Для музеев нет табу. Михаил Пиотровский: 50 статей за 10 лет. СПб.: Арка, 2016
В петербургском издательстве «Арка» вышла книга «Для музеев нет табу. Михаил Пиотровский: 50 статей за 10 лет». Михаил Борисович Пиотровский — директор Государственного Эрмитажа, человек-музей. Однако помимо заведования одним из главных музеев мира он успевает быть также президентом Союза музеев России, деканом Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета, общественным деятелем и публицистом. Публицистической деятельности Пиотровского посвящен сборник «Для музеев нет табу»: он состоит из популярных статей, написанных для газеты «Санкт-Петербургские ведомости», где Пиотровский в течение десяти лет излагал свои взгляды на функционирование и роль музея в современном российском обществе, на миссию культуры и на самосознание общества в целом. Его статьи всегда злободневны, привязаны к конкретному поводу — будь то атаки ретроградов на выставки современного искусства в Эрмитаже или варварское разрушение сирийской Пальмиры, — но выводят читателя к более широким вопросам об устройстве сознания современного человека. С любезного разрешения издателя мы публикуем вошедшую в сборник статью «Дым рассеется, проблемы останутся», впервые вышедшую в «Санкт-Петербургских ведомостях» 30 мая 2013 года.
Фрагмент обложки книги «Для музеев нет табу. Михаил Пиотровский: 50 статей за 10 лет», 2016
Дым рассеется, проблемы останутся
Ученый совет Санкт-Петербургского университета оказал мне честь, избрав деканом моего родного Восточного факультета. За несколько дней до этого при обсуждении программ кандидатов значительная часть членов факультетского совета выразила несогласие с моей программой. Я исходил и исхожу из того, что у Университета теперь новые возможности и статус. Свои глубокие традиции факультет может передать Университету и в свою очередь воспользоваться его ресурсами для расширения связей, привлечения новых сил и людей. Словом, надо встроиться в развитие, двигаться в русле и стараться возглавить движение.
Я также считаю необходимым для сохранения академической чистоты редчайших специальностей максимально интегрировать факультет в востоковедную жизнь города (Эрмитаж, Институт восточных рукописей, Кунсткамера и т. д.), страны и мира. Наличие людей, сомневающихся и беспокоящихся о том, что забота об академических традициях опасна для некоторых традиций общественных, естественно. Однако глубокого конфликта тут нет. А попытка создать его не поможет делу, которому все мы на факультете служим.
Ситуация эта, на мой взгляд, вписывается в одну характерную черту нашего времени. Я бы назвал ее «дымовой завесой».
Типичной «дымовой завесой», дымом, который жжет глаза, я считаю идею воссоздания Музея нового западного искусства в Москве. Провокационный «выброс» вопроса во время прямой линии с президентом превратил его в активно обсуждаемый, словно у общества и правительства нет других дел. Меня осаждают предложениями принять участие то в одном, то в другом ток-шоу. Препираться не хочу, свое мнение много раз высказал. Размышлять стоит о последствиях конфликта, скрытых «дымовой завесой».
Ясно, что речь идет не о воссоздании музея, а о перевозе коллекции, являющейся частью Эрмитажа, в Москву. Разговор даже не о ее ценности. Эрмитаж — энциклопедический музей, он всегда показывал культуру от древности до современности. Коллекция Щукина — Морозова представляет искусство ХХ века. Изъять ее — значит вернуть музей к 1913 году. Эрмитаж будет обескровлен и превращен в музей ХIХ века. И ГМИИ Пушкина, потеряв свои вещи, перестанет быть тем, что он есть. Он останется музеем слепков и эрмитажных картин, возвращения которых будет требовать Эрмитаж.
Музей нового западного искусства нужен Москве. Эта проблема как раз все и затуманивает. Прекрасный способ сохранить память о музее, уничтоженном в 1948 году, — виртуальное его воссоздание. Если делать, то новый музей, а не новодел. Для этого требуются не обсуждения, а деньги на приобретение экспонатов. Продолжая «бодаться» из-за Матисса, мы упустим время и потеряем возможность покупать картины современных художников, как западных, так и своих. Уже сейчас не всегда мы можем себе это позволить. Давно пора предоставить льготы меценатам. Есть немало коллекционеров, которые покупают дорогие, музейного уровня вещи. Им надо дать возможность создавать собственные музеи и показывать коллекции в музеях государственных.
Самое главное последствие конфликта — взрывается единое музейное пространство, сложившееся в течение последних двух десятилетий: единство позиций, взаимная помощь, принцип функционирования. Союз музеев России создавал его, понимая, что между музеями есть множество спорных вопросов. При этом мы находили проекты, позволявшие на время разногласия отодвинуть и не вытаскивать. Они ничто в сравнении с проблемами развития музейного дела. Когда люди занимаются делом, им не до интриг.
Разрушить единое пространство легко. Один пример. В Хабаровском музее есть картина итальянского художника Гарофало, мы возили ее на выставку в Италию. Отвезли, показали, вдруг возникли трудности с возвращением в Хабаровск. Нужен был специальный самолет, задержка возникла по вине итальянских партнеров. В Хабаровске громко заговорили: «Теперь нашу картину не отдадут». Там помнят, что она из Эрмитажа. У нас и в мыслях ничего подобного не было. Таких ситуаций может быть много.
Одна из ныне рожденных музейных проблем — гарантии своевременного возврата вещей. То, что мы требуем от американцев, теперь музеи будут требовать друг от друга и от Министерства культуры. Все потому, что есть взаимные претензии. Я не раз говорил, что корона и драгоценности Российской империи из кладовой Зимнего дворца уехали в Алмазный фонд. Почему бы их обратно не попросить?
Коллеги из других городов недоумевают, о чем идет спор между Москвой и Петербургом, когда у них нет одного, другого, пятого, десятого... «Дымовая завеса» заслоняет, в частности, проблему фондохранилищ. В дискуссиях как ругательное фигурирует слово «запасники». У Эрмитажа есть опыт строительства открытого фондохранилища. Он не обсуждается, когда спорят о том, где должны быть картины Матисса.
Надо показывать выставки в городах России. У Эрмитажа прекрасные центры в Казани и Выборге. Есть предложения по созданию таких центров в Екатеринбурге, Красноярске, Владивостоке. Мы несколько месяцев вели разговоры в правительстве о том, как можно эрмитажную схему осуществить в других городах. По опыту известно, что это требует финансовых вливаний, правительственных решений. Чтобы возить выставки по стране, необходимы государственные гарантии страхования, средства, изысканные местными властями, чтобы привести в порядок принимающие музеи. Непростые переговоры идут годами. Теперь они застряли. Все заняты разговорами о том, поедут или нет картины Матисса в Москву, хотя куда более важно, что выставка импрессионистов из Эрмитажа, которую мы возили в Амстердам, отправится в Казань.
На второй план отходит и тема показа нового западного искусства. Все знают, что в Эрмитаже есть залы, для этого приготовленные. Кстати, сорок лет назад, когда мы говорили об импрессионистах, имели в виду Матисса и Пикассо. Потом разобрались, кто такие импрессионисты и постимпрессионисты. Сегодня вылез старый термин, это один из показателей, что мы движемся не вперед, а в обратном направлении.
Существует мировое музейное пространство. Сейчас правительство должно решить острейшую проблему двухлетнего эмбарго с выставками США и России. Я рассказываю журналистам, что даже во время холодной войны ничего подобного не было. Они пишут: со времен холодной войны такого не происходило. Во время холодной войны культура была мостом. Она и должна им оставаться. У музейщиков есть для этого рецепты, но они не работают без государственной поддержки. Много серьезных вопросов мы ставим перед правительством, далеко не всегда получаем положительный результат. Отвергнуты предложения по государственному страхованию экспонатов, как и по снятию некоторых налогов с музеев. Вот что надо активно обсуждать.
Мы живем в виртуальном мире, который все больше вытесняет подлинный. Теперь имеем дело даже не с виртуальным миром, а с дымом, который щиплет глаза. Разговор о кощунстве из того же ряда.
Все помнят историю с выставкой братьев Чепменов. С одной стороны, она показала уровень бескультурья части общества. С другой — то, что в обществе есть нездоровая обостренность, связанная с оскорблением чьих-то идеалов и представлений о мире. Вопрос серьезный. Весь мир говорит о том, что следует усилить наказание за оскорбление чужих чувств. Как арабист, я это трактую очередным влиянием исламской культуры на Европу. Даже религиозные деятели отмечают: мусульмане защищают свои святыни, а мы этого не делаем.
Можно, конечно, кидаться камнями в музеи, громко кричать, а можно обсуждать проблему. Эрмитаж на Петербургском международном юридическом форуме выступил инициатором круглого стола, посвященного теме кощунства в искусстве. Присутствовали музейщики, художники, юристы, представители религиозных конфессий.
Какой-то депутат написал, что была драка. Драки не было, была острая дискуссия. Она показала очевидное: говорить тихо мы не умеем, но и вопросы обсуждались серьезные. Мир сегодня — большая деревня, где все знают о каждом шаге друг друга, я на себе это ощущаю постоянно. То, что является кощунством для одних, не означает то же самое для других. Надо договориться, кто должен решать, что хорошо, что плохо. Есть иллюзия всесильности закона: стоит расписать, что можно, что нельзя, и наступит порядок. Юристы объясняли: право — дубинка, стоит десять раз подумать, прежде чем его применить. Надо просчитывать общественные потребности тех или иных юридических норм.
Представитель патриархии говорил: «Нас не зовут на острые дискуссии, а нам есть что сказать». Он заметил, что степень преступности зависит от того, какие действия последуют за проступком. Так, в 1920-е годы государство начало изымать картины из Эрмитажа, убедившись, что это можно делать безнаказанно, стало продавать их за границу.
Представитель президента по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой напомнил, культура — это запреты, а искусство всегда в какой-то степени богохульство. Не случайно раньше актеров не хоронили в церковной ограде. Возникает вопрос, надо ли закрывать искусство в резервацию, устанавливать для него границы? Какова степень допустимости — отгородиться или запретить? По этому поводу в мире нет полной ясности.
Высказывалась, казалось бы, мысль очевидная: пусть судьями выступают эксперты. Но от мнения экспертов до цензуры полтора шага. Эксперты могут судить, но когда: до выставки и спектакля (худсоветы мы проходили) или после, когда происходят дискуссия и обсуждение? Представители православной церкви по этому поводу говорили: «Церковь высказывает позицию, а не требует принять меры, например, закрыть выставку».
Разговор часто шел на повышенных тонах. Но и вопросы ставились непростые: памятник Сталину, только что поставленный в Якутске, — оскорбление памяти погибших от репрессий? Осквернение Вечного огня — оскорбление памяти павших? Есть множество важных для нации символов, как с ними обращаться? В законах многое прописано, но дело не только в законах. В сфере человеческих (не только религиозных) чувств должно возникнуть общее нравственное пространство. Надо договориться: есть вещи, которых не может быть никогда.
Думаю, будем продолжать встречи, открывать выставки, устраивать обсуждения. Мы можем дать пример миру, если не будем устраивать «дымовые завесы». Сквозь дым виден только скандал в благородном семействе. Последнее дело, когда окружающие следят за тем, кто кого одолеет. Танец теней отвлекает внимание публики и властей от важных проблем.
