Институциональный сад: опыт российских проектов

Концептуальные садовые проекты в России — это локальный и эфемерный жанр, который с трудом поддается точному определению. Сегодня узнать о существовании подобных инициатив можно только в личном разговоре с их свидетелями и создателями. Но как коллективное садоводство и выращивание растений вообще относится к концептуальным художественным практикам? И что делает сад произведением искусства, а садовников художниками? В этом попыталась разобраться куратор и исследователь Лиза Мовчан.

Анна Тарарова. Хроники заземления. Этап 1. Перформативное действие. 2022. Центр творческих индустрий «Фабрика». Фото: Таня Сушенкова

Теме садоводства в искусстве уже был посвящен один из материалов «Артгида», в котором в общих чертах описывалась теоретическая рамка и концептуальная основа таких практик, а в качестве примеров приводилось несколько проектов, в основном зарубежных. Цель этого текста — рассказать о российских авторах и их проектах: в личном разговоре узнать об их мотивации и стремлении, о специфике жанра и причинах обращения к садоводству в своем художественном проектировании.

Мы поговорили с авторами четырех инициатив. Среди них сотрудница Пермского музея современного искусства PERMM Светлана Лучникова — автор проекта «Секретные сады», омская арт-группа «Никаких оправданий», рассказавшая сразу о нескольких своих работах, художественный дуэт Василисы Лебедевой и Анны Тараровой, поселившийся в ЦТИ «Фабрика», и независимое объединение огорода во дворе башни «55.781087_37.654321» на огромной промышленной территории.

За каждым садовым проектом стоит система отношений, которая сложилась в процессе его реализации: авторов друг с другом, с растениями и местом, которое стало садом, огородом или клумбой. И прежде всего мы старались понять, почему люди объединяются на территории сада, как маленькое сообщество способно изменить окружающий ландшафт и подтолкнуть к диалогу его участников и окружающих.

Секретные сады

В период ковидной самоизоляции проект «Секретные сады» стал для его создательницы Светы Лучниковой альтернативой офисной работе и возможностью поддерживать коммуникацию с посетителями Музея PERMM за его пределами. В PERMM Света курировала направление по работе с людьми старшего возраста и людьми с инвалидностью. В 2017 году она запустила проект «Общий двор», в рамках которого совместно с пожилыми людьми исследовала и создавала паблик-арт во дворах города. Арт-сериал «Секретные сады» стал его продолжением, но уже на территории коллективных и личных садов в долинах малых рек Перми. «Вообще, долин малых рек в Перми очень много, как и садоводческих товариществ, остатки которых медленно исчезают в этих долинах, — рассказывает Света. — Во многих из них продолжают возделывать свои участки пожилые люди, и я подумала, что было бы классно с ними поговорить про эти коллективные сады».

Проект состоял из четырех серий и, соответственно, четырех садов. Также в рамках арт-сериала в проекте были распределены роли: «Мы остановились на том, что в нашем арт-сериале произведение — это сам сад, художница — это садовница, хозяйка, которая его создала, а приглашенный современный художник — медиатор каждой прогулки». Таким образом, в сад №1 на улице Халтурина к Ирине Белёвой отправился Петр Стабровский, а в сад №2 в долине реки Данилихи в гости к Раисе Араслановой пришла Люба Шмыкова. Арт-группа «Фрукты» беседовала с Людмилой Кетовой в саду №3 на речке Стикс. В четвертый сад, к Жанне Гребенщиковой на Бульваре Гагарина, ходила группа «Кри-кри». Каждая прогулка была походом в гости к саду и его хозяйке, рассказом о том, что происходит в саду и по каким принципам он устроен. Впоследствии прогулки стали эпизодами арт-сериала.

«Помимо того, что это институциональный проект и изначальная размытая тема лета и садов шла именно от музея, институциональное присутствие в проекте не было масштабным, — вспоминает Света. — Художники-медиаторы согласились на безвозмездное участие в проекте, потому что гулять по садам — это что-то объективно привлекательное. К тому же у меня есть ощущение, что региональные институции немного более “самоорганизованные”, чем большие московские музеи. У нас больше свободы, что ли. Но ресурсов пропорционально меньше».

Света отмечает, что созданию проекта во многом способствовали ковид и изоляция. Формат позволил не только переосмыслить сады, но и стал источником радости: «Я люблю сады, и мне нравятся растения как инструмент, метод для коммуникации с любым человеком. В 2020 году я сидела дома на протяжении всей весны. И поэтому придумала такую историю, чтобы можно было и работать, и получать удовольствие. Сесть на велосипед, поехать в сад, там пообщаться с бабулей, поесть яблок, выпить чаю, поговорить и уйти, а потом прийти снова».

Расценивая растения как инструмент, Света Лучникова делает акцент именно на диалоге с людьми, который с помощью них можно выстроить: «Сады — понятная тема для пожилого человека, современное искусство — нет. Но если современное искусство использует растения, тогда для этой аудитории есть вход, и через него можно с ней работать. Растения — универсальный посредник, медиатор процесса коммуникации».

Никаких оправданий

Арт-группа «Никаких оправданий» появилась в Омске, в нее входят Мария Рыбка, Юрий Кузьменко и Маша Александрова. На счету у «коллектива профессионалов», как называют себя участники «Оправданий», более десяти проектов — часть из них включала в себя растения в качестве художественного медиума и медиатора в коммуникации со стихийно возникающими в рамках того или иного проекта городскими сообществами. Но больше других растений художники, очевидно, любят картошку, которой ежегодно партизански засаживают улицы родного города.

«За картошкой особенно интересно наблюдать, у нее столько разных форм, — говорит Мария Рыбка. — И листья, и плоды, и своеобразные щупальца. Наверное, ее даже можно назвать четвертой участницей нашей арт-группы». Юрий Кузьменко напоминает о всех тех культурных ассоциациях, которые были связаны с картошкой в советское и постсоветское время: «В детстве мы постоянно ездили на картошку. Сначала ты ее сажаешь, потом копаешь, потом окучиваешь. Сейчас это, конечно, уже не очень актуально, но в свое время такая практика являлась мощным культурным явлением, объединяющим людей».

К картофелю как к объединяющему фактору художники обращаются и сегодня, устраивая картофельные ужины («постоянный ритуал»), во время которых принимаются важные решения. В 2021 году они превратили классический ужин с блюдами из картофельного урожая в «Праздник урожая с элементами бурлеска». «Это был ритуал превознесения нашего друга [картофеля], праздник в его честь, — рассказывает Мария. — К слову, мы считаем, что находимся на том уровне коммуникации с картошкой, на котором она совсем не против, что мы ее едим. Так мы воссоединяемся».

В 2021 году куратор Лера Новицкая пригласила «Никаких оправданий» принять участие в фестивале «48 часов Новосибирск», инициатором которого выступил Культурный центр «КЦ19». Так появился проект «Рекреационный дайвинг» — аудиоинсталляция и аудиопрогулка, основанные на исследовании новосибирского района «Фабрички» (улицы Фабричной). А помочь наладить коммуникацию с местными жителями художники остроумно «попросили растения».

«Вся эта история родилась спонтанно, — вспоминает Мария. — Нам нужно было собрать истории людей, и мы придумали обменивать их на цветы. Точнее, только этот прием сработал и привлек к участию людей, которые ничего не знают о современном искусстве. Когда сидишь во дворе, а перед тобой на столе стоит много комнатных растений, это привлекает людей. Они садятся, начинают спрашивать, завязывается коммуникация. Так вместе с растениями мы создали площадку, где жители делились с нами своими историями, а взамен забирали домой то или иное растение. Часть растений мы купили в цветочном магазине, но потом люди, с которыми мы разговаривали, начали приносить нам свои».

Хроники заземления

В 2022 году Анна Тарарова и Василиса Лебедева были резидентками Центра творческих индустрий «Фабрика», где на протяжении нескольких месяцев делали проект садов памяти под общим названием «Хроники заземления». «Фабрика» предоставила место и беспрепятственный доступ к нему, а сотрудницы были готовы приходить и поливать рассаду.

Совместный художественно-садоводческий проект также положил начало близким отношениям между девушками: «Все началось с того, что у нас обеих умерли мамы, и от них осталась их любовь к растениям и целая библиотека пустых пакетиков из-под семян, — рассказывает Василиса. — До проекта мы с Аней виделись всего пару раз в жизни. Сейчас мы настоящие подруги, но это содружество началось исключительно с началом проекта».

Первый этап проекта состоял в проращивании рассады: «Аня закупила пакетики с семенами, практически такие же, какие остались у нее от мамы. Получилось около четырехсот саженцев. На открытии выставки она раздавала эту рассаду. Моя часть работы состояла в том, что я делала клумбу. Виды цветов и растений были такими, какие выращивала моя мама. Также я частично использовала оставшиеся у нее семена вместе с купленными по образцам пустых пакетиков, которые у нее сохранились — так в резиденции проросла рассада и появилась клумба во внутреннем дворике “Фабрики”. А из пустых пакетиков ее “библиотеки” сделала панно. Оба проекта называются “Последняя мамина клумба”. Я призывала людей сажать в нее свои растения — распечатала экспликацию с описанием проекта и предложением поучаствовать, и рядом с ней на клумбе всегда были лопатки, чтобы что-то посадить или подкопать. Я также была морально готова к тому, что кто-то может из нее что-то своровать. Но не произошло ни одного, ни другого».

Изначально проект был проектом памяти, но в процессе его разработки художницы внезапно поняли, что главный вопрос состоит в том, что именно они сеют — жизнь или смерть. Они выбрали сеять жизнь. Василиса сеяла жизнь мамиными любимыми цветами, а Анна — мамиными любимыми овощами: «Раздача рассады была поводом поговорить не о смерти, а о жизни с теми поколениями, с которыми обычно ты не можешь найти общий язык. Зрители и зрительницы приходили с мамами и бабушками и вместе рыдали над перчиками, или мамы с дочками вместе везли Анино растение на дачу к бабушке и разговаривали там. Это было поводом для того, чтобы семьи внутри самих себя перестали враждовать».

Осенью художницы решили сделать праздник урожая: «Мы собрали урожай, который у нас был, позвали всех, кто участвовал в раздаче рассады, кто ее забирал, кто просто хотел прийти. Я собрала свои цветы, и мы сделали общую сервировку стола, — вспоминает Василиса. — На последнее застолье к нам приходили абсолютно посторонние люди, и нашей целью была не констатация завершения проекта, а тот диалог, который возникал, подведение итогов осени — сезона, части жизни».

Несмотря на то, что в начале проекта не было никаких договоренностей о клумбе на территории «Фабрики», со временем художницы совместно с сотрудницами институции сделали так, чтобы клумба не просуществовала лишь один сезон, а осталась там навсегда^[1]: «Мы сначала сказали, что просто вырастим рассаду, но постепенно это превратилось в идею раздачи и посадки саженцев. По факту сотрудницы сами договорилась с “Фабрикой” об этой клумбе, потом договорились, чтобы она могла быть там год, а потом пришли к тому, что можно вообще ее не убирать».

55.781087_37.654321. Коллективный огород. Москва, 2022. Фото: Алексей Прокофьев

Огород возле башни

«55.781087_37.654321» — это проект коллективного огорода в Москве, на гигантской промышленной территории, принадлежащей РЖД. Он был организован участниками artist-run space “spaceofunknownplace” — кураторами и друзьями пространства в ныне недействующей водонапорной башни, во дворе которой находится сам огород. Участники и организаторы огорода: Соня Ткаченко, Леша Прокофьев, Ксюша Новикова, Аксинья Красикова, Даша Панкова, Боря Поспелов, Илья Уваров, Никита Иванов, Настя Чуприкова, Захар Колобанов, Ася Дубровская. «Нам хотелось избежать властной позиции кураторов, которые, будучи “главными” в spaceofunknownplace, перетекли на главную позицию в огороде, — говорит Леша. — Сначала у проекта образовалась собственная аудитория, но в итоге огородом все равно занимаются те, кто был знаком с пространством».

Несмотря на то, что отношения между собственниками и пространством artist-run space носят коммерческий характер, отношения между огородом и территорией РЖД более неформальные: «Помещение в башне мы снимаем за деньги, а в огород, который формально находится на другой территории, но охраняется теми же охранниками, нас пустили хоть и с трудом, но безвозмездно».

Говоря о неформальности отношений, Леша также описывает их замысловатую структуру и все же партизанский характер: «Помещение башни принадлежит собственникам, двор принадлежит РЖД, поэтому, по сути, это огород на территории РЖД, с которыми мы не договаривались. Насчет огорода мы договаривались с теми, кто потенциально мог получить по голове из-за наших действий, — с охранниками. У нас нет никаких специальных разрешений и документов — это партизанское садоводство. Когда нас начали пугать штрафами, я начал выяснять юридическую природу огорода. Думал, что, может быть, в юридическом смысле это считается самовольным захватом земли. Мы с юристом смотрели кадастровые карты, но выяснили, что огород не является объектом строительства. Это не постройка и не машина, это не объект».

С каждым новым этапом развития огорода ребята все сильнее укоренялись на территории с помощью случайных и чуть более намеренных действий, которые расширяли пропасть в отношениях между ними и институциональными сотрудниками: «На первом этапе, когда нам привезли большое количество палет для грядок, от их вида и существования плохо стало всем: и охранникам, и собственникам. Это был мощный конфликт. Мы тогда думали, что сейчас все и закончится».

Создание огорода мыслилось коллективом как единое художественное, партиципаторное действие, к участию в котором на любом этапе приглашались все желающие. Однако даже те действия, которые изначально воспринимались как сугубо практические, в итоге обретали художественный характер: «Мы немного обсчитались с землей, и вместо трех тонн земли нам привезли двенадцать, КамАЗ. Когда нам позже казалось, что нас могут выгнать с территории, мы поняли, что земля уже никуда не денется».

Говоря о смыслах, которые вкладывались в огород, Леша упоминает разлад, произошедший между участниками коллектива: «Кто-то видел в этом политическое, кто-то художественное. Кто-то — и то и другое. На какой-то период все выпали из проекта. Те, кто был движущим ядром, устали от этой коммуникации. Собирались сделать настоящий общественный огород, но ушло много сил на физическую реализацию, поэтому в определенный момент теоретически-моральные аспекты отошли на второй план. Сейчас можно сказать, что это огород сообщества — разве что все уехали. Сильно децентрализованный огород сообщества».

Переходя от отношений между участниками к отношениям с растениями, Леша говорит о базовых принципах проекта, которые остались несмотря на усталость и разлад: «Изначально мы проецировали идеи горизонтальности на наши отношения с растениями, но достаточно быстро поняли, что это спекуляция. И вообще, какая горизонтальность, если кабачок сто процентов не хочет, чтобы его срывали. Но идея бережного наблюдения и взаимодействия, конечно же, осталась. Это оказалось более честной позицией».

Анна Тарарова. Хроники заземления. Этап 1. Перформативное действие. 2022. Центр творческих индустрий «Фабрика». Фото: Таня Сушенкова

Заключение

Как показывает опыт рассмотренных проектов, растения способны расширить спектр людей, которые могут войти в конкретные концептуальные сообщества, сделав художественные процессы и более понятными, и открытыми, приглашающими к участию. И вот уже и соседская бабушка, и сначала враждебно настроенный охранник всей душой за то, чтобы художественный сад состоялся.

Садовые проекты могут вовлечь не только зрителей, но и тех, кто приходит со стороны институции: независимым объединениям удается «перетянуть» на свою сторону ее сотрудников и сотрудниц, а не трансформировать свое высказывание из-за институциональных рамок.

Несмотря на разные институциональные статусы авторов проектов (сотрудник институции, приглашенный художник или создатель объединения, носящего партизанский характер) и разные цели самих инициатив, растительные сообщества, о которых шла речь, часто имели низовой, антимилитаристский, вовлеченный и сопереживающий характер. Их создатели изучают социальную функцию растительных практик — формируют сообщества при помощи партиципаторных практик в саду, превращая растения в союзников.