Игорь Поносов: «Активистские силы остались за бортом»

Игорь Поносов с середины 2000-х годов был если не самым, то точно одним из наиболее активных уличных художников. Параллельно реализуя художественные и кураторские проекты, он принимал участие в горизонтальных инициативах и занимался исследованием феномена уличного искусства в российском и постсоветском контекстах. Во всех своих проектах — городских интервенциях и других художественных акциях, монографиях и исследованиях, выставках и кинофестивалях — он рассматривал темы общественного пространства, мест человека в урбанистической среде и возможности влияния на ее формирование. Период наиболее интенсивного развития идеи о создании «общего места» и время публичной деятельности активистов и художников пришлось на 2010-е годы. Тогда же Игорь Поносов в составе арт-коллектива «Партизанинг» работал над изменением городской среды столицы, «формируя критический взгляд на урбанистику», и был соорганизатором фестиваля о низовых инициативах «Делай сам/а». Эти художественные и активистские проекты (и многие им подобные) прекратили свое существование так же стремительно, как появились, и в нынешнем контексте кажутся невозможными, хотя прошло менее десяти лет. «Артгид» поговорил с Игорем Поносовым об уличном искусстве и практиках соучастия, а также о самом продуктивном для социального искусства в России времени — 2010-х годах.

Игорь Поносов. Courtesy художник

Юля Евстратова: Насколько сейчас, на ваш взгляд, актуальны практики соучастия в уличном искусстве?

Игорь Поносов: Стоит сразу сделать оговорку, что в российском контексте низовые практики с вовлечением людей имели место в 2010-х годах. Недавно обсуждал с коллегой из Нижнего Новгорода, у которого также есть опыт участия в подобных инициативах, что на самом деле это была некая романтизация и в какой-то степени игра в демократию. Мы верили в теорию малых дел и самоорганизованные инициативы, всячески вовлекали в наши проекты людей. Делать это всегда было достаточно сложно, ведь у нас очень атомизированное общество, что связано в том числе с советской травмой насильственной коллективизации. В основном каждый старается оградиться от внешнего мира и уйти в свою капсулу. В этом плане мы все еще очень сильно отстаем от европейской среды: у нас сохраняется большой «люфт» между квартирой и общественными пространствами. В 2010-е мы хотели его уменьшить за счет соучастных практик и уличного искусства. Сегодня сложно говорить, насколько возможно сократить это расстояние, потому что люди стали еще более недоверчивы друг к другу. Самоорганизованные, низовые инициативы во многом перестают работать, поскольку сейчас очень напряженная среда.

Юля Евстратова: Что остается от уличного искусства, если вычесть эту активистскую политическую составляющую?

Игорь Поносов: Остается многое, потому что далеко не все уличное искусство политически окрашено или социально ориентировано. Многие художники продолжают заниматься им, потому что видят в городе пространство для самовыражения. Но, опять же, среда стала гораздо более репрессивной: ты уже не пойдешь что-то делать на улице, не оценив риски и последствия.

Акции, которые мы проводили в рамках «Партизанинга» в 2010-е годы, сегодня звучат совсем по-другому. Они кажутся более радикальными, чем тогда, а некоторые вообще невозможными — настолько сильно изменился политический контекст. Уличному искусству пока остается уходить в украшательство, декоративность либо в изобретение эзопова языка и через коды пытаться что-то сообщить людям, до кого-то достучаться.

Юля Евстратова: Получается, коммуницировать и взаимодействовать с горожанами, зрителями сейчас можно только иносказательно?

Игорь Поносов: Да, но и сообществ стало меньше. В 2010-е проходил большой фестиваль «Делай сам», который мы с коллегами — художниками и активистами — проводили дважды в год на протяжении пяти-шести лет. Это было большое сообщество людей, занимающихся экоактивизмом, устройством общественной среды, городским планированием, художественными практиками. А сегодня многие из них разъехались. Фонды, которые тогда могли нас поддерживать, стали нежелательными и запрещенными. Сегодня практически единственный грантодатель — Фонд президентских грантов. Конечно, там тоже говорят, что нужно работать с людьми, нужно делать образовательные программы. Но, мне кажется, это все делается по инерции и имеет несколько другой окрас. Теперь люди иначе относятся к подобным проектам. Если десять лет назад было какое-то ощущение свободы, то сейчас ты понимаешь, что не можешь себе позволить даже работать в определенной цветовой палитре. Что уж говорить про смелые высказывания.

Юля Евстратова: Вы постоянно говорите про период 2010-х годов как про время наиболее интенсивного развития уличного искусство и искусства соучастия. В какой момент стало понятно, что как раньше уже не будет?

Игорь Поносов: Это связано не только с локальными процессами, но и с глобальными изменениями. Когда началась пандемия, естественно, любые коллективные и соучастные практики стали просто невозможны: никто не мог выйти из дома. Многие западные художники, с которыми общаюсь, говорили, что у них отменились все проекты. А после пандемии началось то, что мы сегодня имеем, — то, что нельзя называть.

Есть и определенный московский контекст. В первой половине десятых, когда мы делали «Партизанинг», существовали низовые инициативы по улучшению лужковской Москвы, хаотично заполненной припаркованными автомобилями, где была плохо организована инфраструктура и так далее. С приходом Собянина началась новая эпоха изменений города. Сегодня многие из инициатив, запущенных в том числе и нами, взяты под государственное крыло и реализуются на другом уровне. С одной стороны, это хорошо: финансирование, возможность делать масштабные вещи. С другой — насколько учитывается мнение горожан и экспертов? Мне сложно оценить.

Вот и получается: активистские силы остались за бортом. Они подготовили почву, которую теперь используют на другом уровне. В нашем представлении, практики, направленные на вовлечение людей, в 2010-е годы должны были стать шагом к формированию гражданского общества в России. Сегодня понятно, что уже нет смысла даже обсуждать какое-то гражданское общество.

Юля Евстратова: Хотелось бы вернуться к вашему опыту участия в инициативе «Делай сам/а». Пожалуйста, расскажите о ней подробнее.

Игорь Поносов: Инициатива «Делай сам/а» началась в 2010 году с сообщества экоактивистов, в основном с привлечением разных других активистов. Я пришел, когда это была конференция-фестиваль, куда приглашались разные специалисты: экоактивисты, правозащитники, художники. Конференция «Делай-саммит» проходила каждый год в формате мастер-классов, коллективных внедрений в городскую среду, общественных слушаний. Иными словами, это была практика, направленная на прямую коммуникацию и взаимодействие с людьми. Отдельно раз в год проходил кинофестиваль, где мы показывали различные фильмы на тему активизма. Я был сокуратором: отбирал фильмы, участвовал в переводе, приглашал художников из разных стран — Германии, Франции, Штатов — и организовывал мастер-классы. Сам тоже читал лекции и выступал.

Это была достаточно масштабная деятельность, на которой мы вообще не зарабатывали. Просто селили людей у себя дома или в дешевых хостелах. Такая романтическая, построенная на энтузиазме инициатива. Мы ее организовывали с 2010 по 2015–2016 год. Три года я активно в этом участвовал, потому что хотел изменить город, наметить положительные треки в развитии. Нам было важно взаимодействовать с людьми, рассказывать об альтернативных точках зрения на процессы. Мы горели этим.

Юля Евстратова: Тогда почему вы прекратили свое сотрудничество с «Делай сам/а»? Насколько я помню, в 2015–2016 году вы даже опубликовали публичное письмо в социальной сети с заявлением о прекращении совместных мероприятий.

Игорь Поносов: Все время работы над фестивалем мы мечтали о своем пространстве, собственном ДК, где могли бы организовывать мероприятия — те же фестивали и конференции. Но когда получили такое место, оказалось, не все готовы к подобной ответственности, потому что мы работали на энтузиазме. Как я уже сказал, у нас не было никакой зарплаты, гонорара. Мы кое-как находили деньги на проведение фестиваля в самоорганизованном формате, но на этом все. Пространство же требовало совсем другого внимания: необходимо было следить за тем, чтобы там кто-то постоянно находился, чтобы к помещению был доступ, организовывать событийную программу. И требовались деньги на ежемесячную аренду. А если ты постоянно вовлечен в деятельность этого пространства, то и зарплату себе должен платить, потому что иначе не сможешь заниматься другими вещами.

И здесь случился раскол, потому что никто из нас — достаточно большая группа, около десяти человек — не был готов к такого рода вовлечению бесплатно. Наш коллектив начал разваливаться. Остались Марийка Семененко и Даша Мелиссина. Они взяли на себя всю ответственность и попытались сделать из ДК «Делай сам/а» проект, который мог бы существовать самостоятельно. Год или два они мучались, но тоже ничего не получилось. Марийка и Даша открыли какой-то бар, проводили в нем коммерческие мероприятия — в общем, концепция изменилась. Мы хотели сделать ДК настоящим комьюнити-центром, пространством для сообществ, а в итоге он стал баром. Конечно, нас это не могло устроить.

Юля Евстратова: В сборнике низовых инициатив, как раз составленном в рамках «Делай сам/а», особое внимание уделяется понятию консенсуса. Спустя время, как вам кажется, возможно ли его достичь? Или это такая же утопия, как горизонтальные связи? Романтическая фантазия, как вы говорите? Стремиться можно, но достичь никогда.

Игорь Поносов: Сложно сказать, насколько это возможно. Но не думаю, что это утопия. Иногда получается, иногда нет. Зависит оттого, кто состоит в группе, в которой пытаются найти консенсус. У нас было сообщество, где все придерживались более-менее одинаковых или похожих взглядов, поэтому мы находили консенсус. Но вот, например, в случае с ДК у нас не получалось его найти. Произошел раскол сообщества: оказалось, что, когда возникают финансовые отношения и ответственность, не всегда удается прийти к единогласному решению.

Юля Евстратова: Наверное, самый главный вопрос о «Делай сам/а»: каким был отклик публики? Что получилось изменить?

Игорь Поносов: Отклик был хороший. За пять-шесть лет мы проделали большую работу, и она оказала влияние на многие сообщества. Из нашего комьюнити выросли профессионалы, которые затем работали и в «Стрелке», и в Департаменте транспорта, и в Департаменте культуры. То есть были те, кто переходил на госслужбу и пытался на этом уровне реализовать идеи, которые мы обсуждали. У кого-то получалось, у кого-то нет, кто-то разочаровался, кто-то построил карьеру. Большинство, конечно, разочаровалось, потому что в государственной системе сложно протащить низовую инициативу. Это требует огромного количества времени. А если ты работал в активистской среде, то тебе хочется быстрее действовать, быстрее двигаться.

Юля Евстратова: Паблик-арт, стрит-арт, community-based art — это термины, которые наиболее часто используются исследователями и художниками по отношению к уличному искусству. Проводите ли вы между ними границу?

Игорь Поносов: На самом деле здесь терминология не такая четкая, как кажется. Все эти термины могут перетекать из одного в другой. Единственное — паблик-арт часто применяется к тому, что уже согласовано и акцептовано какой-то институцией. А стрит-арт — это, как правило, нелегальная и маргинальная практика. Повторюсь, граница очень зыбкая. Community-based может относиться и к паблик-арту, и к стрит-арту, а может вообще быть самостоятельным форматом и создаваться в закрытом пространстве, а не на улице.

Юля Евстратова: Сейчас появляется довольно много проектов, направленных на институционализацию уличного искусства, например Институт исследования стрит-арта, Стрит-арт хранение. Как вы оцениваете их деятельность?

Игорь Поносов: Стрит-арт хранение — проект института исследования Стрит-арта. Подобных инициатив не так много, поэтому хорошо, что появляются такого рода проекты. Пускай будут разные точки зрения, разные подходы в осмыслении того, чем занимаются уличные художники. Думаю, это все дает импульс в развитии уличных практик.

Юля Евстратова: Нет ли внутреннего противоречия между стрит-артом и его институционализацией?

Игорь Поносов: Для меня лично нет. Я и сам в какой-то степени занимаюсь институционализацией уличного искусства. Например, в 2020-м собрал архив для Музея «Гараж», посвященный московской сцене уличного искусства, в 2021-м мы открыли специализированную библиотеку в Фонде Ruarts. Для меня это важно, потому что это один из немногих форматов, который позволяет фиксировать происходящее и ретроспективно проследить развитие уличного искусства в России. Стрит-арт часто эфемерен, некоторые из работ существуют буквально часы и потом исчезают. Фотографии и эскизы — вот немногие артефакты, дающие возможность установить причинно-следственные связи, на основе которых можно рассказывать не только об уличном искусстве, но и вообще об окружающем нас контексте.