Искусство делать деньги

Они радуют глаз. Волнуют воображение. Являются синонимом успеха. Заставляют мир вертеться, а мечты осуществляться. Мы придаем деньгам такое значение, что зачастую не обращаем внимания на то, как они сделаны. А между тем каждая банкнота — это адский труд, тщательно проработанный дизайн, дорогая бумага новейших сортов и самые современные способы печати. Ханс-Юрген Куль, один из самых известных фальшивомонетчиков Европы, рассказывает о своем пути в искусстве.

Леонид Парфенов, Елена Китаева. Три рубля. Из проекта «Новые деньги». 1996. Courtesy Елена Китаева и GARAGE Russia

Майк Мейре: Я читал интервью 2007 года со следователем из полиции. Он сказал: «Куль — не просто преступник. Он художник, интеллектуал, и его подделки очень хороши». Почему вы занялись изготовлением фальшивых банкнот?

Ханс-Юрген Куль: Я начал с копий Уорхола, где-то в 1970 году. Я хорошо зарабатывал в модной индустрии и захотел купить серию принтов уорхоловских цветов, они стоили 35 тысяч марок. Взяв их в руки, я подумал, что если бы я сам их напечатал, мне бы это обошлось в две тысячи. У меня был шелкографский станок, который я использовал для печати на коже. Я сделал тираж таких принтов в иной, чем у Уорхола, цветовой гамме, и он быстро разошелся — каждый принт стоил 250 марок. Потом дело дошло и до уорхоловских портретов Мэрилин и Мао, еще позже я уже свои собственные работы оформлял в стиле Уорхола. Большинство моих клиентов верили, что это настоящие Уорхолы.

М.М.: Уорхол видел ваши работы?

Х.Ю.К.: Я с ним три раза встречался, он знал, что я делаю, и не видел в этом проблемы. Я никогда не подделывал конкретную работу, всегда менял цвета или формат. Мне предлагали миллионы за то, чтобы подделать две картины, но я отказался — это скучно и неэтично. Недостаточно интересно. Мне, как художнику, намного больше нравилось подделывать доллары.

Райнхольд Герштеттер: Куль может сделать фальшивые купюры, и кто-то примет их за настоящие. Но оригинал купюры так сложно устроен, что идеальную подделку создать невозможно.

Х.Ю.К: Это точно. Но если продавец за стойкой готов взять вашу фальшивую купюру, значит, она хороша. ЦРУ и КПГ (Криминальная полиция Германии. — «Артгид») говорят, что это самые качественные подделки из тех, что им встречались. Конечно, такие отзывы вдохновляют.

М.М.: То есть азарт тут тоже важен?

Х.Ю.К.: Я сказал бы, что тут речь и о том, чтобы пенсию себе повысить, и о том, чтобы попытаться воссоздать нечто, не поддающееся копированию. Хотелось добиться 90–95 процентов соответствия оригиналу.

Р.Г.: Стопроцентного попадания не было никогда. Одна страна добилась высокого качества подделки денег с помощью государственных вложений, но и эти фальшивки далеки от идеала.

Х.Ю.К.: Северная Корея. Ким Чен Ын. 100 миллионов долларов вложил.

Р.Г.: Большинство поддельных купюр в нынешнем обороте — это очень простые и дешевые фальшивки, сделанные мафией. Сама мафия их не использует, а отдает третьим лицам на их страх и риск. Подделывать деньги — занятие не очень-то прибыльное, и вот почему: ты тратишь наличные в разных местах, оттуда их отвозят в банк, и банк проверяет их на подлинность. Оглянуться не успеешь, как приедут полицейские.

Х.Ю.К.: Поэтому мы точно знаем, сколько денег подделывается, плюс-минус пара сотен долларов. Каждый год подделывается 3–4 миллиона долларов. В законах о защите от подделок утверждалось, что под угрозой ценность валюты, но разве это опасность при таких-то суммах! И все равно фальшивомонетчики получают двадцать лет тюрьмы.

Р.Г.: Американцам всегда было все равно. Они знают, что их валюту относительно просто подделать, знают, что в ходу фальшивые доллары, но их мало. Вот почему они так держатся за свои купюры. Тут еще политическая проблема есть. Они боятся, что ввод нового типа купюр станет поводом для разговоров об удешевлении валюты и неконтролируемой инфляции.

Х.Ю.К.: В новом долларе больше цвета. Китч, китч и еще раз китч.

Р.Г.: Да, выглядит ужасно.

Х.Ю.К.: Да и для фальшивомонетчика не такая уж проблема.

М.М.: Значит, раньше было лучше?

Р.Г.: В прошлом принимались разные меры безопасности. Портрет на купюре — хорошая защита. Наши мозги натренированы на распознавание лиц. Любой обыватель легко заметит чуть увеличенный глаз. Поэтому лучше, если на денежных купюрах портреты, а не здания.

Х.Ю.К.: Пропавшую колонну никто не заметит.

Р.Г.: Да можно вообще другой памятник на купюре напечатать, и никто не заметит. Я видел черно-белые копии дойчмарок — и их принимали к оплате. Мне бы не хватило смелости таким расплачиваться. Сходите в Центробанк Германии, взгляните на образцы подделок — умрете со смеху.

Х.Ю.К.: Там есть купюры с голыми женщинами, и их брали как ни в чем не бывало. Был еще эксперимент с 75-евровыми купюрами — брали. Поэтому я считаю, что новая купюра евро очень хороша — чувствуешь, что она настоящая. Осязательные ощущения великолепны, особенно по краям. Никто не смотрит на водяные знаки или маленький шрифт, просто сразу понятно, что это не подделка.

М.М.: Райнхольд, что-то изменилось с тех пор, как вы разрабатывали дизайн дойчмарки — с каллиграфией и печатью с медных досок?

Р.Г.: Первые купюры печатались со стальных досок. Мы до сих пор так делаем, но добавляем еще и шелкографию, и флуоресцентную краску, кроме всего прочего. И если, например, поддельщик будет покупать в аптеке препараты для флуоресценции, то выйдет так дорого, что производство фальшивок станет безумием.

М.М.: Значит, никакого драйва в подделывании не осталось?

Х.Ю.К: Ну мне было весело. Я делал шелкографию с добавлением ультрафиолетового лака поверх офсетной печати, что создавало эффект печати со стальных досок. Флуоресцентную краску я достал у одного парня из очень хорошей типографии, он мне тайком продал ее за 5 тысяч евро — сильно дороже обычной цены, кажется, в 200 евро.

М.М.: Вы даже воссоздали брызги, которые обычно получаются во время печати со стальных досок.

Р.Г.: И все же если посчитать расходы, стоит ли этим заниматься в крупных масштабах?

Х.Ю.К.: Можно сказать, что не каждое преступление того стоит.

Р.Г.: Сегодня подделки с точностью больше 40–50 процентов невозможны из-за цифровой начинки купюры. Не могу вдаваться в детали, но если фальшивка только выглядит как настоящая купюра — этого недостаточно.

М.М.: Что важнее в создании банкноты — особая эстетика дизайна, которую нельзя подделать, или сложная технология изготовления?

Р.Г.: Представьте себе архитектора. Он получает задание на строительство дома по конкретным параметрам и с использованием всех новейших технологий, но при этом он должен предложить определенное эстетическое решение. В этом великое искусство. Когда я получаю заказ, то прежде всего разрабатываю определенную философию дизайна. И именно она, то есть то, как купюра будет выглядеть, всегда вызывает самые горячие споры, так как я имею дело с банкирами, а они, мягко говоря, не отличаются богатым воображением.

М.М.: Из-за кажущейся демократичности цифровых медиа всем хочется иметь собственное мнение по всем вопросам. Это феномен нашей эпохи. Кто решает, что и кто будет изображен на банкноте? Она ведь должна отражать культуру страны.

Р.Г.: Когда я делал последний тираж песет для Испании, я сам мог выбирать, чей портрет напечатать. В Германии для дойчмарок собирался совет историков. Мой коллега Роберт Калина делал дизайн евро. Тогда графическим дизайнерам рекомендовали использовать портреты, но Калина решил наоборот — он выбрал мосты и ворота.

М.М.: Мосты и ворота — хорошая метафора для регионов, которые объединяются.

Х.Ю.К: Лично мне кажется, что на евровых банкнотах всего слишком много.

Р.Г.: Мне не нравится, что мосты и ворота выдуманные, а не настоящие.

Х.Ю.К.: Мне нравится только одна банкнота, старая швейцарская, она все еще в обороте. Но они хотят новую выпустить, и она, на мой взгляд, ужасна. Подчеркнуто цифровая эстетика, очень современно; странно — они хотят, чтобы молодым нравилось.

Р.Г.: Для банка в Швейцарии я создал наиболее кропотливо разработанную банкноту с точки зрения качества печати, потому что они приобрели новейшее печатное оборудование. Эти купюры было слишком дорого печатать для одной-единственной страны, но они были очень интересные, прихиппованные, много цвета.

М.М.: Значит, купюры передают дух времени.

Р.Г.: Конечно! Есть массовое явление, о котором каждый дизайнер должен знать — и ничего не делать. И это явление состоит в том, что люди привыкают к новому постепенно: сначала ненавидят и говорят, что это ужасно и невыносимо, а потом — что красиво.

М.М.: Задача в том, чтобы внести элемент анархии в систему эстетики, которую нас заставляют принять по умолчанию.

Р.Г.: Я недавно был в Китае. Они выпускают новую серию купюр и приказали дизайнерам держаться моего дизайна старой дойчмарки, но я им посоветовал так не делать, потому что это работа двадцатилетней давности. А у художников должен быть простор для творчества!

М.М.: Каждое десятилетие получает купюру, которую заслуживает. Я помню, как впервые взял в руки долларовую купюру, когда приехал в Штаты в 1980-е, и она была по-своему клевая. А сейчас деньги больше не клевые.

Р.Г.: Когда меня попросили улучшить евро, мне не позволили менять изображения. Я слегка изменил графический дизайн, чтобы купюры выглядели иначе. Мне бы хотелось сделать все по-новому, но такие решения в нашей профессии принимает не художник.

М.М.: С купюрами связано множество ностальгических чувств и личных переживаний. Деньги — вещь интимная, даже сегодня, когда мы расплачиваемся через интернет. Когда деньги в кошельке или в кармане, они всегда близко к телу. Евро сначала казались холодными, а теперь я смотрю на них и вижу, какими современными они были для своей эпохи. Кого бы вы напечатали на купюре сегодня, если бы могли? Есть ли идеальный кандидат на эту роль?

Р.Г.: Я настаивал на том, чтобы на евро была Европа, античная героиня. Получить разрешение было пыткой, поначалу мою идею прокатили. Удалось только потому, что я довел нужных людей до ручки, а теперь им это нравится. Это портрет-голограмма, маленький, конечно, но он понятен каждому.

Х.Ю.К.: Меня всегда удивляли голограммы на банкнотах. Никому не удастся качественно подделать голограмму, но, с другой стороны, она такая маленькая, что никто не обращает на нее внимания. Почему не сделать ее в три раза больше, чтобы люди заметили? Никакому фальшивомонетчику с таким не справиться.

Р.Г.: Если слишком выделить один элемент в купюре, ее легче подделать. Вообще-то это не голограмма, а кинеграмма, более сложная технология. Но большинству людей все равно. Суть дизайна банкнот состоит в том, чтобы было как можно больше разных примочек, каждую из которых в равной степени трудно подделать.

М.М.: Можно ли при создании дизайна купюры программировать ошибки, то есть создавать генератор случайностей, которые сделают каждую банкноту уникальной?

Р.Г.: Теоретически — да, легко: можно использовать лазерную технологию для индивидуальных кинеграмм или особую бумагу. Возможно, в будущем так и случится. Важно, чтобы все технологические данные были в безопасности, потому что количество отходов при печати готовой купюры огромно. Отбраковывается примерно восемь процентов купюр.

М.М.: Когда мы делали свою типографику для журнала GARAGE, было интересно замечать, как определенные шрифты ассоциируются с определенными продуктами и ценностями. В конце концов мы выбрали набор шрифтов, а то, как комбинируются в словах буквы из этих различных шрифтов, определяет генератор случайностей. Пролистав GARAGE, вы сможете найти удивительно красивые сочетания букв. Они танцуют.

Р.Г.: В этом деле важны сотни незначительных деталей. Цифра на банкноте должна быть большой. Цвета — легко опознаваемыми. У некоторых людей куриная слепота, или плохое зрение, или неважное осязание. Строитель, который весь день работает с цементом, обращает меньше внимания на то, какова купюра на ощупь, чем другие люди.

М.М.: А сегодня фальшивки есть в обороте?

Р.Г.: Только одна десятая процента от общего количества купюр. Не обижайтесь, господин Куль, но ваша сотенная не прокатит на аппаратуре по определению подлинности.

М.М.: Сколько вы работали над этой купюрой?

Х.Ю.К.: Года полтора. Я параллельно еще искусство делал — не могу сконцентрироваться на чем-то одном. Если бы мог, то изготовление купюры заняло бы три-четыре месяца.

М.М.: Зачем вы это сделали?

Х.Ю.К.: Из азарта. Ко мне обратился один человек, связанный с албанской мафией и заключивший какую-то сделку со швейцарскими банкирами и бизнесменами из Саудовской Аравии. Они полтора года меня уговаривали изготовить поддельные купюры на десять миллионов долларов. Полтора года я отказывался, потому что не было станка. Они обещали 200 тысяч марок на станок и два миллиона гонорара. Но пока я возился с технологией, меня по обрезкам поддельных купюр вычислила полиция, подослала ко мне покупательницу, и меня арестовали при передаче ей партии фальшивых денег. Я легко отделался, поскольку ни одной купюры в оборот не пустил. Но все равно меня приговорили к шести годам, хотя я вышел раньше — сделка-то была ненастоящей, а по закону нельзя втягивать в такие дела гражданина без судимостей. В той же тюрьме сидели два убийцы — один получил шесть лет, другой семь. А если ты отметелишь кого-нибудь так, что он на всю жизнь останется инвалидом, то получишь полтора года. Так нельзя.

М.М.: Таков статус денег в нашем обществе.

Х.Ю.К.: Я не подделывал евро, потому что считал это более безнравственным, чем подделка долларов. Мои фальшивые доллары должны были отправиться из Югославии в Ирак, от одного бандита другому. А фальшивые евро могли оказаться и в местном магазине у какого-нибудь простого человека.

Р.Г.: Желаю вам успеха в работе, хоть она сегодня и другая, без риска.

Х.Ю.К.: Для риска я слишком стар.