Открытое письмо Сергея Попова министру культуры РФ Ольге Любимовой
Историк искусства, куратор и галерист Сергей Попов о необходимости приобретения произведений современного искусства в российские региональные музеи и о том, почему это нужно делать прямо сейчас.
Уинслоу Хомер. Гольфстрим. 1899. Холст, масло. Музей Метрополитен, Нью-Йорк
Уважаемая Ольга Борисовна!
Не буду долго рассыпаться в описаниях трудных времен — то, что они наступили для подавляющего большинства, в том числе в сфере культуры, очевидно. Но что же еще делать государству в трудные времена, как не помогать людям — в нашем случае производителям и дистрибьюторам культуры!
Дело не только в поддержке художников, привычных тратах на выставки, целевой помощи музеям или даже нам, галереям, продающим современное искусство. Дело в комплексных мерах, которые позволят решить проблемы, накопившиеся за предыдущие десятилетия и никак до сих пор не решавшиеся, и при этом действовать в пределах конкурентного рынка, по его законам и условиям, без ущемления чьих-либо интересов.
Необходимо начать покупать произведения современного искусства для коллекций наших российских региональных художественных музеев. Это искусство там, за незначительными исключениями, просто отсутствует — и масштаб этого отсутствия мы пока недостаточно понимаем и тем более не способны оценить прагматично. В музеях нет не то что современного искусства — нет российского искусства как такового. Мы практически не имеем в музейных коллекциях искусства той страны, в которой живем! Коллекции заканчиваются на советском искусстве, причем только в его официальном изводе, и это никого не смущает. Опираюсь на собственные знания и имеющуюся в общественном доступе информацию, на мнения многих директоров музеев или их заместителей по науке. Об этой проблеме на недавнем президентском совете по культуре говорила Мария Букова, директор Красноярского музейного центра «Площадь Мира» — одной из немногих институций, которая имеет постоянно пополняющуюся коллекцию современного искусства: «Первое решение — это государственная программа закупки произведений современного искусства в фонд региональных музеев. Я благодарна Союзу музеев, потому что я увидела в предлагаемой Стратегии развития музеев до 2030 года комплектование музеев работами современных художников».
Мне кажется, начинать такие закупки надо именно сейчас, не дожидаясь спокойных времен. Мы все равно видели на протяжении многих лет, что когда были спокойные времена — на эти задачи никто не выделял средств, и это все полагали за норму. Теперь, когда кризис устранил, «обнулил» многие предыдущие договоренности, — самое время вкладывать деньги, направленные государством на благие (я полагаю это слово не звонким оборотом, а конкретной задачей) цели.
Откуда их взять сейчас? Не знаю, Вам виднее. Но, вероятно, отменились международные программы, на которые средства были намечены ранее. Возможно, надо иначе распределить средства, выделенные на развитие отечественного кино: так называемый патриотический кинематограф и до настоящего времени не справлялся с поставленными задачами и генерировал сплошные убытки, а сейчас, на фоне невероятных потерь в экономике, съемка бездарных фильмов при господдержке вообще будет восприниматься издевательством над культурой, которую необходимо поддерживать не на словах, а на деле. Вы хорошо представляете себе бюджет, а я не очень — к слову, информацию о нем весьма непросто найти. Наверняка там есть строки, которые в сегодняшних условиях могут быть названы необязательными. А те, о которых говорю я, — насущные.
Как распределить эти средства? Вот это я знаю отлично. И средства нужны, поверьте, не столь большие — Вы даже, возможно, не представляете, насколько мизерные, даже в масштабах нашей вечно недофинансированной культуры. Работы молодых художников и тиражные работы стоят, за редкими исключениями, десятки тысяч рублей, обычные работы исчисляются суммами от нескольких десятков до нескольких сотен тысяч рублей; работы стоимостью свыше миллиона рублей должны обсуждаться особо. Важно понимание того, что это не случайные цены, что они сгенерированы множеством участников рынка, что формирование этих цен происходило десятилетиями. Цены, разумеется, могут обсуждаться во всех конкретных случаях — я говорю о принципе. Но это не неподъемные средства, и они не исчисляются немыслимыми миллиардами, которые нужно точно подсчитать и распределить заранее, за год. И не нужно пытаться потратить их разом — необходимо сделать их трату постоянно действующей моделью, программой, без которой невозможно будет мыслить государственный бюджет каждого следующего года и которая будет показывать в цифрах и практических результатах действенность государственной политики в отношении искусства. Важно начать сейчас, создать, хотя бы в экспериментальном масштабе, действующий механизм. Я много размышлял и обсуждал, где и как такие действия могли тормозиться раньше — на уровне постановки задач, сложностей отбора, коммуникации центра и регионов или отсутствия воли к распределению средств. Так вот, все это уже неважно.
Возможно, есть другие причины, помимо отсутствия средств, возможно, они когда-то ранее обсуждались в министерстве — мне об этом ничего неизвестно. Возможно, Вы скажете: на это есть РОСИЗО, это их задача, и она прописана в Уставе организации (мы все знаем, насколько успешно эта задача реализовывалась организацией в Советском Союзе). Или: на это должны быть частные фонды. Есть прецеденты целевой помощи — вот, фонд Потанина. Знаете, я не могу повлиять на фонды, заставить их тратить больше или быть созданными в ходе кризиса. Но я имею полное право как налогоплательщик ставить такую задачу государственным органам, существующим на налоги граждан нашей федерации и преимущественно с целью их распределения.
Начинать можно прямо сейчас, и для начала необходимы методические действия. Даже если предположить, что средства дадут завтра, — мало кто в музейном руководстве понимает, как их можно и нужно тратить, как осуществляются приобретения, как нужно выстраивать их подачу и популяризацию в самих музеях и в общественном поле. Это огромная работа, ее нельзя организовать в одночасье, она должна стать регулярной. Вот только важно не остаться на этом уровне, застряв в определениях и спорах.
Тем более что у нас есть и положительные прецеденты — нам прекрасно знаком опыт московских музеев, успешно осуществляющих закупки и программы популяризации произведений современного искусства. Необходимо поставить в пример многолетнюю политику Государственной Третьяковской галереи, Московского музея современного искусства, Мультимедиа Арт Музея. Были попытки в отдельные годы решить вопрос музейных закупок в глобальном масштабе, в отношении всех музейных предметов (понятно, что у каждого подведомственного Вам музея нужды свои — литературные, исторические, прочие). Они так и остались разовыми, породив призрачную надежду на продолжение. Но я говорю не об этом. Я говорю о современном искусстве.
Прежде всего: что это такое? Что такое «современное искусство» — это не праздный вопрос! Например, в «Стратегии развития музеев в Российской Федерации на период до 2030 года», принятой Союзом музеев России, говорится как о само собой разумеющемся, без уточнений, о приобретении «произведений современных художников и изделий традиционного народного искусства и ремесел». Современное искусство — это не что-то сомасштабное ремеслам! Современное искусство — возможно, тот материальный актив, что даст в будущем представление о нашем времени во всей полноте. «Современное искусство» — это конвенциональное понятие, относительно которого давно сложился консенсус в экспертном сообществе. Не место и не время вдаваться в тонкости определений, но важно уточнить, что речь идет отнюдь не об «искусстве, создающемся в настоящее время, вне зависимости от направления и течения». Действие циркуляра, из которого взята цитата, необходимо отменить, если это не было сделано ранее, так как именно этой бумагой предписывалось руководствоваться подведомственным министерству организациям.
Понятно, что в этой ситуации может смущать. Наверняка опасения, что лишь только объявишь о закупке, как в списки начнут проситься всякие нежеланные «акционисты» и антигосударственники. Хотя мы не должны забывать, что сами принципы современного искусства основываются отчасти на критике существующего порядка вещей, тем не менее, и впрямь государству не обязательно бросаться поддерживать всех своих раздражителей. Так вот именно для того, чтобы эти опасения не реализовались (если они действительно есть), и нужно иметь последовательную и рациональную программу не только поддержки, но и закупок искусства. Это должны быть не мнения случайных людей, но именно институт экспертизы — прозрачная, понятная модель. Мнения самих музеев или местных, областных министерств культуры необходимо сбалансировать с экспертной позицией, по меньшей мере, федерального масштаба. Уверен, у Вашего ведомства есть эксперты — важно, чтобы их имена не вызывали смущения в «системе искусства» (это конвенциональный термин, полагаю, он не нуждается в расшифровке), иначе нас ждет вал бездарных работ в музеях — вторичная мазня, лишенная качества, или поделки, которые не имеют права называться искусством. Избежать этого легко — достаточно обратиться к мнению экспертов, которых признает сообщество, чья репутация не была ни единожды поколеблена на протяжении десятилетий. Предлагаю и свои услуги в качестве одного из таких экспертов.
Но главный вопрос: что нам это даст (помимо собственно музейной легитимации произведений искусства)? Прежде всего — деньги художникам, творцам культуры, которым они так нужны сейчас; деньги посредникам — галереям, которые и создают стоимость брендов художников, а также контрагентам, которые включены в цепочки связанных необходимых действий; однако самое важное — настоящую, не надуманную активность музеям. В том числе возможен мощный пиар-эффект для учреждений культуры: в течение многих месяцев они будут получать событийную линейку, поводы для демонстрации реальных действий государства и для общественного обсуждения. Некоторое время назад всех беспокоило, что коллекции отечественного современного искусства получают в дар или закупают Центр Помпиду или Тейт Модерн — и это абсолютно нормально, потому что они включены в глобальную цепочку конкуренции за лучшие произведения. И будучи лучшими в этом вопросе, борются за лучшее, добиваются лучшего и позиционируют то лучшее, что они получают. То же самое можно сказать про наши музеи федерального уровня. Но ненормально то, что в эти конкурентные отношения не включены российские региональные художественные музеи. Смысл в том, чтобы музеи — от Южно-Сахалинска до Калининграда — начали соревноваться в событийной значимости приобретений. Чтобы впоследствии их руководители и главы региональных министерств культуры смогли бы включить в эту конкуренцию спонсоров, дарителей. И чтобы это не было односторонним предписанием федерального центра регионам, но повлекло бы и обратные процессы, которые приобрели невероятную значимость в последние годы, — и воздействия регионов на центр, и связи регионов друг с другом.
Вы скажете: почему сейчас? А почему нет? Если есть возможность серьезно изменить что-то к лучшему — это надо делать сейчас, с учетом того, что вчера (а это длинное «вчера», в некоторых регионах закупки такого рода проводились последний раз лишь в начале 1990-х) — так вот, вчера на это не было средств, а завтра про это снова все забудут. Процесс закупки национального искусства в музеи нельзя откладывать бесконечно, потому что в таком случае нечего будет покупать. Даже крупнейшие музеи сталкивались с проблемой невозможности приобретения ключевых произведений, так как они находились в частных коллекциях и именно там приобретали достойную капитализацию, нередко весьма значительную. Уже сейчас очевиден дефицит первоклассных произведений искусства наших современников разных поколений — я не стану перечислять имена, чтобы никого не обидеть. Нельзя забывать и о том, что на эти произведения цены росли практически непрерывно на протяжении всего времени существования Российской Федерации — а это почти тридцать лет. И сегодня, да и давно уже, цены на некоторые работы кажутся неподъемными для бюджета — а значит, возможности, которые имелись годы назад, безвозвратно упущены. Неужели наше отечественное искусство так и не будет толком представлено в наших же музеях, за редчайшим исключением — только потому, что мы просто об этом не задумывались? Сегодня, когда настоящая опасность обострила, переопределила связи между людьми и сообществами, — неужели не настало время действовать с целью сохранения и репрезентации нашей собственной культуры? Когда еще, если не сейчас?
Сейчас не только выгодный момент (поскольку частные коллекционеры, по-видимому, на некоторое время снизят свою активность в приобретении), но и необходимый — так как именно в такой сложной ситуации государство имеет все возможности прийти на помощь художникам и связанному с ними бизнесу. А также капитально пересмотреть собственные установки относительно искусства, отказаться от прежних стереотипов, выработать, наконец, конкретную программу приоритетов, положительную программу, которая не будет заключаться в ругани гипотетических «разрушителей традиций» и столь же гипотетической «поддержке молодых творцов». Нет ни первого, ни второго — но есть множество выдающихся художников разных поколений, относительно которых государство в лице профильных органов до сей поры боится подтвердить, вслед за экспертным сообществом: «Мы признаем вашу значимость, ваш масштаб; мы хотим подкрепить свои утверждения действиями».
Это изменит отношения внутри нашей культуры, которая увязает в отсылках к архаике, к идеологизированному прошлому — причем, на самом деле, не нашему, а прошлому прежних государственных образований. Можно относиться к этому с почтением и вниманием, необходимо это сохранять самым тщательным образом — но невозможно при таком подходе построить позитивный проект современного существования, определиться с важным, ценным, нужным для нас сейчас — а это «сейчас» уже растягивается на десятилетия. Если мы не можем сохранить собственную современность в музеях, можем ли мы претендовать на уважительное отношение к нам потомков? Новое десятилетие, безотносительно всякого коронавируса — превосходная точка отсчета для того, чтобы создать эту страницу нашей современности, которая на глазах становится историей и которой — простая задача — необходимо перестать опасаться и принять такой, какой она сложилась. Другой истории искусства, Ольга Борисовна, у нас для нас самих нет. И следовать надо, тщательно соблюдая установки автономии самого искусства, за той, которая есть, — а задача состоит в том, чтобы начать действовать как можно скорее, не теряя столь ценного всегда времени.
