Радужные перспективы арабского арт-рынка
Кирилл Алексеев о «быстрых» и «долгих» деньгах, вложенных странами арабского мира в продвижение их современного искусства.
На ярмарке Art Dubai. 2014. Источник: канал World Art Dubai на YouTube
«Быстрые» деньги провоцируют ненужные траты. «Долгие» деньги вкладываются с умом и продолжительным расчетом. Но на искусство тратятся и те, и другие — из имиджевых или инвестиционных надежд.
В странах исламского региона современного искусства не существовало до начала 2000-х. Было в Европе небольшое количество авторов с арабскими именами, но самостоятельного направления в искусстве XXI века исламская культура на мировых экспозициях не представляла.
С начала 1980-х годов в Англии существовал довольно большой круг ливанской творческой интеллигенции, представители которой благоразумно эмигрировали в Старый Свет после прихода к власти мусульманских фанатиков. В числе этих арабских «элит-эмигрантов» было особенно много дизайнеров, архитекторов, книжных иллюстраторов. Мусульманские архитекторы вообще выступали с 1980-х отдельным сообществом внутри европейской творческой среды. Они были весьма доброжелательно приняты европейским девелоперским бизнесом в 1990-х. Этому немало способствовало то, что во главе одного из ведущих в те времена архбюро Dar Al Riyadh Consultants Engineering and Architecture стоял кузен короля Саудовской Аравии, что было немаловажно для госзаказов.
В соседних Эмиратах нефть закончилась задолго до феерических биржевых скачков цен, но там доходы от углеводородов с большим умом разместили в недвижимость и туристическую инфраструктуру. Именно ОАЭ первыми задумались, как обозначить себя в культурном плане так, чтобы западные инвесторы начали относиться к нобилитету исламского региона с должным почтением, и сначала начали приобретать престижное искусство.
Первые приобретения были случайными и несистематичными. В Эмираты, а затем в Катар хлынули вещи Гогена, Моне, Кандинского, Мондриана, Лемпицкой и других топовых авторов — их эстимейты невероятно росли на рубеже веков, но эти конкретные вещи в большинстве считались не самыми кондиционными. Не обладая должными коллекционерскими навыками, арабские приобретатели моментально стали жертвами ловких французских и английских дилеров. Когда же стало очевидно, что в отсутствие соответствующих экспертов все приобретенные произведения не стоят и десятой доли вложенных средств, появилась удачная идея сделать профильных специалистов своими союзниками. Операция была задумана из расчета крупного «культурного опта» и денежных инвестиций, сопоставимых с годовым бюджетом РФ. Результатом этих усилий стал уникальный спонсорский договор между Эмиратами и Музеями Лувра, получившими новое здание в Абу-Даби. Архитектор Жан Нувель замечательно справился с задачей создать высокотехнологичный музей с ландшафтными новациями и традиционными для мусульманского зодчества светотеневыми эффектами.
Если ваша страна не порождает коммерческих авторов, то рано или поздно вы начнете покупать иностранцев. Нет своих — быстро найдутся чужие. В начале 2000-х эта несложная экономическая истина, наконец, стала очевидна внутри мусульманских государств, и они занялись созданием и продвижением собственного искусства. Как всегда, на выручку пришла Saatchi Gallery, весьма успешно придумавшая за несколько лет до этого «китайское контемпорари», а в 2009-м показавшая гигантскую выставку Unveiled: New Art From the Middle East («Без паранджи: новое искусство Ближнего Востока»). В своих посвященных мусульманскому Востоку выставочных программах галерея Саатчи не обозначала шиитское или суннитское искусство, никакого регионального разделения тоже не было: персы выставлялись с арабами, пакистанцы с уйгурами — и это несмотря на их традиционно конфликтные взаимоотношения. Все это здорово напоминало стратегию пророка Мухаммеда, сгладившего все виды национальной вражды изобретением нового этноса — арабского, построенного по религиозному принципу.
В качестве альтернативы инвестициям Саачи Саудовская Аравия с начала 2000-х поддерживает своих земляков в художественной западноевропейской среде посредством финансового фонда Edge of Arabia. Впрочем, эта организация работает большей частью для пиара, чем для эффективного продвижения авторов.
Еще в начале ХХ века уровень цивилизованности в стране определялся культурологами в прямой зависимости от прав и свобод женщин внутри культурной среды. В начале XXI века острота проблематики сохранилась в некоторых регионах, что стало одной из главных тем современного мусульманского искусства. Феминизм добрался, в частности, до искусства турецкого: в 2011 году, параллельно со Стамбульской биеннале, в Стамбульском музее современного искусства прошла выставка Dream and Reality — Modern and Contemporary Women Artists From Turkey («Мечта и реальность. Модернистские и современные женщины-художницы из Турции»), представившая работы 74 участниц. Это была изящная интерпретация всех европейских художественных направлений второй половины ХХ века. Тогда же в музее состоялось множество семинаров и встреч, где обсуждались права и возможности женщин в художественных сообществах и институциях.
Важным шагом в мировом художественном процессе стало возобновление в 2017 году Тегеранской скульптурной биеннале, проходившей до недавнего времени под снисходительным надзором «Стражей Исламской Революции». Вообще в Иране с 2010 года открылось великое множество выставочных залов с неплохой живописью, весьма привлекающей иностранных туристов. Некоторое количество английских арт-дилеров довольно регулярно выкупают целыми выставками большое число персидских авторов — например, специализирующаяся на иранских художниках лондонская Sophia Contemporary Gallery.
Крупным событием стало открытие в 2006 году представительства аукциона Christie’s в Дубае со специализацией по ближневосточному современному искусству. В 2008–2009 годах на этой площадке прошли первые топовые продажи: самым дорогим лотом стала работа «Стена (О, Персеполь)» живущего в Канаде иранского скульптора Парвиза Танаволи, проданная за $2,84 млн и установившая рекорд цены на произведение ближневосточного искусства, тогда же личный рекорд установил Шарль Хоссейн Зендеруди ($1,6 млн). Правда, все подобные продажи случились до кризиса 2009 года, а затем пошли на спад. Этот досадный факт послужил поводом для дискуссий о раздутых ожиданиях и отсутствии перспектив в этом сегменте арт-рынка. Однако в последние годы дела у Christie’s в Дубае вновь идут на лад: так, в 2013 году полотно турецкой абстракционистки (и по совместительству иракской принцессы) Фахронисы Зейд «Распад атома и растительная жизнь» ушло за $2,741 млн (аукционный рекорд художницы), а в октябре прошлого года аукционный дом провел специализированные торги ближневосточным современным искусством также и в Лондоне, заявив, что желает «удовлетворить растущие международные аппетиты в отношении этого рынка».
Окончательно же милые старосветские сплетни о недостаточном потенциале ближневосточного контемпорари прекратились с началом триумфальных продаж на ярмарке Art Dubai в 2011–2014 годах, когда суммы сделок на некоторых стендах достигали цифр госбюджета небольших африканских государств, причем самые любопытные покупки проходили в сугубо закрытом формате.
И сегодня будущее мусульманского совриска полно радужных перспектив. Тут и открытие новых музеев в Тунисе, Саудовской Аравии, Ливане, Катаре, африканских государствах, таких как ЮАР, где ислам стал основным маяком прогресса. Наверняка после спонсорской поддержки из Эмиратов Лувр расширит экспозиционные интересы в пользу мусульманских стран. Примеру этого союза, скорее всего, последуют Орсэ и прочие европейские музейные институции. Например, Гуггенхайм очень быстро уловил направление финансовых потоков и моментально разместил свой филиал а Абу-Даби.
Еще можно предсказать, что некогда скромный павильон Саудовской Аравии на Венецианской биеннале превратится в дворец (в этом году страна дебютирует на архитектурной биеннале в Венеции, а на Венецианской биеннале современного искусства Саудовская Аравия, как и Ирак, впервые выступила в 2011 году), а европейский вкус испытает нечто похожее на стиль «тюркери», что имитировал восточную стилистику в рококо (пока же об этом забавном историческом явлении вспоминают только занимающиеся XVIII веком искусствоведы).