Места силы неофициального искусства Ленинграда–Петербурга. Часть 6. Пушкинская, 10

Анна Матвеева продолжает исследование мест бытования неофициального искусства Ленинграда — Санкт-Петербурга. Сегодня — первая часть рассказа о символе неофициального искусства города, его главном «гнезде»: Пушкинской, 10.

Арт-центр «Пушкинская, 10». Источник: visit-petersburg.ru

«Пушка» в течение 1990-х стала синонимом вольного искусства. Сквоты существовали и до нее, и параллельно с ней, но нигде не было таких масштабов: огромный дом на несколько корпусов и внутренних дворов, целиком захваченный художниками и музыкантами, да еще с каким-то пусть не полностью легальным, но полуофициальным статусом, с выставочной программой, мастерскими, клубами, барами, наконец — с собственной системой управления. Адрес знали все. Сегодня он внесен в путеводители: арт-центр «Пушкинская, 10» — единственный из тогдашних сквотов, доживший до наших дней, является городским учреждением культуры и продолжает продолжать.

Пушкинская улица в Петербурге отходит от Невского проспекта перпендикулярно ему и идет параллельно Лиговскому проспекту. Дом 10 с курдонером — доходный дом графа Шувалова — был построен в 1878–1879-м архитектором Христианом Тацки и занимал почти целый квартал. Северо-восточный угол дома выходит на небольшую безымянную площадь, в центре которой стоит памятник А. С. Пушкину работы скульптора Опекушина: по легенде, богатая владелица одной из квартир была настолько страстной почитательницей поэта, что на свои средства установила памятник ему у себя под окнами. Дом пережил революцию и блокаду, а к 1980-м был расселен и ждал капитального ремонта. 

Захват дома не был стихийным. Он был подготовлен годами художественного подполья. В конце 1975 года, после эпохальных выставок художников-нонконформистов в ДК им. Газа и ДК «Невский», художники осознали, что вместе они — сила и что к ним есть интерес публики. Тогда же по инициативе художника Юрия Жарких было создано Товарищество экспериментальных выставок (ТЭВ). Целью организации провозглашалось «Способствовать творческой деятельности художников, в том числе не являющихся членами Союза художников РСФСР, в целях развития советского изобразительного искусства». ТЭВ не получило юридического статуса, несмотря на ряд писем-протестов в ЦК КПСС и XXV съезду КПСС по поводу отказа Ленинградского управления культуры в его регистрации. В знак протеста против замалчивания ТЭВ и в память о трагически погибшем художнике Евгении Рухине (погиб при пожаре в собственной мастерской, спасая друзей. — Артгид) 30 мая 1976 года у стен Петропавловской крепости прошла несанкционированная выставка-демонстрация, которая закончились арестом нескольких участников. В том же году членам ТЭВ удалось добиться разрешения провести две групповые выставки в ДК им. Орджоникидзе^[1]. 

Вторая половина 1970-х была мутной и трудной, и ТЭВ жило так же мутно и трудно, находясь постоянно на грани распада. Более половины участников уехало из СССР. Один из основателей и президент Пушкинской, художник Сергей Ковальский пишет: «В 70-е поколение следующей формации, группы “Алипий” и “Летопись”, устраивали квартирные выставки, потом выставки в церкви Кирилла и Мефодия, ЛДХС (Ленинградский дом художественной самодеятельности), ДК Железнодорожников, в Ленинградском дворце молодежи, выезды на природу с картинами. Группа “Инаки” держала постоянную выставку в квартире С. Ковальского на Пискаревском пр., 48-22. <…> Еще существовало ленинградское отделение московского Горкома графиков со своим помещением на Васильевском острове, где, как бы нелегально, проходили небольшие выставки живописцев, членов Горкома (чем не центр консолидации питерского авангарда, как в Москве на Малой Грузинской улице?). Мы, “старые” и “новые неофициалы” предприняли попытку объединения с Горкомом, но неудачно. Ездили в Москву, чтобы договориться о совместных действиях с Центральным горкомом графики на Малой Грузинской. Разговора не получилось»^[2].

Однако к началу 1980-х атмосфера в стране стала меняться. Преемником ТЭВ стало ТЭИИ — Товарищество экспериментального изобразительного искусства, стихийно образовавшееся в 1981 году после квартирной выставки на Бронницкой улице, в которой приняли участие 62 художника. Участники решили самоорганизоваться — не в подпольный коллектив друзей и единомышленников, а в официальный. «Было составлено огромное письмо, безжалостно “заредактированное” желающими художниками, в отдел культуры при ЦК Компартии тов. Шауро и министру культуры тов. Демичеву с подробным анализом происходящего в жизни изобразительного искусства в Ленинграде, как в ЛОСХе, так и за его пределами. Нами было сделано предложение признать Товарищество экспериментального искусства в качестве второго официального творческого союза профессиональных художников. В конце письма мы заявляли, что если положительного ответа не будет, то Товарищество начнет свою работу, существуя “де факто”.

Так оно и получилось. Несмотря на то, что впервые за всю историю обращений “неофициальных” художников в руководящие инстанции, мы получили ответ… Такой же безликий, как и подпись под ним.

Мы начали деятельность ТЭИИ без “высочайшего” соизволения»^[3].

ТЭИИ стало главной организацией, объединявший тех, кто не желал вступать в другие организации. Всего за его историю членами ТЭИИ стали 143 художника, за десять лет своего существования (1981–1991) ТЭИИ провело 13 общих, 48 групповых, 7 персональных официальных выставок в Ленинграде и СССР и 21 за границей^[4]. Несмотря на отсутствие официальной регистрации, у ТЭИИ были правление и оргкомитет; Товарищество с 1983 года вело хроники и строгую документацию, перед каждой большой выставкой тайным голосованием избирался выставком из числа художников. Со временем внутри Товарищества начались конфликты — не хуже, чем в СХ, — между старшим и молодым поколениями: чего стоит хотя бы история с «Ноль-объектом» Тимура Новикова и Ивана Сотникова, когда в 1981 году на выставке ТЭИИ в ДК им. Кирова эти двое молодых хулиганов — оба члены Товарищества — представили в экспозиции не живопись или скульптуру, а прямоугольную дыру в фанерном щите. «Ноль-объект» вызвал возмущение более конвенциональных художников ТЭИИ. Новикову с Сотниковым только того и было надо: нонконформисты оказались конформистами, не признающими искусства вне конвенциональных рамок! Из дыры «Ноль-объекта» родилось движение «Новых художников» — самое яркое питерское арт-явление конца 1980-х. Так или иначе, ТЭИИ — огромная и важнейшая глава в истории актуального искусства Ленинграда, но мы не будем подробно ее рассматривать, поскольку наша тема — места, а не движения. Всем, кто интересуется историей ТЭИИ, можно порекомендовать увесистый том «ТЭИИ: От Ленинграда к Санкт-Петербургу. “Неофициальное искусство” 1981–1991 годов», изданный в 2007 году Музеем нонконформистского искусства и издательством «Деан». Мы же вернемся к зданию на Пушкинской улице.

Инициативное ядро ТЭИИ во второй половине 1980-х увлеченно разрабатывало концепцию собственного арт-центра. Времена стали вольные, подули ветры перестройки, в 1988 году был принят закон 8998-ЧI о кооперации в СССР, так что появился шанс придать частной инициативе легальный статус. «В конце 1980-х бесхозяйственность городских властей достигла своего предела. Многие дома в центре города, поставленные по плану на капитальный ремонт и уже полуразрушенные, оказались брошенными на произвол судьбы. Некоторые из них стали занимать художники, у которых не было мастерских. Такие дома, как НЧ/ВЧ на ул. Каляева и ул. Чайковского, дом 145 по Фонтанке, успели получить известность благодаря активности художников, наполнивших своим искусством пустые квартиры.

Но никто из них не занимался организационными и хозяйственными проблемами, связанными с содержанием зданий»^[5]. Художники ТЭИИ были готовы подойти к делу более основательно. У них уже был опыт обивания порогов и взаимодействия с городскими властями. С другой стороны, от этого опыта они изрядно устали. По легенде, в 1989 году тогдашнее инициативное ядро ТЭИИ — Сергей Ковальский, Юлий Рыбаков и Евгений Орлов — сидели на скамейке на Пушкинской улице у памятника Пушкину. Площадь-сквер у памятника и сегодня является излюбленным местом распития на свежем воздухе у горожан, а тогда — тем более. За рюмкой художники жаловались друг другу на жизнь: что нет собственных мастерских, нет выставочных площадок, а до городских властей не достучаться… И тут, по согласному свидетельству всех участников, бронзовый Пушкин развернулся к ним на своем постаменте и произнес: «Так вот же вам дом, чего же боле? Идите и берите!» — и вдобавок неприлично выругался. Бронзовая рука поэта указывала на дом №10, стоявший пустым в ожидании капремонта. 

И они пошли брать.

Вскоре была зарегистрирована первая кооперативная галерея: по номеру дома и номеру квартиры она называлась «10-10». Это, кстати, стало пушкинской традицией: самодельные галереи не заморачивались c названиями, а брали себе в качестве имени номера квартир: «Галерея 21», «Галерея 103», «Галерея 77». Ряду квартир удалось придать статус мастерских от Худфонда. Официально дом был арендован у города кооперативом «Охрана», и ТЭИИ из кожи вон вылезло, но вступило с ним в симбиоз, чтобы создать культурный центр (целью «Охраны» было создание бизнес-центра). Был зарегистрирован Фонд «Свободная культура», ставший правопреемником ТЭИИ на территории Пушкинской, 10. Биться за «капремонтный» дом пришлось сразу после заселения, и эта битва продолжалась годами: «Враждебные действия со стороны районных властей не заставили себя ждать. Осенью в доме отключили отопление, полагая, что выжить художникам в таких условиях будет непросто. На следующее утро инициативная группа уже пикетировала здание Ленсовета с плакатами “Отдайте тепло народу” и “Вымораживая культуру, вы замораживаете себя”. <…> часть художников направилась на сессию районных депутатов. В зал прошли явочным порядком, где сгруппировались и двинулись к президиуму. Воспользовавшись замешательством его членов, художники прошли к трибуне и, завладев микрофоном, заявили протест. Демарш возымел успех. На следующий день отопление было включено»^[6]. Заинтересовать культурным центром бизнес-структуры было невозможно: они хотели быстрой прибыли. Однако к 1990 году Юлий Рыбаков — не только художник, но и диссидент, за художественные акции (в частности он написал большими буквами на бастионе Петропавловской крепости: «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков!») отсидевший в 1970-е шесть лет в лагере, — стал депутатом Ленсовета. Благодаря его инициативе в марте 1990 года концепция арт-центра получила одобрение мэра Ленинграда Анатолия Собчака, а в 1991 году был заключен договор аренды с городом на 15 лет (по истечении был продлен еще на 49 лет). И тут уже стало можно жить и разворачиваться.

Началась жизнь и движуха: бесшабашная и нищая, как и все то время. «…Открылись галереи: “103”, “21”, “77” (названия были даны по номерам занимаемых ими квартир), “Техно-арт-центр”, “Фотоimage”, “Мост через Стикс” (при участии сотрудников Русского музея), “Новая академия изящных искусств”, постоянная экспозиция произведений современного искусства из коллекции Фонда “Свободная культура”, арт-клуб “Фиш-Фабрик”, музыкальные вторники Юрия Касьяника, клуб “Арт-Клиника”»^[7]. Дом притягивал творческих маргиналов — из Академии художеств, из Художественно-промышленного училища имени Веры Мухиной, просто самоучек, фотографов, музыкантов, эзотериков, тусовщиков. Очень скоро он стал этаким «ульем», где с утра до ночи и с ночи до утра не только работали, но и встречались, устраивали концерты, спектакли, кинопоказы, киносъемки, чтения, поэтические фестивали, академические дискуссии. Здесь давали путевку в творческую жизнь, здесь складывались семьи и творческие союзы, здесь, увы, бывало, и обрывались жизни. Здесь шла многолетняя борьба: не политическая, а самая житейская, борьба за жизнь в искусстве в условиях холода и безденежья, отсутствия света и электричества. Все это время руководство арт-центра старалось поддерживать официальный статус и бороться с городскими властями за человеческие условия для художников. Со скрипом, с потерей большой части площади им это удалось — благодаря чему центр существует и работает поныне. А что именно в нем происходило в героические веселые и нищие 1990-е, мы расскажем в следующем материале.