Монро в зеркале авантюризма
Этот текст, в котором критик и историк искусства Мария Кравцова рассматривает жизнь и приключения Владислава Мамышева-Монро через призму жизнеописаний авантюристов XVIII столетия и канона авантюрного романа, был написан задолго до трагической смерти художника 16 марта 2013 года. Наверное, для публикации на сайте «Артгида» можно было бы и переработать текст, заменив настоящее время его глагольных форм на прошедшее, но мы намерено не стали этого делать. Мы не хотим переводить Владислава Мамышева из настоящего времени в прошлое и имеем на это полное право.
Владислав Мамышев-Монро. Из проекта «Достоевский в цветах». 2005. Сourtesy XL Галерея
Владислав Мамышев-Монро, очевидно, опоздал родиться. Всего каких-то 300 лет назад он, вместо того чтобы освоить презренное ремесло художника, наверняка присоединился бы к армии авантюристов, разъезжавших по Европе в поисках Фортуны, притворяясь тайными посланцами или с действительными тайными поручениями, соблазняя женщин и мужчин и выуживая из карманов простаков целые состояния. Маргинальная, но все же эмблематическая для эпохи Просвещения фигура авантюриста невозможна сегодня. Естественно, плуты, мошенники и прочие герои Уголовного кодекса никуда не делись, но с них давно уже слетел покров таинственного мессианства и благородного артистизма, свойственный фигуре авантюриста XVIII века. Но все же дух авантюризма изредка воплощается в наших современниках. Так, биография Владислава Мамышева-Монро как будто нарочно выстроена по всем канонам плутовского романа, а в судьбе художника можно проследить немало параллелей с судьбами самых прославленных авантюристов XVIII столетия: Джакомо Казановы, Степана Занновича, Алессандро Калиостро и особенно кавалерши д’Эон — бравого драгунского капитана в женском платье, выполнявшего дипломатические поручения короля Франции Людовика XV и русской императрицы Елизаветы Петровны. И в этом контексте совершенно неудивительно, что наравне с маской Гитлера и белым платьем Мерилин Монро одна из личин Мамышева — аристократ XVIII столетия. Вопрос лишь в том, изображает ли художник genius loci выстроенного как раз в этом столетии на болотах и костях Санкт-Петербурга или конкретное историческое лицо. И, наконец, как заметил исследователь феномена авантюризма Александр Строев, «авантюрист стремится превратить свою жизнь в произведение искусства», подменяя жизнь романом, а роман жизнью. Этой же линии следует и наш художник, давно уже превративший себя в свое лучшее произведение.
Генезис авантюриста
Судить о Монро и сравнивать его с авантюристами эпохи Просвещения мы будем, пользуясь письменными источниками — автобиографическими сочинениями, светскими репортажами, письмами и записками нашего героя. И неважно, насколько преувеличил свои беды и приукрасил свои приключения Монро, — так делали все без исключения авантюристы, каждый из которых по-своему был просветителем, искал славы на литературном поприще и полемизировал с соперниками на страницах своих сочинений. Подобно настоящему авантюристу XVIII столетия, Монро конвертирует все, даже незначительные события своей жизни (вроде неудачной попытки выкурить сигаретку в туалете самолета) в литературу. Уже к тридцати годам Монро написал и опубликовал в глянцевых журналах и андерграундных альманахах несколько вариантов своей автобиографии, а в начале нулевых провел в XL галерее выставку «Житие мое».
Авантюристы эпохи Просвещения чаще всего были выходцами из третьего сословия или обедневшего дворянства. Если попытаться переосмыслить социальную иерархию в рамках иерархий советского общества, то окажется, что Монро происходит из «дворянства» — привилегированной партийной номенклатуры. «Моя мать была всю свою жизнь партийным работником и воспитывала меня в духе партийной морали», — пишет он в одной из своих многочисленных автобиографий (см. Вячеслав Мамышев. Автобиография профессора кафедры оригинального жанра Вячеслава Юрьевича Мерлин Монро // Альманах «Дантес», 1999, №2). Его детство и отрочество были прискорбными: Монро писал, что мать била его шлангом от пылесоса, дети издевались над придурковатым мальчиком. Точно таким же убогим было детство примерного авантюриста Казановы, который до 8 лет считался дурачком и не умел разговаривать. Переломным этапом в жизни нашего героя стало знакомство с Учителем с большой буквы — Новиковым. Согласно запискам самого художника, Тимур Петрович буквально спас его от неминуемой гибели. «Я понуро брел по пустынной набережной Фонтанки, — писал Монро, — у меня на шее висел огромный кирпич, из глаз лились слезы, но я никак не решался войти в воду. Когда я дошел до Аничкова моста, меня заметил один молодой человек, он обратил внимание на мой понурый вид, на камень на шее, на безысходность в моих глазах. "Постой, безумец, жизнь так прекрасна!!!" — прозвучал его ласковый и нежный голос».
Монро и воспитание
Впрочем, жизнь Владислава в кругу Новых академистов весьма напоминала типичный для эпохи Просвещения роман воспитания, правда, в редакции маркиза де Сада. Вспомнить хотя бы знаменитую короткометражку «Золотое сечение», в котором лидер Новой академии Тимур Новиков практически со сладострастным наслаждением сечет по голой белой заднице переодетого школьником Владика. Но и удрав из Питера, Владислав так и не научится жить без покровителей, людей, которые, если что, помогут ему, выкупят, распутают сложный клубок проблем, в который сам Монро с завидной регулярностью превращает свою жизнь. Как и многие авантюристы, Монро всегда искал защиты у сильных женщин. Его бывшая жена Татьяна Амешина помогла ему избавиться от некоторых губительных для здоровья привычек, а галерист Елена Селина сделала из маргинала художественной сцены популярного художника. Определенную роль в судьбе Монро сыграл в чем-то женственный и, несомненно, также обладающий искрой авантюризма француз Пьер Броше, который помог Владиславу избежать расправы соседей и милиции после того, как наш художник спалил квартиру дочери олигарха Бориса Березовского вместе с находившейся там собачкой.
Лики Монро — лики авантюриста
Историки не раз подчеркивали двойственную природу авантюриста, его склонность к половым девиациям и травестии. Урожденный Мамышев апроприировал в качестве творческого псевдонима не только имя американской актрисы Мерилин Монро. Официально признанный женщиной в 1777 году, шевалье д’Эон (Шарль де Бомон) провел полжизни в женском платье, но при этом все же был не женщиной, а всегда готовой к бою амазонкой, ведь сам король Франции позволил ему цеплять к кринолинам шпагу. Авантюристы нередко бывали замечены в приверженности к «итальянской любви». Первые редакторы сочинений Джакомо Казановы изрядно потрудились над тем, чтобы изъять из мемуаров легендарного героя-любовника гомосексуальные эпизоды. И, наконец, авантюристу свойственен социальный темперамент, он всегда ощущает себя героем на сцене, всю жизнь играет, меняя маски и роли, и просто не может жить без зрителей, как наш Владик не может жить без восторгов и комплиментов окружающих. Но при этом Владислав, как и классический авантюрист Просвещения, абсолютно одинок, просто потому что склонен к радикальному самомнению и нарциссизму, порою переходящему в самообожествление.
Монро и тайная дипломатия
В XVIII столетии авантюристы нередко выступали как агенты тайной дипломатии или шпионы. Политический авантюрист Корнелиус Герц даже пытался вмешиваться в и без того непростые отношения между Петром I и королем Швеции Карлом XII. Шевалье д’Эон, выполняя поручение короля Людовика XV, отправляется ко двору императрицы Елизаветы, чтобы воспрепятствовать России вступить в политический альянс с Англией против Франции. В одном из своих откровений Монро представляется таким же агентом тайной дипломатии Тимура Новикова во враждебной Москве, куда он отправляется после разыгранного разрыва с Учителем, чтобы изнутри разрушить оплот акционизма и прочей арт-нечисти. «Первым делом я превратил в притон и развалил пресловутую Якут-галерею, — откровенничает он. — Беспрестанно склоняя к петтингу и фистингу (тоже не без помощи анестезии), я удачно развалил группы "Фенсо" и "Беляев-Преображенский". Неслабо интригуя, в галлюцинозе, я успешно рассорил Ануфриева с Пепперштейном… Один мой добрый совет надолго упек в голландскую тюрьму ужасного художника Бренера, а другой мой добрый совет привел наивного Авдея Тер-Оганьяна к бегству от российского правосудия в Прагу. Подмешав Антону (так в подлиннике. — М.К.) Осмоловскому в чай гормон роста, я сделал его премерзко жирным, в результате чего тот сконфузился, прекратил устраивать перформансы и сошел с ума. Увлекши идеями гомосексуализма юного тогда галериста Николая Палажченко, я сумел заставить того закрыть свою галерею "Спайдер & Маус" и уйти на бессмысленные поиски сексуального партнера… И то давнее, важнейшее задание Учителя в полной мере, наконец, свершилось!»
Монро и траблы
У авантюриста сложные отношения не только с переменчивой Фортуной, но и с жестоким Роком. Рыцарь удачи обладает несчастливым талантом притягивать к себе неприятности и испытания. Ровно таков и наш Владик. Любой его вояж (а он, как и настоящий авантюрист Просвещения, живет путешествуя) заканчивается скандалом и погоней. Так в середине 1990-х Монро отправился в Воронеж, куда его выписали на открытие ночного клуба в качестве столичной штучки и изрядного фрика. Но, как и следовало ожидать, путешествие в Черноземье для нашего плута кончилось трагически. Охранники, приставленные организаторами к столичной звезде, пленили Монро в банальных целях получения выкупа от его матери. Но освободился из неволи Монро абсолютно в духе XVIII столетия, как герой авантюрного романа из пиратского плена, при помощи красноречия и проповеди слова Божия. «Я стал взывать к их православным добродетелям, опираясь на известное явление, что все мы братья во Христе, — позже откровенничал Монро. — Частично это подействовало. То есть на трех из пяти. С ними я и совершил побег из заточения. Потом мы все еще трое суток мыкались по Воронежу, укрываясь от обезумевших ментов и бандитов, поставленных теми двумя "нехристями" в ружье. Кое-как меня посадили в поезд, и долго еще в обеих столицах я просыпался каждую ночь в холодном поту от будивших меня кошмаров…»
Монро и прожектерство
Как и авантюристу Просвещения, Монро свойственно бесстыдное прожектерство, которое на самом деле является не чем иным, как очередным способом отъема денег у доверчивых богачей. Приехавший в 60-х годах XVIII века в по слухам баснословно богатую Россию, авантюрист Бернаден де Сен-Пьер забрасывает Екатерину Вторую совершенно невероятными прожектами. Он предлагает реформировать почту, наладив доставку эпистол с помощью пушечных ядер, а также привлечь в нашу пустынную империю авантюристов, которые начнут контролировать торговлю между Индией и Европой. Монро, конечно, действует менее масштабно. В архиве галереи «Риджина» сохранилось адресованное экспозиционеру Олегу Кулику прошение Монро выделить ему средства на создание голографических произведений искусства. Впрочем, у авантюриста всегда сложные отношения с деньгами. Даже вытянув у одной из влиятельных особ миллион золотом, Казанова почему-то не становится богаче, а в конце жизни и вовсе влачит убогое существование. Монро, как черная дыра, засасывает в себя несметные сокровища, но постоянно посылает знакомым трогательные записочки игривого содержания, смысл которых выпросить в долг несколько десяток долларов.
Заключение
Авантюрист, каким его создала эпоха Просвещения, сходит с исторической сцены уже в конце XVIII столетия. После кровавой Французской революции, перекроившей социальную систему европейского общества, на исторической сцене появляется новый уверенный в себе герой — буржуа. А для того, чтобы водить буржуа за нос, не нужно было обладать талантами и артистизмом авантюриста. Но, слава богу, искра авантюризма осталась жить в художниках, каковым считает себя Владислав Мамышев-Монро.
