Дмитрий Аске: «Уличное искусство и не должно быть полностью легальным»
В Образовательном центре ММОМА прошел Форум уличного искусства, организованный музеем совместно с фондом RuArts и Институтом исследования стрит-арта. Программа форума включала лекции, публичные дискуссии и показы документальных фильмов. «Артгид» поговорил с участником форума, художником Дмитрием Аске, о противостоянии легального и нелегального стрит-арта, его рыночном потенциале и его допустимых границах в современной Москве.
Дмитрий Аске в мастерской. Courtesy Дмитрий Аске
Татьяна Сохарева: На Форуме уличного искусства в ММОМА одна из дискуссий была посвящена противостоянию легального и нелегального стрит-арта. Эта тема до сих пор актуальна?
Дмитрий Аске: Разговор ведется так долго, что актуальность он, конечно же, давно потерял. Разделение, тем не менее, существует, и, несмотря на споры, остаются люди, самовольно рисующие на улицах, и те, кто работает в рамках организованных фестивалей. А все, что происходит в музеях и галереях, — уже другая история. Как мне кажется, намного продуктивнее было бы говорить не о противостоянии, а о выработке общей терминологии, способной описывать происходящее.
Татьяна Сохарева: При этом регулярно находятся художники, призывающие к борьбе за чистое уличное искусство. Есть ли в этом смысл?
Дмитрий Аске: Кто-то продолжает бороться, но смысла я не вижу. Хочешь рисовать на улице — рисуй, но нужно понимать, что глобальные процессы в уличном искусстве это не остановит. Институционализация стрит-арта — это данность, она уже произошла. Огромное количество художников, начинавших рисовать на улицах, перебрались в выставочные пространства. Большинство авторов, старающихся как-то развиваться, пришли к мысли, что на улице перед ними возникают определенные барьеры, и существуют другие форматы.
Татьяна Сохарева: А как меняется отношение к сотрудничеству стрит-арта с торговыми марками? Против коммерциализации художники тоже часто восставали.
Дмитрий Аске: Думаю, что сейчас к такого рода проектам стали относиться спокойнее. Я, как и некоторые мои коллеги, стал участвовать в коллаборациях в нулевые, а на Западе эта история началась еще раньше, в 1990-е, если говорить только про «уличную волну». Не вижу тут проблем, если художник в сотрудничестве с брендом продолжает делать то же, что создавал бы для себя. Если остается автором и не превращается в исполнителя заказов, все в порядке.
Татьяна Сохарева: Но получается ли остаться автором? Как складывались ваши отношения с корпорациями, такими как Nike, например?
Дмитрий Аске: Все зависит от художника и от того, насколько четко он следует своему курсу и представлению об искусстве. Я сотрудничал и с московским офисом Nike, и с американским, и в обоих случаях всегда оставался доволен процессом и результатом. С ними было интересно работать, а это мой главный критерий.
Татьяна Сохарева: Есть такие персонажи, как Покрас Лампас, коллаборации которого уже стали мемом. Как вы относитесь к подобной агрессивной стратегии?
Дмитрий Аске: В моем понимании Покрас больше медиаперсона, чем художник. Если к нему применять критерии современного искусства, вопросов будет много, но в работе с аудиторией он даст фору любому российскому художнику. Тут встает вопрос, что для него, как для автора, важно. Многие интересные художники не умеют себя правильно преподносить и продвигать или просто не хотят этого делать, а он любит быть в центре внимания. Конечно, есть риск, что однажды все настолько пресытятся этими его коллаборациями, что Покрасу будет сложно двигаться дальше. Но думаю, что все будет нормально.
Татьяна Сохарева: Пока во главе Департамента культуры Москвы стоял Сергей Капков, городские власти активно заигрывали с уличным искусством. Осталось ли что-то из работ того времени?
Дмитрий Аске: В 2013 и 2014 годах состоялось два крупных события: фестиваль «Лучший город Земли» и Биеннале уличного искусства, которыми занималось творческое объединение «Артмоссфера». Это были очень важные прецеденты. В Москву приезжали известные зарубежные художники, было сделано много хороших работ. После этого, к сожалению, на стенах столичных домов росписей подобного масштаба и качества не появлялось. Часть того, что было, просто закрасили. Сегодня проходят галерейные и музейные выставки с участием художников, начинавших на улице, но фестивали стрит-арта сложно организовать: нужно пройти ряд инстанций, получить добро властей. Кураторы и художники, которые хотят рисовать на фасадах, продолжают диалог с властью, но его результатов пока не видно. Сейчас в городе появляется только реклама и пропаганда.
Татьяна Сохарева: Предпринимаются ли попытки сохранить росписи, сделанные пять лет назад?
Дмитрий Аске: Специально этим никто на занимается. Чисто технически, если поверхность стены была хорошо подготовлена, работы могут существовать в хорошем состоянии до десяти лет. Однако все росписи на видных местах давно сменились рекламой или были просто закрашены. Один из моих фасадов, над которым я работал в 2013 году, продержался в отличном состоянии до 2017-го, пока его не перекрасили. Хотя есть и пример реставрации: моя же работа, сделанная в 2014-м под Строгинским мостом. Активисты, которые построили и поддерживают там велосипедную трассу, самостоятельно подкрашивают стену каждый год. В целом, мне кажется, что городские власти недооценивают потенциал искусства в общественном пространстве и не понимают, насколько оно может быть привлекательным и для местных жителей, и для туристов. Это могли бы быть точки притяжения в городе, которые, к тому же, не требуют больших затрат.
Татьяна Сохарева: Как вы относитесь к музеефикации стрит-арта? Такие модели, как петербургский Музей стрит-арта, жизнеспособны?
Дмитрий Аске: Нормально отношусь — рано или поздно это должно было случиться. Но кроме сохранения работ, нужно больше внимания уделять теоретической базе и документации. Я и сам стараюсь внести посильный вклад — на моем канале в Youtube есть два курса лекций об истории, развитии и различных аспектах граффити и стрит-арта в России и мире. Что касается Музея стрит-арта, то спустя семь лет после его открытия можно сказать, что он жизнеспособен. Другой вопрос, является ли это место музеем, а не попыткой замаскироваться под музей.
Татьяна Сохарева: Мне кажется, что большая часть дискуссий, посвященных стрит-арту, остается внутрицеховым явлением. Почему так происходит?
Дмитрий Аске: Возможно, их организаторы и не стремятся выйти за пределы своего круга. В противном случае им нужно поучиться у Покраса, как взаимодействовать с аудиторией, чтобы все начали их обсуждать. Я надеюсь, что со временем эти дискуссии выйдут на более серьезный уровень, но пока не решен даже вопрос терминологии: многие продолжают путать граффити и стрит-арт или используют эти слова как синонимы.
Татьяна Сохарева: Жив ли еще стереотип, что уличное искусство — это что-то радикальное? Если да, то чем он подпитывается?
Дмитрий Аске: Жив, конечно. Он сформировался из-за того, что изначально стрит-арт был несанкционированным явлением и требовал смелости. Кроме того, на укрепление стереотипа повлияла популярность Бэнкси. У многих сложилось впечатление, что раз Бэнкси делает протестные работы, значит, и остальное уличное искусство такое же. На самом деле, нет. Большинство уличных художников занимаются самореализацией и ищут способы донести то, что они делают, до широкой аудитории. Конечно, есть идейные художники — те, кто принципиально не сотрудничает с галереями и не участвует в выставках. Но их не так много.
Татьяна Сохарева: Регулярно обсуждается вопрос легализации стрит-арта. Придем ли мы к этому?
Дмитрий Аске: Странный вопрос — уличное искусство никогда не было и не должно быть полностью легальным. Легальный стрит-арт — это уже паблик-арт. Точно так же, как росписи на фасадах, создающиеся в рамках фестивалей, — не уличное искусство, а паблик-арт в формате монументальных росписей. Просто все привыкли называть его стрит-артом. Безусловно, нужно налаживать диалог между художниками, кураторами и городскими властями, но это будет уже другое искусство. Сейчас стрит-арт — просто модный ярлык, который используется, чтобы привлечь внимание публики.
Татьяна Сохарева: На прошлогодней ярмарке Cosmoscow буквально каждая вторая галерея представляла художников, связанных с уличным искусством. Действительно ли их работы в России так хорошо продаются?
Дмитрий Аске: С 2016-го года я работаю в мастерской и живу за счет продажи своих произведений. Некоторые знакомые уличные художники, также интегрированные в мир современного искусства, существуют примерно по той же схеме. Так что, да, «уличная волна» востребована, но мне сложно оценить её долгосрочный рыночный потенциал в сравнении с работами художников, изначально действующих в поле современного искусства, — у них немного другой бэкграунд. Еще десять лет назад мы даже подумать не могли, что уличное искусство будет выставляться в музеях и галереях, продаваться на аукционах и ярмарках. Все это было довольно неожиданно. Сейчас уже понятно, что перспективы есть и нужно продолжать упорно работать.
Татьяна Сохарева: Как в вашем случае произошел переход с улицы в галерею?
Дмитрий Аске: Постепенно. В начале 2000-х я стал делать граффити и совмещал рисование на улице с графическим дизайном. Параллельно издавал журнал об уличной культуре — сначала на бумаге, затем в интернете. Какое-то время занимался дизайном уличной одежды и сотрудничал с брендами — в общем, много чего попробовал и понял, что мне нравится работать за компьютером, но при этом хочется что-то делать своими руками. В 2011 году я начал создавать фанерные рельефы в собственной технике. Первые такие работы продал в 2014 году.
Татьяна Сохарева: Это была галерейная продажа?
Дмитрий Аске: Да, на групповой выставке в галерее MSK Eastside, которая тогда находилась на территории ЦТИ «Фабрика».
Татьяна Сохарева: Сказался ли переход в пространство современного искусства на ваших практиках? Техника, может быть, поменялась?
Дмитрий Аске: У меня появилась мастерская, и я стал уделять намного больше внимания содержанию произведений. Техника и визуальный язык пока остаются прежними. В 2016 году я еще начал создавать скульптуры. Как только понял, что узнал об уличном искусстве достаточно — откуда оно взялось, как развивалось, кто в нем задействован, увлекся другими вещами. Сейчас мне интересно изучать историю искусства, чтобы лучше понять, как работали художники других направлений, какие у них были идеи.
Татьяна Сохарева: Не было желания пойти в какую-нибудь арт-школу? Влиться в новый коллектив?
Дмитрий Аске: Я понял, что мне больше подходит путь самообразования. Сейчас в интернете можно найти массу материалов, позволяющих окунуться в мир современного искусства с головой. Есть много полезной литературы. Идея пойти поучиться, например, в ИПСИ или в «Базу» кажется мне сомнительной — в плане новых знакомств школы могут быть полезны, но тут у каждого свой путь.
Татьяна Сохарева: Сейчас многие говорят, что художники «уличной волны» создали новый салон — часто это довольно посредственная живопись. Почему так происходит?
Дмитрий Аске: Это важный момент, хотя оценка посредственности живописи в современном искусстве — вопрос открытый. Думаю, причина в том, что в рамках субкультуры, из которой мы пришли, не очень принято рефлексировать на тему своего творчества. И далеко не у всех есть хоть какое-то художественное образование, зато много энергии, амбиций и понимание, что все нужно сделать самому.
Иногда художники, начинавшие рисовать на улицах и перешедшие на холст, говорят, что просто хотят выразить с помощью живописи эмоции, а о смысле работ пускай спорят критики. На деле, как мне видится, такое искусство ничего не говорит ни о себе, ни о мире. У некоторых есть за плечами опыт, с помощью которого они вписываются в какой-то интересный контекст, но многим художникам «уличной волны» и этого не достает. Мне хотелось бы, чтобы в работах было больше содержания, смысла, продуманности.
Татьяна Сохарева: Есть ли в этом поколенческий аспект?
Дмитрий Аске: Мне кажется, он есть всегда, но сейчас он зависит не столько от возраста, сколько от влияния среды. Я помню времена, когда не было интернета, никто не страдал от перенасыщения информацией, и жизнь казалась совершенно другой. Даже те, кто моложе меня лет на десять, смотрят на мир уже по-другому. Может быть, просто должно пройти время, чтобы художники «уличной волны» стали более зрелыми в том, что они создают.
