Дело Баснер

30 января этого года искусствоведу Елене Баснер, обвиняемой в продаже поддельной картины Бориса Григорьева, была изменена мера пресечения свободы: домашний арест, под которым она находилась с января 2014 года, сменили на подписку о невыезде. Но этим новости по резонансному делу Баснер не закончились. В начале года также истек срок подписки о неразглашении, и искусствовед под следствием сразу же дала подробное интервью порталу «Город-812», актуализировав историю, которая стала настоящим шоком для научного сообщества. «Артгид» совместно с «Лентой.ру» представляют очерк шеф-редактора раздела «Культура» портала «Лента.ру» Арсения Штейнера, посвященный делу Баснер и рассуждениям о том, почему Шишкин и Малевич не висят в каждом доме.

Елена Баснер. Фото: Петр Ковалев / Интерпресс / ТАСС

Пять лет назад коллекционер и психиатр Андрей Васильев купил за $250 тыс. картину Бориса Григорьева «В ресторане». Борис Григорьев — дорогой и хорошо известный в мире художник (в 1919 году он бежал из Советской России, в Европе работать Григорьеву никто не мешал, и он умер своей смертью в 1939-м), о себе он говорил так: «Сейчас я первый мастер на свете… Я не боюсь любого конкурса, любого заказа, любой темы, любой величины и любой скорости». 250 тысяч — для Григорьева не потолок. Васильеву картина понравилась, и он купил ее без письменного заключения экспертизы.

В 2010-м Васильев отдал картину на выставку русских художников, работавших в Париже (шел перекрестный Год России и Франции). Там ее увидела сотрудница Всероссийского художественного научно-реставрационного центр им. Грабаря Юлия Рыбакова, которая сообщила Васильеву, что совсем незадолго до покупки картина была у них на экспертизе и не получила положительного заключения. Владелец не придал большого значения информации: экспертная оценка подлинности — дело тонкое, опирается больше на вкус и «насмотренность», разногласия среди экспертов нередки. «Я сам себе эксперт!» — заявлял позже Васильев, объясняя, почему он пренебрег экспертизой при покупке.

В 2011-м Васильев все же отдал своего Григорьева (приобретенного, уточним, без сопроводительных документов и экспертных оценок) на официальную экспертизу в Государственный Русский музей. Рассказывает он об этом так: «Буквально через неделю все тамошние технологи заявили, что картина прекрасная и самая что ни на есть настоящая. Вещь была в Русском музее на исследовании с марта по начало июня 2011 года, и в это же время там открылась большая выставка Григорьева. Выходят каталоги, и — о, ужас! — я вижу в них собственную картину, которая, оказывается, находится в запасниках Русского музея с 1983 года. У меня возникает ощущение, что со мной играют в наперстки».

Самой гуаши «Парижское кафе», очень похожей на «В ресторане», только на несколько сантиметров меньше, не было на первой в России большой персональной выставке Бориса Григорьева весной 2011 года, она вошла только в каталог. Работа поступила в ГРМ в составе собрания ленинградского коллекционера Бориса Окунева. Каталогизацией дара занимались опытный искусствовед Елена Селизарова и молодой сотрудник музея Елена Баснер. Баснер, как говорит замдиректора по науке Русского музея Евгения Петрова, не имела отношения к графической части собрания Окунева, поскольку работала в отделе живописи и интересовалась «крутым авангардом типа Малевича» (через 15 лет Елена Баснер защитила кандидатскую диссертацию, основанную на новой датировке целого ряда работ Казимира Малевича). В 1986-м собрание Окунева показали зрителям и выпустили каталог, в котором было текстовое описание гуаши Григорьева с пометой «версия».

Происхождение купленной Васильевым работы «В ресторане» в точности не известно. За $250 тыс. долларов он приобрел ее у книгоиздателя Леонида Шумакова. Шумаков узнал о том, что у Елены Баснер на экспертизе находится картина Григорьева, владелец которой заинтересован в продаже, и переслал Васильеву ее фотографию. Баснер, в свою очередь, картину принес некий Михаил Аронсон из Таллина. Аронсон, говорит Баснер, нашел ее телефон на сайте аукционного дома Bukowskiś, где она работает консультантом по русскому искусству. Он сообщил, что вещь происходит «из старого ленинградского собрания», и показал страницу альманаха «Мой журнал для немногих» с репродукцией картины «В ресторане» (альманах издавался в 1912–1914 годы петербуржским коллекционером и меценатом Александром Бурцевым). Собрание работ Бориса Григорьева приобрел у Бурцева психиатр Тимофеев, в доме которого бывала в середине 1980-х годов Елена Баснер. Она была уверена, что Аронсон имеет в виду именно это «старое собрание».

Продавец назвал цену: $180 тысяч. Шумаков привез Баснер 200 тысяч и забрал картину. Небольшие расхождения между репродукцией из «Моего журнала для немногих» и картиной не насторожили покупателя, который об участии в сделке Баснер и Аронсона осведомлен не был.

После выставки 2011 года, в каталоге которой Васильев увидел похожую на купленную им картину, он обратился в полицию. Дело вяло тянулось три года и прекратилось за истечением срока давности, но год назад, после личного обращения потерпевшего коллекционера к начальнику Следственного комитета РФ Александру Бастрыкину, Баснер, арестовали.

***

По распространенному мнению, примерно половина картин русских художников на рынке — фальшивки. Сама Баснер судит рынок более сурово: «Что-то около 70 процентов. Подделывают всех — от Репина до Анатолия Зверева». Емельян Захаров, совладелец галереи «Триумф», утверждает, что всего семь процентов на рынке подлинники, остальное — фальшивки (согласно весьма некомплиментарной к Баснер статье «Новой газеты»). При поддержке «Триумфа» и Россвязьохранкультуры вышли уже пять томов «Каталога подделок произведений живописи», и еще около тысячи заведомо поддельных картин не опубликованы. Многие фальшивки имели заключения ведущих экспертов крупных музеев о подлинности, впоследствии опровергнутые.

Хорошую подделку редко изготавливают с нуля. В общем случае массовая практика фальсификации требует принести в жертву относительно недорогую картину малоизвестного европейского художника. Меняется подпись и незначительные фрагменты (например, записывается финская избушка, вместо нее рисуется церковь), и готово — на рынке появляется новый Саврасов, Маковский или Шишкин по стоимости до сотни раз выше источника. От подделок страдают не только коллекции и репутации экспертов. Размывается история и русского, и европейского искусства, с течением времени в число эталонных работ входит черт знает что.

Десять лет назад ведущий эксперт Третьяковской галереи Владимир Петров отказался сразу от нескольких десятков своих заключений. Примерно в то же время были арестованы известные арт-дилеры супруги Преображенские, занимавшиеся перелицовкой европейских мастеров второго ряда. Дело получило резонанс, по слухам, фальшивая картина попала в Кремль. Доподлинно известно, что из 34 картин, проданных Преображенскими одному и тому же человеку, 15 оказались фальшивками, по пяти из них следствию удалось «отсмотреть» всю цепочку производства. В следующем году Росохранкультура запретила государственным музеям заниматься коммерческой экспертизой.

Эксперты крупнейших аукционных домов тоже не могут дать стопроцентной гарантии. В 2005 году на аукционе Christie's поставила рекорд «Обнаженная в интерьере» (или «Одалиска») Бориса Кустодиева. Ее купил фонд Виктора Вексельберга «Аврора» за без малого три миллиона долларов (£1688 млн) — более чем в семь раз выше эстимейта (предпродажной оценки). Провенанс у картины был отличный — продажа на том же Christie's в 1989 году. К несчастью, в 2009-м она была опубликована в «Каталоге подделок произведений живописи» с отрицательными заключениями экспертиз Русского музея, Третьяковской галереи и научно-реставрационного центра им. Грабаря. По суду аукционный дом вернул покупателю три миллиона фунтов стерлингов — стоимость картины, премию и миллион фунтов издержек.

***

Емельян Захаров считает, что оборот рынка фальшивок в нулевые годы был не меньше, чем у наркоторговли. Большинство подделок, с экспертизой или без, долго сохраняют статус подлинника: проходит много лет, прежде чем работа из коллекции средней руки снова попадет на рынок. Спустя время происхождение такой работы установить очень трудно.

Поддельные картины не только путают историю искусства, так как «новые» работы больших мастеров появляются за счет уничтожения работ менее известных художников. Фальшивки, а также разоблачение ошибочных или подложных экспертиз вредят в первую очередь инвестированию в произведения искусства, которые стабильно растут в цене. Эстимейт доставшейся Вексельбергу «Одалиски» в 2005 году был около £200 тыс., а при первой продаже в 1989-м — около £20 тыс., в десять раз меньше. Кто и откуда принес ее на Christie's в 1989 году — неизвестно.

Также неизвестно, кто и когда мог скопировать картину Григорьева «Парижское кафе». Русский музей утверждает, что с 1984-го, когда она находилась в фондах ГРМ, сделать это было технически невозможно. Также невозможно выяснить, действительно ли похожая на нее картина была в собрании психиатра Тимофеева или нашлась в гараже как наследство от бабушки — такую версию предложил следствию гражданин Латвии Михаил Аронсон. Обманутого покупателя, впрочем, Аронсон не интересует. Он считает, что именно Баснер продала ему заведомо поддельную картину и должна быть наказана. В назидание всем недобросовестным экспертам.

Владимир Петров — не вполне понятно, в шутку или всерьез, — предлагал национализировать всю бесконтрольно ходящую старую живопись, чтобы можно было спокойно переатрибутировать и расчистить завалы неподлинных вещей. Кстати, такое большое число подделок именно русских художников объясняется не только тягой коллекционеров к отечественному, но и национализацией частных собраний в первые годы советской власти. В сравнении с западным искусством, большинство эталонных работ русских художников XIX века все-таки принадлежит государству. А нормальная ситуация для большого музея — два-три процента коллекции на экспозиции, остальное надежно укрыто в запасниках и доступно только специалистам. Как, например, никогда не выставлявшаяся злополучная картина Григорьева.

Настоящих Григорьевых на всех не хватит. Оттого и подделки. Никакие регулятивные меры не смогут унять желание многих обладать растущим в цене «подлинником», даже в том случае, если подлинник не позволяет показывать публично плохая сохранность или Уголовный кодекс. А сделки на этом рынке происходят без участия государства и регулируются только доверием и репутацией.

***

Всенародная любовь к тому или иному художнику проявляется обычно через несколько десятков лет после его смерти. Вдруг встает очередь, растут цены, и из небытия возникают новые работы. Кроме Шишкина и Айвазовского, умельцы охотно изготавливают свежий русский авангард — тут требуется меньше живописного мастерства. В «Учебнике рисования» Максима Кантора описана целая артель по производству авангарда. Многие персонажи этого написанного практически с натуры романа продолжают работать в современном искусстве и сегодня, как-то не заметив, что все современное, что в нем когда-то было, давно улетучилось…

Предположим утопическую ситуацию. Поскольку нельзя разом выявить и запретить все до единой подделки, которые, случается, висят и в музеях, можно бы рынок фальшаков легализовать! На нем найдет себе работу множество невостребованных сегодня выпускников художественных ВУЗов. Не просто намалевать что-то сезаннистское, а сделать нового Сезанна, почти настоящего, — увлекательное дело! Наверняка работы неизвестного пока мастера подделок, который сумеет без фотошопа воспроизвести радиоактивную лунную дорожку Куинджи, пойдут нарасхват. А наиболее духовно богатые станут копировать самое трудное — Малевича, творчески воспроизводя кракелюры и микроскопические неровности красочного слоя, за которыми, как некоторые считают, скрывается переворот в искусстве.

«Черный квадрат» — в каждый дом! По Шишкину — каждой домохозяйке! Если такими лозунгами будут руководствоваться безвестные мастера культуры, состаривающие свеженаписанных ларионовых и григорьевых, и не более известные подмастерья совриска, изо всех щенячьих сил раз в год выдумывающие что-нибудь «актуальное» для подвальной галереи; если каждый обыватель сможет купить на базаре, а лучше в музее, настоящую, пахнущую свежим маслом недорогую копию Матисса — в спальню, Гончаровой — на кухню, Дейнеки — в кабинет, а в сортир — Рихтера, вот тогда искусство проявит свою истинную ценность. Не знаточескую, не инвестиционную, а простодушно-художественную.

Современное искусство, облагороженное прошедшими с его расцвета десятилетиями, уйдет в DIY-сферу. Будут продаваться наборы «Сделай сам» в ассортименте: с герметичной баночкой — «Пьеро Мандзони», с алюминиевой кастрюлькой, мухой и трафаретом — «Илья Кабаков», с зеркальцем и одноразовой фотокамерой — «Франсиско Инфанте».

Но это лишь утопия. В заведомо поддельных григорьевых инвестировать не получится.

А на сегодня в сухом остатке — уничтоженная репутация Елены Баснер, автора безошибочного радиоуглеродного метода определения поддельных живописных полотен, написанных после 1945 года, потерявшая свою сумасшедшую цену подделка высшего качества «В ресторане» и не подвергаемый сомнению музейный статус ее возможного оригинала «Парижское кафе», которого так никто и не увидел: говорят, прямо из запасников Русского музея картину отправили на выставку куда-то в Аргентину.