12.09.2013 60414
Левые и Лефые
Какой была художественная жизнь и критика сто, пятьдесят или двадцать лет назад, в 1917, 1924, 1941, 1962, 1974, 1989 или 1991 годах? Что обсуждали художники и интеллектуалы в узком кругу и на страницах печатных изданий? Всему этому посвящена наша новая рубрика — «Архив», в которой мы будем публиковать неизвестные (или известные лишь специалистам) документы, фотографии, мемуары, тексты и дискуссии, которые, как мы надеемся, помогут нашим читателям лучше представлять и понимать интеллектуальную атмосферу советской эпохи — от революции 1917 года до распада Советского Союза в 1991-м. И начнем мы с публикации анонимного редакционного текста из журнала «Искусство и промышленность» (1924), посвященного критике (довольно грубой и отчасти наивной) творческого объединения ЛЕФ («Левый фронт искусств», 1922–1929). Объединение возникло в конце 1922 года в Москве, его ядро составляли поэты, писатели, теоретики искусства и художники (главными среди которых были Александр Родченко и Варвара Степанова) во главе с поэтом Владимиром Маяковским, считавшим ЛЕФ новым этапом в развитии футуризма. Пылкие лефовцы пропагандировали и претворяли в жизнь новое искусство — «искусство-жизнестроение». «Сама практическая жизнь должна быть окрашена искусством», — настаивал публицист и поэт-футурист Сергей Третьяков. Живопись — это «не картина, а вся совокупность живописного оформления быта». С ЛЕФом связаны эксперименты в литературе, искусстве и сценографии, которые, однако, нравились не всем их современникам. Об этом первая публикация рубрики «Архив».
Похороны В.И. Ленина. Колонны трудящихся у Дома Союзов, 23–27 января 1924 года
ЛЕВЫЕ и ЛЕФЫЕ
Lef.
Искусство и промышленность
Февраль-март, 1924 г.
Издательство «Рабочая газета»
Стр. 21–23
1.
Героиня Островского спрашивает своего кавалера: «Что лучше: иметь и потерять, или искать и не найти?»
Вопрос каверзный.
Почти неразрешимый.
И тем не менее этот анекдотический вопрос сейчас перед нами.
Во весь рост.
В области искусства чистого и прикладного.
2.
Вспоминается еще один старый анекдот о немце, который уверял, что он — самый крофафый русский.
Крофафый — потому, что не умел произнести кровавый.
И тоже по поводу горячего спора, который идет между представителями двух полюсов искусства.
Известная группа лиц уверяет, что они в искусстве — самые лефые.
Не левые, а лефые.
Потому, что правильно произнести слово левый они не умеют.
Левый фронт они и называют леф.
3.
Так вот эти самые крофафые лефые кричат: «Лучше искать и не найти. Все, что имели мы, надо потерять. Долой Пушкина! Долой Пепина и Серова! Долой Глинку и Даргомыжского! Все музеи надо опустошить и в них насадить наши искания!»
Третьяковская галерея и Ленинградская Академия Художеств были на волос до полного аннулирования.
Лишь на днях Академию удалось уберечь от лефых, которые хотели выгнать ее из стен нелефых профессоров (среди которых много есть действительно левых).
4.
Нелефые кричат: «Долой искателей! Надо холить то, что имеем! Запрем наши музеи от натисков тех, кто ищет! Музеи должны быть сокровищницами общепризнанных, не возбуждающих споров драгоценностей! Кто ищет, тот еще не нашел! Кто не нашел, тот не творец ценностей!»
5.
Где истина?
Даже не посредине.
6.
Не правы — обе стороны.
Не следует спрашивать: «Что лучше: иметь и потерять, или искать и не найти?»
И то и другое — хуже.
Надо: иметь и не терять и, имея, искать, и искать, чтобы всенепременно найти.
Надо беречь, холить ту сумму художественных сокровищ, которыми полны наши музеи и нужно, отталкиваясь от них, искать иных путей, новых сокровищ.
Но нигде не надо, пока не найдешь, показывать другим кухню своих исканий.
7.
А наши искатели (лефые) только об одном и хлопочут, чтобы навязать всему свету свою кухню.
Они выставляют на выставках свои кухонные отбросы и именуют это футуристическими ценностями.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
Футурус — значит будущий.
Футуризм — значит искусство, которое в будущем будто бы получит признание.
И во имя этого будущего признания, в которое футуристы веруют (или вернее притворяются, что веруют), следует испепелить все, что уже получило признание.
Было время, когда все те сокровища, которым полны наши музеи были тоже футуристическими, т. е. еще не получившими признания ценностями.
8.
В свое время футуристом был и Репин и Серов.
А Врубель и до сих пор для многих еще футурист.
Футуристами были в свое время и Мусоргский и Римский-Корсаков.
А. Скрябин для многих сейчас футурист.
Футуристами в свое время были и Трубецкой и Аронсон.
А для многих Коненков до сих пор футурист.
9.
Но чем добились признания эти истинные футуристы?
Разве Репин кричал: «Уничтожьте Лосенко и Чистякова!»
Разве Римский-Корсаков кричал: «Долой Дорогомыжского и Глинку!»
Разве Трубецкой глумился когда-нибудь хотя бы над Федором Толстым?
Нет.
Репин благоговейно чтил своего учителя Чистякова и воздавал Лосенко — одному из наших лучших рисовальщиков — должное.
Римский-Корсаков много способствовал тому, чтобы недооцененного Дорогомыжского поставить на его истинную высоту.
А как неустанно учил он любить Глинку?
Трубецкой у себя в парижской мастерской на стене держит рельефы Федора Толстого.
Эти истинные футуристы не боялись авторитетов прошлого.
Напротив, все они, опираясь на авторитет прошлого, добились признания своего призвания.
Они верили в свои силы.
И были действительно сильными.
10.
Врубель в совершенстве владеет рисунком, как это блестяще доказано репродукциями его академических работ, — он уже на школьной скамье был таким же виртуозом, как Чистяков и Лосенко.
Скрябин уже в первых своих опусах был не только искренним и блестящим подражателем, но и продолжателем Шопена.
Он до самозабвения увлекался им и даже, ложась спать, под подушку клал томик Шопена.
Римский-Корсаков знал фугу, как никто из современников.
Коненков на поклон поехал к Родену, хотя у Родена ему нечему учиться.
11.
Опираясь.
А не — попирая.
Таков был подход истинных футуристов.
12.
Диаметрально противоположный у нынешних «футуристов».
Ни имея ни знания, ни умения — они как на живой укор смотрят на каждого, кто знает и умеет, кто знал и умел.
Где силой взять нельзя, там надобно уменье.
А они — где уменьем взять не могли, старались «силой».
Сила слабых — крик.
И они кричат грубо и нагло.
Как, например, в недавнем инциденте с профессорами Ленинградской Академии, для улаживания которой представители Ассоциации принуждены были выехать из Москвы.
Пришлось воздействовать силой на «силу».
13.
Они окружены врагами эти лефые футуристы: каждая картина, в каждом музее, каждый маленький офортик в журнале, каждая газетная статья об истинном искусстве, — все это живой укор им, мертвым, мертворожденным недоноскам.
Потому, что в каждой музейной картине есть какое-нибудь достижение: мастерство, красота, любовь, — то, чем картина пережила годы и столетия.
А в картинах «футуристов», супрематистов, кубистов и прочих трюкистов, нет ничего, кроме трюка.
Текст публикуется в авторской орфографии.