Зачем подписывать петиции?

Надо сказать, что крупные международные художественные форумы, статусные выставки, ярмарки и фестивали, как правило, не хотят, да и не могут радикально политизироваться. Даже если биеннале или мегавыставки вроде «Документы» делают политическое высказывание своей темой, они чаще всего подходят к нему с позиции отстраненного исследователя, если не с позиции коммивояжера, предлагающего оптом и в розницу протест в удобной расфасовке и модной упаковке. Или вообще не выкладывают, так сказать, политический товар на самую видную полку.

Тому есть множество причин, и не нужно списывать все на страшного демона общества потребления, способного что угодно — предметы, эмоции, убеждения — превратить в товар. Есть причины административные. Большие международные арт-события такого масштаба, как статусные биеннале, финансируются если не самими государствами, то средствами из частных компаний и фондов, которые, сколько бы они ни твердили о своей независимости, вынуждены оставаться в рамках лояльности государству. Есть причины чисто художественные: сколько бы левые ни твердили, что искусство не может не быть политическим, все же остается большáя — и даже бóльшая — часть искусства, не имеющая с политическими высказываниями ничего общего не только в тематике, но и в задачах и целях. К искусству вообще не следует применять слово «должно», оно никому ничего не должно. Современное искусство есть продолжение философии иными средствами, самоосознание человека, и это самоосознание далеко не всегда является (и не должно являться) самоосознанием человека как существа социального, потому что в человеке живет еще множество других существ. Световые инсталляции Джеймса Таррелла или расставленные в пустыне ловушки для молний недавно умершего Уолтера де Марии прекрасно обходятся без политического значения, и — о крамола! — отсутствие в них политического смысла не является само по себе политическим высказыванием. Существуют непересекающиеся смысловые поля, и искусство типа таррелловского или де Марии просто о другом. Наконец, есть причины, связанные с самим статусом протестного искусства.

Статус протестного искусства, призывающего к переменам, как ни парадоксально, сплошь и рядом направлен вовсе не на приближение перемен, а напротив, на сохранение статус-кво. Протестное высказывание, упакованное в художественные рамки, становится безопасным: всем же понятно, что искусство — это товар на рынке, а значит ни сам товар, ни его продавцы и промоутеры никогда всерьез не пойдут против своих покупателей и против тех, кто обеспечивает им репрезентацию и, так сказать, торговые площади. В этом, кстати, кроется суть основных претензий к левому искусству и к левой мысли в целом: единственное серьезное обвинение в их адрес заключается в том, что они прекрасно вписываются в ту систему, против которой выступают, с удовольствием существуют на выделяемые ею деньги и в итоге являются ее составной частью. Славой Жижек в эссе «Счастье после 11 сентября» говорит о конформизме западных респектабельных левых, либерально настроенных университетских профессоров, которые выдвигают государству заведомо невыполнимые требования: их выполнение привело бы к социальному взрыву, который задел бы и самих левых интеллектуалов, но поскольку их требования заведомо никогда не будут выполнены, они становятся некой критической константой, равно поддерживающей как стабильность государства, так и репутацию их авторов. А в рамках инфраструктуры искусства — ярмарок, биеннале и прочих арт-смотрин — особенно заметно, как хорошо и уютно чувствует себя левая позиция в безопасных пространствах вернисажей с фуршетами и дамами в дизайнерских шмотках. Вы можете сколько угодно критиковать мировую несправедливость, но оплачивать вашу критику будет именно она, и вы возьмете эти деньги, чтобы продолжить свою критику, таковы правила игры. Слово «сопротивление» в искусстве тем самым приобретает тот же смысл, какой слово «сопротивление» имеет в школьном учебнике физики: нечто вроде пружины или противовеса в механизме, некое встроенное напряжение, функция которого — обеспечивать упругость, равновесие и работоспособность всего аппарата.

Так вот, вся эта система со встроенными сопротивлениями прекрасно работает в условиях либеральных демократий, порождением которых она и является. Она является частью общественного договора, и вместе с ним работает, пока одна из сторон договора не выходит за рамки работоспособности, то есть не погружается уже в чистое людоедство. Если это происходит, возникают вопросы — не только к власти, но и к тем, кто так или иначе с нею связан (хотя бы через третьи руки), и в это число попадают и крупные художественные форумы. Прецеденты последних месяцев тем и интересны, что под вопрос поставлено не искусство, с которым, в общем, всем все ясно, а мероприятия по его репрезентации: крупные международные арт-события. И это не арт-события в стабильных демократических государствах, которые уже традиционно (и уныло) критикуют «левые на гонораре», а события в тех странах, где современное искусство стало чуть ли не единственным более или менее работающим заимствованием из так и не выросшей на местной почве либеральной утопии.

Еще в конце весны, когда в Турции разгорались общественные протесты против авторитарной политики правительства Реджепа Эрдогана, в список репрезентирующих эту политику попала Стамбульская биеннале — одна из главных мировых биеннале, уважаемый арт-форум с долгой историей. Стамбульская биеннале всегда радовала качеством, но вот незадача — практически на всем протяжении своей истории она организуется фондом IKSV (Стамбульский фонд культуры и искусств), который финансируется крупнейшим турецким финансово-промышленным холдингом Koç, а холдинг Koç напрямую связан с правительственными заказами.

Аргументы протестовавших в Стамбуле в парке Гези и на площади Таксим напоминали что-то до боли знакомое. Планы снести парк Гези (неблагоустроенный и небезопасный пыльный сквер) и расположенный на Таксиме Культурный центр имени Ататюрка (давно устаревший морально и технически) были лишь последней каплей, переполнившей чашу терпения турецкой общественности. На деле причина их протестов была куда шире: авторитаризм правительства, исламизация страны (вопреки заветам самогó боготворимого в Турции Ататюрка), ужесточение законов об общественном порядке, а также — что касается градостроительной политики — насильственная джентрификация городов и в особенности Стамбула, где обжитые небогатые районы просто сносились под корень, чтобы из мест обычной жизни превратиться в аттракционы для туристов и местных богачей (при этом тамошнее население выселяли, невзирая на протесты). К этому добавлялось и недовольство необоснованно огромными тратами на строительство олимпийских объектов (Стамбул был одним из кандидатов на проведение летней Олимпиады-2020), также сопровождаемого разрушением городского пространства. В общем, протестующим были важны не сами парк и культурный центр, а то, что правительство работает на показуху, пуская собственных избирателей и их дома под нож бульдозера. Жесткий ответ правительства на протесты, разгон демонстраций и аресты еще больше ожесточили людей. И у тех, кто при этом был связан с художественным миром, возникли претензии и к Стамбульской биеннале: мол, биеннале намерена представлять свободное искусство, но при этом кормится с той же руки, что поддерживает злодеяния правительства, попирающего свободу.

Оргкомитет биеннале и лично ее куратор Фулия Эрдемчи оказались в щекотливом положении. Масла в огонь подливало то, что изначально Фулия Эрдемчи собиралась отказаться от обычной практики проводить экспозиции биеннале в выставочных залах, а взамен того превратить в выставочную площадку весь Стамбул, сделав упор на паблик-арте, разместив большую часть искусства непосредственно на улицах и площадях. Теперь же ей ставили на вид, что такая экспозиционная политика будет означать молчаливое согласие с кровавым режимом, который только что водометами и слезоточивым газом разгонял граждан с тех же самых улиц и площадей: нас здесь только что не убивали, а вы теперь предлагаете тут же картинками любоваться, как будто так и надо. В интернете появился сайт движения Anti Istanbul Biennial 2013, где более двухсот художников и сочувствующих подписались под открытым письмом с требованием изменить биеннальные планы, вплоть до отмены биеннале, и озвучили угрозы ее бойкота. «Совершенно очевидно, — писали они, — что у Стамбульской биеннале нет иной функции, кроме как заполнить общественные пространства и тем самым легализовать их поглощение правительством и капиталом».

Фулия Эрдемчи — куратор европейского толка (то есть левый), политизированный и много внимания уделяющий социальной проблематике, — оказалась перед нелегким выбором. С одной стороны игнорировать протесты, ставшие этим летом главной темой мировых масс-медиа, было невозможно. С другой стороны, невозможно было практически в последний момент отказаться от услуг оргкомитета и спонсоров (биеннале открывается 14 сентября 2013 года, то есть к весне основные приготовления были уже завершены и деньги потрачены). В итоге Эрдемчи сделала «радикально консервативный» шаг: она отказалась от идеи проводить биеннале в общественных пространствах Стамбула; биеннале пройдет в нескольких выставочных залах в городе. Это, разумеется, проигрыш для всех сторон: протестующие получат все ту же биеннале на окологосударственные деньги, против которой протестовали; государство получит событие гораздо меньшего масштаба, чем мог бы стать «арт-десант» во всем городе; зрители и специалисты получат несколько обычных тихих выставок в залах, куда придет только привычная тусовка, вместо интересного эксперимента с городской средой и широкой публикой. Но именно в том, что неудовлетворенными остаются все стороны конфликта, такое решение и может быть интересным: энергия неудовлетворенности здесь становится главным смыслообразующим фактором, который ставит гораздо больше вопросов, чем дает ответов.

Тем временем, пока в Стамбуле пылали страсти, абсолютно аналогичные страсти воспылали в Санкт-Петербурге и вокруг, теперь уже по поводу европейского фестиваля современного искусства «Манифеста». Юбилейная, десятая «Манифеста» будет проходить в 2014 году в Петербурге, об этом стало известно весной. Основной площадкой будет Эрмитаж, в июле стало известно и имя главного куратора — им будет заслуженный (и отнюдь не радикальный) арт-деятель Каспер Кёниг.

Можно без сомнений сказать, что петербургская «Манифеста» будет самой пафосной за всю историю и самой официозной. К этому подталкивает хотя бы статус принимающей площадки: никогда еще «Манифеста» не проводилась под эгидой одного из главных музеев мира. Что до финансирования, то тут не может быть сомнений и подозрений: правила «Манифесты» в обязательном порядке требуют, чтобы основные расходы на ее проведение оплачивала принимающая сторона, то есть городской бюджет (либо федеральный бюджет, так как Эрмитаж находится в федеральном подчинении), но это уже частности. В любом случае «Манифесту» будет финансировать кровавый режим, и поэтому как только были объявлены решение о проведении биеннале в Петербурге, имя куратора и даты выставки, в России к «Манифесте» возникли в точности те же претензии, что в Турции к Стамбульской биеннале. Те же обвинения в заведомом конформизме, когда в стране творится черт-те что, попираются свободы и репрессируются протестующие против их попрания. Итогом стало появление в интернете аж двух противонаправленных петиций, обращенных к директору фонда «Манифесты» Хедвиг Фейен, собирающие сейчас подписи сторонников.

Автор первой петиции — ирландский куратор Ноэль Келли — требует от оргкомитета «Манифесты» перенести выставку 2014 года из Петербурга в любое другое место. По его мнению, безнравственно делать вид, что все хорошо, и проводить в России большой форум современного искусства, когда само это искусство, как и любые другие высказывания внутри и вне искусства, в России подвержены цензуре и гонениям, когда принимаются репрессивные законы, притесняются меньшинства, а радикальные художники и политические активисты сидят в тюрьме. Точно так же, как и в стамбульском случае, речь идет о том, что большой арт-форум, проводимый с согласия государства и на государственные деньги, будет актом молчаливого согласия с государственной политикой цензуры, да и само содержание выставок в рамках «Манифесты» наверняка цензуры не избежит. Петицию подписали почти 1900 человек. Вторую, противонаправленную петицию составила студентка Смольного института свободных искусств и наук Елизавета Матвеева. Ее аргументы противоположны: мол, оставить Россию, где и так хреново, еще и без «Манифесты», не показывать россиянам свободное искусство — это и есть молчаливое согласие с цензурой и гонениями, а лишить Петербург шанса стать площадкой культурного диалога внутри страны и с международным сообществом означает лишь глубже загнать его в гетто, поэтому «Манифеста» в России должна быть проведена обязательно, хотя бы как гуманитарный акт. То ли точка зрения студентки менее популярна, то ли у нее меньше знакомых и доброжелателей, чем у ирландского куратора, но там количество подписантов намного меньше – около 400. Хотя резонанс вызывают обе.

Резонанса много, и, судя по всему, в ближайшее время он будет расти. Вот уже Colta.ru публикует аналогичную моей статью о протестах против проведения того и сего художественного. Вездесущий Дмитрий Виленский от имени группы «Что делать?» тоже отметился пространным монологом о том, что, с одной стороны, бойкот был бы неплох, но с другой — бойкоты никогда не достигают цели, поэтому надо бы «Манифесту» пожурить, чтобы не поддавалась на цензурные уговоры, а там посмотрим и «будем действовать, исходя из развития ситуации». Думается, копья еще неоднократно будут ломаться на эту тему.

Что же хочу сказать я. Саму по себе идею провести «Манифесту» (как и любой массированный десант международного современного искусства) в Петербурге можно только приветствовать, на безрыбье даже самая минимальная и цензурированная информация лучше, чем ничего. Однако поворотным событием для петербургской и для российской арт-сцены «Манифеста» не станет. Не станет таковым и ее отмена. Российское искусство и российский зритель будут жить как жили — что с ней, что без нее. А уж для сил, существующих вне художественной сцены (на которые и мог бы быть направлен предлагаемый бойкот или другие способы выразить осуждение), наши внутрихудожественные игрища и вовсе пройдут абсолютно, полностью, тотально незамеченными — в этом можно не сомневаться.

Однако что действительно важно — именно сами петиции, разговоры, выведение вопроса о проведении «Манифесты» в поле политического действия каждого заинтересованного участника. Когда лично Вася, Петя, Маша ощущают необходимость определиться со своей позицией в отношении происходящего в их профессиональном поле, а не принимать as is любое решение, принятое высшими художественными функционерами. Важны вопросы, которые выносятся на повестку дня, — о связи художественного процесса и нехудожественной политики, о нравственной оценке художественного события в свете совсем нехудожественных обстоятельств. Короче, не столько важно, будет «Манифеста» в Питере или нет, сколько важна сама дискуссия, разгорающаяся вокруг нее, аргументы этой дискуссии и самоопределение всех ее сторон. Вот это действительно порождает смыслы, гораздо более живые, чем само событие. Поэтому я подписываю обе петиции.