Вас здесь не стояло: борьба с монументами
По всему миру набирает обороты движение, активисты которого грозят уничтожить памятники политическим и общественным деятелям прошлого, выступавшим за сегрегацию и рабство. В этой связи «Артгид» вспомнил пять сюжетов о сносе, переделке или спасении памятников и борьбе с отжившей идеологией.
Коммунары у низвергунтой статуи Наполеона I на Вандомской площади. 1871. Фотография. В центре большой группы справа — Гюстав Курбе (в цилиндре и с тростью)
Массовые протесты под девизом Black Lives Matter, активизировавшиеся в США в конце мая 2020 года после гибели афроамериканца Джорджа Флойда, задушенного коленом белого полицейского, быстро захлестнули всю страну. Для начала митингующие в Ричмонде (штат Виргиния) обрушили и утопили в озере памятник Христофору Колумбу, обвинив первооткрывателя Америки в геноциде ее коренного населения. Потом активисты потребовали демонтажа различных памятников Аврааму Линкольну и Джорджу Вашингтону (любопытно, спросил ли их кто-нибудь, что они намерены делать с одно- и пятидолларовыми денежными купюрами США, на которых изображены соответственно Вашингтон и Линкольн. Изъять из обращения?). А затем объектами угроз и вандализма стали едва ли не все памятники без разбора.
В Сан-Франциско (штат Калифорния) протестующие разрисовали красной краской памятник Сервантесу, автору «Дон Кихота», который сам пять лет был рабом в Алжире: корабль, на котором он направлялся из Неаполя в Барселону, был атакован алжирскими корсарами, Сервантеса захватили в плен, он (уже с изувеченной в битве при Лепанто рукой) четырежды пытался бежать и чудом не был казнен, но за него в результате заплатили выкуп. Памятник отмыли, хотя с точки зрения арт-активизма можно было бы этого и не делать: пусть бы оставался примером мема «кровь из глаз», пришедшего на смену старомодным крылатым выражениям «лопни мои глаза» или «глаза бы не глядели». Однако теперь власти американских городов и штатов вынуждены считаться с требованиями демонстрантов, закрывая или демонтируя памятники.
Начавшись в США, движение быстро перекинулось на другие страны. В ужасе пребывает Великобритания: лондонские власти также закрывают щитами памятники по всему городу, пытаясь предотвратить их свержение протестующими, а также столкновения на улицах и площадях, поскольку группы активистов угрожают «защищать мемориалы» деятелей, которых обвиняют в связях с расизмом и рабством. Эти действия последовали за свержением памятников в британских городах и планируемыми атаками на памятник Уинстону Черчиллю на площади Парламента, который пришлось заключить в металлический короб после того как на его постамент была нанесена надпись «Расист». Британские художники от души комментируют происходящее. Трейси Эмин полагает, что свергнутые скульптуры должны отправиться в музей: «Интересно посмотреть, что будет на их месте. Отрадно думать, что это не будет очередной порцией затхлых стариков». «Общественные объекты оказывают мощное воздействие на наше сознание, — считает Аниш Капур. — Символический язык публичного объекта в настоящее время, наконец, пересматривается. Мужчин-фанатиков, стоявших на наших площадях, теперь видят такими, как есть. Мы правы в том, чтобы снести их и предать забвению». Джейк Чепмен предлагает превратить свергнутые статуи в объекты публичных насмешек, «позорные и оставленные в жалком состоянии, как обвинения в непрекращающемся расизме».
Досталось даже ни в чем не повинной Русалочке из сказки Андерсена — скульптурной достопримечательности Копенгагена, на постамент которой вандалы нанесли баллончиком надпись Racist fish («Расистская рыба»), наклеив, вдобавок, стикеры на соски и хвост сказочной героини.
Все эти сюжеты разворачивают культурную память ретроспективно, поскольку примеров подобного стихийного сноса или планомерного демонтажа, переноса, «перекодирования» памятников в истории очень много — история имеет свойство повторяться. «Артгид» вспомнил пять подобных случаев — точнее, шесть: пять исторических памятников и один современный, предлагающий блистательный способ минимизировать конфликты вокруг монументов впредь.
Конная статуя Марка Аврелия
В императорском Риме придумали, пожалуй, оптимальный для государства способ обращения со скульптурными монументами. Поскольку изготовление больших статуй императоров — мраморных или бронзовых, предназначенных для площадей, амфитеатров и других публичных мест — было делом трудоемким, а ваялись они примерно по одному канону, то когда император умирал (или его убивали), поступали просто: отпиливали голову покойного и на ее место водружали новую. Это, конечно, не касалось небольших статуй и бюстов — вот почему облик почти всех древнеримских императоров нам все-таки известен. Другое дело, что до начала эпохи Возрождения он никого особо не интересовал. Древнеримские памятники без оглядки крушили сначала галлы, вестготы, вандалы Гейзериха и прочие варвары, а затем средневековые христиане, не желавшие видеть языческие изваяния.
Античных греческих и римских бронзовых скульптур до нас дошло крайне мало — они отправлялись на металлолом, а императорская конная статуя — вообще одна-единственная. И сохранилась она, как известно, благодаря ошибке: в Средние века ее считали памятником императору Константину I Великому, которого христианская церковь канонизировала как «святого равноапостольного». Стояла она на Латеранском холме, где находилась основанная Константином базилика, а расположенное там же епископское подворье было ранее дворцом этого императора — поэтому, вероятно, и скульптуру сочли изображением Константина (впрочем, о первоначальном расположении статуи до сих пор ведутся споры — по другим данным, памятник изначально был установлен на склоне Капитолия напротив Римского форума). Марка Аврелия переатрибутировали только в последней четверти XV века — сделал это Бартоломео Платина, в 1475 году назначенный первым библиотекарем Ватиканской апостольской библиотеки и сравнивший изображения двух императоров на монетах. Однако к тому моменту статуя была уже на особом контроле у римских пап как музейная ценность.
Но тот факт, что бронзовый позолоченный монумент оставался невредимым на протяжении стольких веков, все равно трудно объяснить — разве что действительно небесным покровительством. Как восторженно писал в XIX веке автор «Истории города Рима в Средние века» Фердинанд Грегоровиус, «нельзя не проникнуться благоговением, взирая на эту статую и вспоминая, что она существует уже почти 17 столетий; и, быть может, этот бронзовый император с торжественно простертой рукой, величественно восседающий на коне, будет существовать и тогда, когда новые развалины будут свидетельствовать о том, что достоянием прошлого стал опять такой же долгий исторический период. Поставленная в эпоху наибольшего могущества цезарей, эта конная статуя была свидетельницей падения империи и возникновения папства. Готы, вандалы, герулы, византийцы и германцы проходили перед изображением императора, предаваясь убийству и грабежу, и не прикасались к статуе. Хищник Константин II засматривался на нее, но не решился увезти. Вокруг нее рушились храмы и базилики, портики и статуи; сама же она оставалась невредимой, как одинокий гений великого прошлого Рима».
Вандомская колонна
«Колонна Побед» была установлена в 1810 году на Вандомской площади в Париже в честь славных побед, одержанных Наполеоном Бонапартом во время военной кампании против Третьей коалиции пятью годами ранее. Каменный монумент был создан по образу Траяновой колонны в Риме (только вместо резьбы он был украшен 425 бронзовыми барельефами) и увенчан фигурой Наполеона в виде древнеримского императора в тоге, с мечом и в лавровом венке. На протяжении почти всего XIX века колонна страшно возмущала общественность одним лишь фактом своего существования. Ее противники видели в ней памятник варварству, милитаризму и ложной славе. В частности, Гюстав Курбе утверждал, что она производит «впечатление кровавого ручья в мирном саду». После падения Наполеона в 1814 году его статую на колонне заменили фигурой короля Генриха IV, однако на этом трансформации монумента не закончились. Спустя двадцать лет по указу «короля-гражданина» Луи-Филиппа I статуя Наполеона вернулась на свое место, а в 1863 году Наполеон III, опасаясь за ее судьбу, распорядился перенести ее в Дом Инвалидов. На верхушку колонны он приказал водрузить копию. В таком виде колонна просуществовала до 1871 года — тогда «символ грубой силы» был низвергнут по решению революционного правительства. Правда, после скорого поражения Парижской коммуны ее было решено восстановить. Вина за разрушение колонны, как и расходы по ее восстановлению, была возложена на Гюстава Курбе, так как он был одним из главных противников памятника и на посту комиссара по культуре руководил его сносом.
Смерть статуй. Париж, 1940–1944
Бронза Вандомской колонны уцелела в обеих мировых войнах. Однако если бы не Вторая мировая, улицы Парижа украшало бы гораздо больше памятников, чем сегодня. В октябре 1941 года правительство Виши приговорило к переплавке несколько тысяч воздвигнутых в эпоху Третьей республики монументов, объявленных «не представляющими исторической и художественной ценности». Ценности они, естественно, не представляли для нового режима и германской военной администрации, которая поставила перед главой правительства Франции маршалом Анри Филиппом Петеном ультиматум: военной индустрии Рейха необходим металл, как можно больше металла, а посему снимайте, дорогие французы, колокола со своих церквей и отправляйте их на переплавку. Коллаборационистское французское правительство предложило альтернативу — монументы Третьей Республики взамен символов веры. Так за четыре года немецкой оккупации с улиц и площадей Парижа и других французских городов исчезло более 17 тысяч памятников и декоративных композиций, которые демонтировались ради металла, шедшего якобы на нужды национального сельского хозяйства и промышленности. Чаша сия миновала лишь символы «бесспорной национальной славы», вроде монументов Жанны д’Арк, Генриха IV, Людовика XIV, Наполеона Бонапарта, и статуи святых.
Парижские памятники свозили в «пункт приема металлолома» на авеню дю Женераль Мишель Бизо, где их корежили и утрамбовывали для удобства будущей плавки. Именно здесь гибель богов демократии и либерализма — от деятелей Великой Французской революции до ученых, мыслителей и изобретателей XIX столетия (впрочем, не повезло и анималистическим и прочим декоративным композициям, которые украшали многочисленные фонтаны парижской столицы) запечатлел примыкавший к сюрреалистическому движению фотограф Пьер Жаан. Уже после освобождения Парижа эти снимки будут собраны им в книгу La Mort et les Statues («Смерть статуй»), комментарии к которой составит Жан Кокто, и станут свидетельствами насилия и вандализма и метафорой человеческих жертв войны.
Романовский обелиск
Если переплавка памятников Третьей Республики во Франции во время Второй мировой велась ради практических нужд, то снос монументов в России — как советской, так и постсоветской — носил в основном идеологический характер. И пока в США покушаются на памятники реальным или мнимым сторонникам расизма, сегрегации и рабства, в Российской Федерации все громче звучат требования восстановить то, что было порушено в советское время с одной стороны и в постсоветское (например, памятник Дзержинскому на Лубянской площади в Москве) — с другой.
Пример такой идеологической трансформации — Романовский обелиск (он же Памятник выдающимся мыслителям и деятелям борьбы за освобождение трудящихся) в московском Александровском саду. Открытый за два месяца до начала Первой мировой войны по случаю отмечавшегося годом ранее 300-летия дома Романовых каменный обелиск был увенчан двуглавым орлом и нес на себе имена всех царей и императоров династии. В 1918 году стартовал Ленинский план монументальной пропаганды — согласно декрету «О памятниках Республики» начались сносы «памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг и не представляющих интереса ни с исторической, ни с художественной стороны» (в другом пункте того же декрета они названы «уродливыми истуканами») и сооружение новых, «долженствующих ознаменовать великие дни Российской социалистической революции». Из возведения новых памятников, следует признать, ничего не вышло — созданные из недолговечных материалов (бетона и гипса), они быстро разрушались. Зато удалось «перепрограммировать» Романовский обелиск: орла срубили, имена царей стесали и нанесли фамилии 19 революционных мыслителей, список которых возглавили, разумеется, Маркс и Энгельс, за ними следовали Либкнехт, Лассаль, Бебель, Кампанелла, Мелье и др.
Так он и стоял до 2013 года, когда грянуло уже 400-летие дома Романовых, и обелиск переделали обратно: вернули двуглавого орла, имена царей, стесанного с постамента Георгия Победоносца... «Реставрация», якобы проведенная по хранящимся в Центральном историческом архиве Москвы чертежам архитектора Сергея Власьева, привела в ужас архитекторов и историков архитектуры. Вновь нанесенные надписи сделаны были компьютерным шрифтом, в них обнаружились орфографические ошибки, орлу не хватало перьев и так далее, но главное, как подчеркивал «Архнадзор», «кардинальная “реставрация” такого значимого, известного, находящегося в общедоступном городском пространстве объекта состоялась без какого-либо открытого экспертного и общественного обсуждения ее замысла и проекта. Страна и город оказались поставлены перед фактом “реставрационного” решения, согласованного Министерством культуры России <...> В результате подлинник 1914 года не воскрес, а подлинник 1918 года погиб. В Александровском саду теперь красуется муляж, не являющийся памятником никакой эпохи, кроме разве что нашей».
Мавзолей Ленина, или «Что нам делать с монументальной пропагандой?»
В 1992 году Виталий Комар и Александр Меламид через журнал Artforum объявили международный конкурс «Что нам делать с монументальной пропагандой?», призвав художников спасти советские памятники путем их «модернизации» или переосмысления как объектов современного искусства: «Сегодня любое усилие по спасению в России памятников в стиле социалистического реализма, без сомнения, будет расценено как попытка сохранить тоталитарные устои, — пишут авторы. — Мы предлагаем не поклоняться этим памятникам и не уничтожать их, но творчески взаимодействовать с ними — оставить их на своих местах и посредством искусства интерпретировать как уроки истории». В игру включились около двухсот художников со всего мира. Сами же Комар и Меламид предложили перепрофилировать Мавзолей Ленина.
Первый Мавзолей, построенный по проекту Алексея Щусева, был деревянным и планировался как временное сооружение для прощания с «любимым вождем». Позже его заменили также деревянным, но более основательным, а затем прощаться передумали, и тот же архитектор Щусев в 1930 году возвел на прежнем месте каменную постройку. В начале перестройки звучали призывы не только вынести, наконец, тело Ленина из Мавзолея и захоронить, но и сам Мавзолей ликвидировать, как и другие памятники коммунистической эпохи. Свой вариант обновления погребального сооружения Комар и Меламид описали в открытом письме президенту Борису Ельцину, предложив установить на Мавзолее, на месте надписи «Ленин», табло с бегущей строкой, на которой появлялись бы новости, коммерческие объявления, стихи, прогноз погоды и т. д. По мнению Андрея Ерофеева, «формат “бегущей строки” не позволяет выстроить иерархию сообщений, что обеспечивает демократичное равенство различных дискурсов в обществе». К такой демократии власть была не готова и предложение отклонила.
Ербосын Мельдибеков. Трансформер
В начале июня 2020 года Музей современного искусства «Гараж» представил проект, крайне созвучный политическим процессам, связанным с охватившими мир протестами. Казахский художник Ербосын Мельдибеков наглядно продемонстрировал, что любой государственный символ — будь то памятник или знамя — рано или поздно превращается в игрушку в руках власть имущих. И, разумеется, вандализм и снос памятников, которые происходят сейчас, — далеко не последний в истории случай, когда за переоценкой ценностей следует борьба с символами. Этот тезис красноречиво доказывает инсталляция Мельдибекова «Трансформер», которая разместилась на площади Искусств музея «Гараж». Она представляет собой гигантский деревянный конструктор со сменными насадками в виде частей памятников, которые в прошлом украшали площадь Эмира Тимура в Ташкенте. За последние сто лет это место сменило шесть названий, а монумент на площади менялся восемь раз: во времена Российской империи здесь красовался памятник Константину фон Кауфману, русскому военному деятелю, который руководил завоеванием Центральной Азии. После революции его сменил памятник «Красное знамя», затем последовали «Серп и молот», «Маяк мировой революции», памятники Ленину, Сталину, стела с текстом программы КПСС и бюст Карла Маркса. Сейчас на площади стоит конная статуя Эмира Тимура (он же Тамерлан, считающийся одним из основателей узбекской государственности). Всего Мельдибеков запланировал пять сборок, приуроченных к нескольким государственным праздникам. Конечно, таким образом художник прежде всего поднимает вопрос о кризисе национальной идентичности жителей Центральной Азии, которым то и дело приходится приспосабливаться к новым политическим обстоятельствам. Но одновременно и открывает далекие скульптурные перспективы по созданию памятников-трансформеров. Или ретроспективы? Как у древних римлян, заменявших фигурам правителей одну голову на другую.
