем письме Григорьев констатировал печальный итог для себя и своих коллег: «Мы же ни денег, ни картин не получили. Как все это не основательно устроено». Наконец, уже в 1910 году Добычина самостоятельно приводила к Григорьеву коллекционеров, пытаясь выступить в роли посредника, но закончилось это их конфликтом с художником. Борис Григорьев, пытаясь выяснить причину гнева Надежды Евсеевны, писал: «Теперь скажите, неужели, все-таки, причина — неуплата процентов за вещь, которую Вы мне не продали, а которую купил Коровин, после трех раз, как вы заезжали с ним ко мне? И после того, как я эту вещь переписывал и переиначивал, жалея о том, что вещь не понравилась и добиваясь лучшего на этом холсте? Тогда Ваше обвинение меня в неуплате процентов было бы несправедливым и даже некорректным»^[7].

На протяжении 1910-х годов Надежда Евсеевна продолжала сотрудничество с Григорьевым. Однако в 1916 году у них снова произошел конфликт, вероятно, опять на деловой почве, такой серьезный, что стороны решили обратиться к третьим лицам для улаживания дела. Николай Рерих был выбран в качестве суперарбитра в третейском суде. Григорьев на это сначала согласился, а потом выразил сомнения в беспристрастности Рериха, нанеся ему оскорбление. Неизвестно, как было улажено дело, но картины Григорьева выставлялись в бюро и в последующие годы.

Надежда Евсеевна обретала навыки сотрудничества с разными людьми. В обязанности секретаря выставки входила переписка с художниками и контакты с потенциальными покупателями, оформление продаж и ведение всех дел практического характера, от которых Николай Иванович Кульбин, с присущим ему энтузиазмом и восторженностью, был крайне далек. Именно поэтому Добычина стала необходима Кульбину для реализации его проектов. Отношения между ними с первых дней совместной работы были очень теплыми, дружескими. В 1909 году Кульбин подарил Надежде Евсеевне свою брошюру «Свободная музыка» с дарственной надписью: «Близкому человеку Надежде Евсеевне Добычиной. Крепко благодарный и любящий…»

Николай Кульбин. Цветы. 1910. Холст, масло. Собрание Игоря Сановича

Важно отметить, что Николай Иванович видел в Надежде Евсеевне не только аккуратного, обладавшего деловой хваткой помощника, но и единомышленницу, с которой можно было делиться идеями и планами, а иногда даже спрашивать совета. Находясь на даче в Куоккале летом 1909 года, Кульбин сообщал Добычиной: «…об искусстве еще не написал: жду Вас, чтобы изложить свои мысли, как мы условились…»^[8] По рекомендации Надежды Евсеевны на даче он встречался с молодым художником Евгением Ширяевым, с которым она, вероятно, могла познакомиться еще в Киеве. Николай Иванович продолжал сотрудничество с Народными университетами и прочил Добычину в председатели или по крайней мере в члены совета этой организации. Кульбин, обладавший невероятным красноречием и огромным энтузиазмом, не отличался крепким здоровьем, поэтому честно писал Надежде Евсеевне, насколько он в ней нуждается: «Необходимо, чтобы Вы жили зимой в Петербурге. Это необходимо для моего здоровья, которое и вообще пошаливает. Между делом Вы вероятно уже исправили ответ о выставке? Скоро он мне понадобится для представлений его на I осеннем собрании [значок треугольника]. Получил письма от Вернера, Городецкого и еще кое-кого. Может быть, устроим выставку осенью, если будет на то Ваша поддержка».

Вот так неожиданно, хотя и во многом благодаря стечению обстоятельств долго искавшая подходящее занятие Добычина нашла себя и область применения своих способностей, точнее — свое призвание.