Текст о современном искусстве

«Уважаемый Аристархов В.В.! Документы, которые Вам подсунули в качестве экспертиз по вопросам определения современного искусства, задачу свою не выполнили». Министерство культуры РФ разослало в «подведомственные организации», а также в «органы управления культурой исполнительной власти субъектов» Российской Федерации циркуляр, разъясняющий понятия «современное искусство» и «актуальное искусство» и предписывающий использовать эти понятия «согласно нормам современного русского языка». Историк искусства, куратор и владелец галереи pop/off/art Сергей Попов прочитал циркуляр и, в числе прочего, составил ответное послание его автору, заместителю министра культуры РФ Владимиру Аристархову.

Федор Решетников. Тайны абстракционизма. Фрагмент триптиха. 1958. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея

8 июля 2017 года в канцеляриях Министерства культуры РФ появился на свет циркуляр, определяющий (слава богу, не для всех, а только для подведомственных организаций), что есть «современное искусство» и что есть «актуальное искусство». Документ подписан г-ном Аристарховым В.В., известным мне преимущественно сравнением ярмарок современного искусства с местами наркоторговли, а художника Эрика Булатова с фигурой Адольфа Гитлера — также в качестве художника. Безусловно, дефиниции, исходящие от человека, который мыслит столь радикальными сопоставлениями, не могли меня не взволновать. Да к тому же если эти дефиниции являются указанием для музеев, к примеру, в отношении закупок. Благо я сам как искусствовед, педагог и практик современной художественной сферы занимаюсь определением современного искусства на протяжении почти четверти века, хочется поделиться своими соображениями — в ответ на чеканные и более чем лаконичные формулировки Аристархова, в содержательной части выраженные всего лишь в тридцати с лишним словах. Грешен, каюсь, мои попытки если не определения, то рассуждения на этот счет будут немного длиннее.

Подчеркну сразу, что вопросы терминологии для меня исключительно важны. Я приверженец идеи персонажа книги Андрея Некрасова, капитана Врунгеля — условно говоря, как корабль назовешь, так он и поплывет. В данном случае речь идет об именовании значительной сферы культуры — мощной, автономной, с давно сложившейся эволюцией и установленными правилами и в то же время тесно переплетенной со всеми прочими сферами жизни. Притом эта сфера — современное искусство — воспринимается обществом одним из ключевых показателей положения страны в современном мире вообще: «Покажи мне свое современное искусство, и я скажу, в какой стране ты живешь». Бумага Аристархова, выпущенная аккурат к сезону отпусков — чтобы незаметно просочиться во все инстанции, — претендует на подрыв художественной автономии. Современное искусство, результат деятельности небольшой, но независимой и необыкновенно продуктивной и влиятельной среды, у всех нас — имею в виду не только участников этой сферы, но и всех граждан страны — хотят этим документом отобрать, подобно тому, как отбирают эффективную компанию у собственников, размывая при помощи различных юридических ухищрений и откровенного рейдерства, их долю во владении. Современное искусство хотят этим документом подменить.

Чем подменить — вопрос вторичный. Прежде всего, как обычно, смотрим, кто стоит за этой подменой. Выводы документа основаны на двух приложениях от институтов, которым и было поручено дать определения «современному» и «актуальному» искусству. Оба института — Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина и Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачева — связаны в первую очередь с литературой и русским языком, а отнюдь не с профильными для искусства аспектами деятельности. Это сама по себе странная ситуация, как если бы кураторы музейных выставок, к примеру, взялись писать методические рекомендации литературоведам по поводу того, что ямб на самом деле стоит считать хореем, а в верлибре должно быть определенное количество слогов в строке.

Первый документ за подписью ректора Института русского языка Т. Русецкой — преимущественно словоблудие, которое завершается блистательной формулировкой: «…то, что является актуальным, обязательно современно. То, что современно, не обязательно актуально», напомнившей мне образец абсурдистской точности по Хармсу: «Семь идет после восьми в тех случаях, когда восемь идет после семи». Эта бумага вообще нужна здесь для отвода глаз. А вот второй документ и есть настоящая цель заказа Минкульта. Присмотримся к нему повнимательнее, последим, что называется, за руками. Помимо того, что он содержит нелепые для специалиста ошибки (например, слово moderne переводится с французского языка как «современность», хотя понятно, что это прилагательное) и подмены содержательные (слова modernism, posmodernism и тот самый moderne трактуются как направления, хотя любому студенту очевидно, что направления — явления гораздо более локальные: например, для искусства это кубизм, экспрессионизм и т. д.), он строится на идеологических выводах, никак не вытекающих из предпосылок. Среди прочего, в нем сообщается, что «главный смысл» современного искусства в «противопоставлении классическому и традиционному искусству, в сломе устоявшихся представлений…» (популистская риторика 1970-х годов), а затем следует неожиданный финт ушами: «Впоследствии, с начала 2000-х годов российскому обществу было навязано однозначное понимание термина “современное искусство” как разного рода эпатажных, провокативных художественных практик». Хочется, конечно, поименно узнать всех этих «навязавших», но это, видимо, отложенная на следующий раз тема, и наш автор без всякого перехода и аргументации заключает: «При этом в русском языке словосочетание “современное искусство” означает не то или иное художественное направление, а “искусство, создающееся в настоящем времени”, “искусство, созданное нашими современниками” вне зависимости от направления и течения, которого придерживается художник». К сожалению, источники цитат автором не раскрыты. Впрочем, вчитываясь в эти слова, я вспомнил, что раньше где-то их уже слышал — и в самом деле, автором очень схожей фразы является не кто иной как непосредственный начальник Аристархова, министр культуры РФ Владимир Мединский. Ему принадлежат слова: «…современное искусство — это все, что делается сегодня». Итак, круг замкнулся: заместитель Мединского заказывает ведомственному институту бумагу с развернутой интерпретацией брошенной вскользь фразы шефа, чтобы она теперь циркулировала в качестве документа к исполнению. Ну и чтобы вошла в качестве документа в местную историю, где уже и без того полно похожих бессмысленных бумажек-указаний по нарушению автономии художников: ими наполнено сталинское время, в особенности, послевоенное — наихудшие годы для советского искусства.

Кто, к слову, автор этой экспертизы? Она подписана Евгением Бахревским, заместителем директора выпустившего бумагу института и заодно руководителем центра государственной культурной политики (что бы это ни значило), специалистом по языкам Крыма (как написано на сайте института), «тюркологом» (как характеризует его пресса). Такого, чтобы тюркологи рассказывали в официальном порядке специалистам по искусству, что представляет собой искусство, я не припомню. Даже в лютые сталинские годы под это создавались профильные институты. Что ж, придется в двух словах объяснить, что есть современное искусство без всяких кавычек, в ответ тем, кому лень заглядывать не то что в книги, но даже в соответствующие разделы википедии.

Прежде всего, это термин исторически укорененный — им обозначается передовое искусство со времени окончания Второй мировой войны до настоящего. Оно генетически связано с искусством авангарда или — шире — модернизма, но представляет собой новой виток изобразительных языков, с акцентом на собственно языковые модели (что свойственно и всем прочим видам культуры и формам знания в этот период). Оно включает в себя все больший спектр техник, обусловленный как развитием технологий, так и познанием человеком собственного тела и своего места в мире. Тематический спектр современного искусства безгранично широк, оно реагирует на любые проявления человеческой деятельности (а в последние десятилетия к ним добавляются и деятельность других биологических организмов, а также роботов), а вовсе не только на эпатажные и провокационные. Найти все милые душе Аристархова традиционные жанры, вплоть до анималистического и батального, и способы изображения, в том числе реалистический, здесь также можно, просто главное их отличие — в рефлексивной, глубоко продуманной природе изображения. Это последнее качество — пожалуй, ключевое для современного искусства. И да, термин «современное искусство» придумали не мы, он пришел из английского языка, так что мы обязаны как минимум считаться с этим. Сложно? Ну немного надо быть в теме.

Но Бахревскому все это неважно, мысли его уже устремлены гораздо дальше, к словообразованию. В заключении он предлагает «для преодоления путаницы» использовать словосочетание «контемпоральное искусство» («для обозначения тех или иных направлений», то есть, как раз для того, что принято называть современным искусством), а «обычные для русского языка значения словосочетаний «современное искусство» и «актуальное искусство» использовать для «практических целей государственной культурной политики», то есть, по-русски, для закупки идеологически устраивающих Минкульт произведений, а значит, как нам объяснили выше, любого «искусства, создающегося в настоящем времени». Еще бы — ведь в этой безликой массе «искусства» так удобно растворить подлинное, конвенциональное современное искусство, которое требует усилий для восприятия, по всей видимости, невозможных для сознания чиновников Минкульта и сотрудников института культурного и природного наследия (о том, какие творцы могли бы стать в этом случае бенефициарами, — разговор особый, но из пристрастий Аристархова, заявленных им в публичном пространстве, можно сделать вывод, что речь идет о самых низкопробных салонных художниках). Поэтому чиновники и сотрудники вынуждены жонглировать пустыми словами — что в действительности означает отмену борьбы художников за право собственного выражения, отмену существующей истории искусства с ее сложной, драматичной эволюцией, наконец, отмену достижений, на самом деле совершенных отечественными художниками в пространстве мировой культуры, несмотря на давление советского социума и невозможность свободно выставляться тогда, несмотря на противодействие и провокации в настоящее время.

Но современное искусство невозможно отменить приказами тюркологов по партии. Оно ведь существует не на заказы, а волей художников, и составлено из множества индивидуальных творческих действий, сопряженных в первую очередь с другими аналогичными действиями, а вовсе не с государственной политикой, которая к тому же имеет обыкновение меняться. В каждом случае это индивидуальная стратегия, нередко по-настоящему выстраданная и потому убеждающая. Именно за этим индивидуальными позициями, неповторимыми действиями, уникальными произведениями, в каких бы техниках они не реализовывались, и интересно наблюдать в искусстве. Да, кстати, о техниках. Впечатление, что заказчики документа и их визави хотят говорить только о «классических, традиционных» техниках или медиа — живописи, графике. А где же весь прочий спектр изобразительного искусства — от фотографии и видеоарта (которому уже почти полвека минуло) до интерактивных инсталляций и документации? Как применить к ним смутные критерии записных культурологов? И при чем тут столь нелюбимый в Министерстве набор «эпатажных» тем (без перечисления) — ведь не им одним живет современное искусство? Вопросов, мягко говоря, документы оставляют множество.

И все же, как мне кажется, это не политическая (по мнению Леонида Бажанова), а прежде всего экономическая история, очередная циничная история о распределении денег. Каковой, на самом деле, была, во многом, и история зрелого и позднего советского искусства – к которой идеология шла если не довеском, то необходимым обоснованием. Сегодня совершенно ясно, что именно та, политически ангажированная часть истории оказалась полностью проигранной — ибо только наших немногих модернистов и постмодернистов второй половины ХХ века воспринимают в мире как релевантных художников, единственно они вошли пока в большую, международную историю искусства. Так что по второму разу совершить эту глупость не выйдет даже у нынешних прокачанных нефтяными денежками госчиновников «от культуры». Маловато независимости, недостаточно идеологической четкости. Не говоря уже о поддающемся измерению художественном качестве — запрос на него вообще отсутствует в условных приемных Минкульта, да и везде, где ведутся разговоры о «современном искусстве без берегов». Если уж советской власти не удалось, то куда там нынешней!

Можно было бы в принципе не тратить на эти рассуждения времени, сказав, что, мол, есть соответствующие институции — тот же Музей современного искусства, национальные музеи искусства, биеннале, выставочные и образовательные центры, — которые и решают, какое искусство достойно носить звание современного. Но это, полагаю, вызвало бы ответ, что это всего лишь чье-то частное мнение, на которое у нас есть наше, не менее компетентное — вот бумажка, читайте! Поэтому главное — понять, что превыше всего автономия художника, действия самих художников, которые частные (в основном) и государственные (лишь изредка) средства способны просто поддержать. И определять здесь нечего, все уже определено до нас, нужно лишь понимать предыдущие определения и не плодить лишних, бессмысленных. Уважая позицию, что искусство само себя определяет, а не ждет определений извне. И в инстанциях нужно просто заниматься правильным распределением средств, если уж тебе это поручено. Тем более что с этим у нас почти всегда было плохо.

Времени читать такие длинные тексты у автора циркуляра наверняка не найдется. Поэтому резюмировать я решил предельно кратко — может быть, хотя бы на такой текст сыщется минутка у вечно занятых профессионалов распределения наших с вами средств на культуру: «Уважаемый Аристархов В.В.! Документы, которые Вам подсунули в качестве экспертиз по вопросам определения современного искусства, задачу свою не выполнили. Они не определили современное искусство. Это липа, никчемные, бессмысленные бумажки, чистая потеря Вашего времени. Но эти бумажки носят опасный для нашей страны характер — они подменяют представления о качественном в искусстве или, проще говоря, о хорошем и плохом. Если искусство будет поддерживаться государством согласно им — это будет просто бесполезная трата средств, неверная, такая же липовая, фейковая бизнес-модель. Ее ждет крах, а Ваше ведомство — неминуемый информационный позор, поскольку все, кому надо, и так давно знают, что такое современное искусство. Если Вам необходимы более подробные разъяснения по этому поводу — буду рад их представить. Подпись: Доброжелатель».