Варвара Бусова: «Я со всеми вокруг обсуждала уместность рассказа о прошлом через современное искусство»
Одной из немногих хороших новостей ковидного 2020 года стало открытие на Тамани Фонда искусства «Голубицкое». У Фонда были грандиозные планы — резиденция, адресованная не только художникам, но и исследователям, выставки, создание собственной коллекции и арт-парка на территории одноименного винодельческого хозяйства. За несколько лет работы на собственной площадке Фонда открылось несколько выставок, почти каждая из которых — от персональных проектов художников Алисы Йоффе и Михаила Максимова до грандиозной по масштабам групповой репрезентации Андрея Ерофеева — так или иначе затрагивала тему археологии и того, что скрывает в себе пронизанная ветрами и засушенная солнцем древняя земля Таманского полуострова. Завершает публичную работу Фонда групповой проект «Степь прячет себя» археолога Варвары Бусовой. Главный редактор «Артгида» Мария Кравцова поговорила с Варварой о том, почему она не побоялась выступить в качестве куратора современного искусства, а также о том, как археология стала общим знаменателем всей трехгодичной программы Фонда.
Мария Арендт. Архитектурный палимпсест. 2021. Керамика, акрил, роспись. Фрагмент. Фото: Константин Антипин. Courtesy Фонд искусства «Голубицкое»
Мария Кравцова: Название вашего проекта «Степь прячет себя» не только звучит поэтически, но и порождает огромное количество ассоциаций. Однако, насколько я знаю, вы его заимствовали из археологического дискурса.
Варвара Бусова: Я — археолог, моим научным руководителем был профессор кафедры археологии СПбГУ, специалист по археологии кочевников Дмитрий Глебович Савинов. В университете он читал нам очень впечатляющий курс, но самое главное — ему удалось приблизить кочевую культуру, которая фиксируется в основном археологически, к современности, к нашей жизни. Рассказывая о степном ландшафте, он все время повторял одну и ту же фразу: «Степь прячет себя». Имелось в виду, что в степи теряется не только маленькое, например, всадник, но и большое — даже монументальные курганные комплексы часто не так уж просто обнаружить именно из-за особенностей ландшафта.
Мария Кравцова: Все мои знакомые археологи — довольно консервативные люди. К любым проявлениям современной культуры и тем более искусства они относятся с максимальным скептицизмом. Вы тоже археолог, при этом в «Голубицком» выступили как куратор выставки современного искусства. Хотелось бы понять, как в вашем сознании сопрягаются две профессиональные парадигмы — археолог и куратор.
Варвара Бусова: Во всем виновата моя мама. Она — искусствовед и последние лет двадцать занимается проблематикой Art&Science. Детство я провела в петербургском сквоте на Пушкинской, 10. Потом в качестве продюсера, ассистента куратора и специалиста по PR сотрудничала с проектами, связанными с современным искусством. Например, в 2009 году на «Винзаводе» при поддержке фонда «Династия» мы провели фестиваль «Наука как предчувствие», в котором участвовали и художники. Я действительно искренне люблю современное искусство во всех его проявлениях. Более того, считаю, что коллаборации с современным искусством весьма полезны для науки — это помогает ей взглянуть на себя со стороны. Искусство в подобном альянсе тоже получает возможность соотнести себя с теми задачами, которые ставит перед собой сегодняшняя наука, узнать о прекрасных открытиях, совершающихся прямо сейчас.
Мария Кравцова: Несмотря на то что на выставке «Степь прячет себя» не представлены непосредственно древние артефакты, она тоже про археологию. Это «археология современности», то есть попытка представить себе, как наша цивилизация будет выглядеть через сто и более лет. Например, участницы художественного кооператива «Бусинки» стилизовали свою инсталляцию «Принудительная археология» под музейную витрину, где показаны предметы современного быта: сковородка, сверла, россыпь бытового мусора. Мария Арендт расписала черепки миниатюрами с местными пейзажами — получилось нечто среднее между экспонатом музейного фонда вроде какого-то греческого остракона с процарапанным рисуночком, который потом археологи интерпретируют в своих статьях, и «сувениром с югов» из тех, что есть, наверное, в каждом втором доме. При этом почти все проекты, которые я видела в Фонде «Голубицкое», начиная с персональной выставки Алисы Йоффе и заканчивая очень эффектным проектом куратора Андрея Ерофеева «De Profundis. Выставка уместного искусства», так или иначе обращаются к теме археологии. Отсюда вопрос: работая над концепцией выставки, вы думали о том, как она впишется в контекст предыдущих проектов?
Варвара Бусова: Я начала сотрудничать с Фондом «Голубицкое» три года назад, почти сразу же после его создания. Еще до пандемии, в другом мире, я ездила на стажировку в Голландию по программе Объединения институтов культуры стран Евросоюза — EUNIC. После стажировки все прошедшие ее участвовали в «Кураторских боях»: нужно было публично представить и защитить перед экспертным советом свои кураторские концепции. И мой проект очень «зашел» одному из экспертов — куратору Фонда Алисе Багдонайте, которая предложила мне подать заявку на арт-резиденцию в Голубицком. Понятно, что Голубицкое — прежде всего винодельческое хозяйство, и работу Фонда здесь можно было бы построить вокруг этой темы. Также можно было бы говорить о ландшафтах или о локальной современной культуре. Но я обратила внимание Алисы на то, что это Тамань — территория, которую буквально определяет археология. Чуть позже по заказу Фонда я написала статью, посвященную историко-культурному контексту полуострова. И хотя с моей стороны нескромно о таком говорить, но именно этот 50-страничный текст читали все приезжавшие художники, причем не просто читали, но и явно переосмысляли в том числе в своих работах.
Мария Кравцова: То есть можно сказать, что ваш текст стал рамочной концепцией работы Фонда?
Варвара Бусова: Наверное, вы подумаете, что я совсем обнаглела…
Мария Кравцова: Почему же? Мне интересно разобраться, как работала резиденция на Тамани, которая с самого начала позиционировала себя как междисциплинарная, — на нее могли подаваться не только художники, но и исследователи. И, с одной стороны, это здорово, ведь в нашей стране практически все резиденции адресованы именно художникам. С другой, мне было не очень понятно, что дает эта междисциплинарность. Предположим, исследователь приезжает в резиденцию, что-то изучает или наблюдает, пишет некий текст. А что дальше? Текст публикуется в каком-то сборнике, выкладывается на сайт, уходит в архив? Он кому-нибудь нужен? Его кто-то потом читает? Это как-то работает? Судя по вашим словам — работает. Ваше исследование создало некую дискурсивную рамку для художников, которые приезжали в резиденцию и потом участвовали в выставках. Можете поподробнее рассказать про это исследование?
Варвара Бусова: Это научно-популярная статья под названием «Историко-археологический контекст Таманского полуострова». Как археолог я занимаюсь Сибирью, а конкретнее — Тувой и Саяно-Алтайским нагорьем. В научной среде существует консенсус относительно того, что специалист не должен залезать не на свою «поляну», и чтобы свободно говорить и писать на ту или иную тему, необходимо глубоко ориентироваться в предмете, не только знать основополагающие труды, но и пристально следить за новыми публикациями. И получается, что, обратившись к истории и археологии Тамани, я нарушила это правило. Но мне действительно было интересно разобраться. Во время ковидной самоизоляции я переработала большой объем монографий и статей, параллельно открыв для себя, что Таманский полуостров в принципе очень редко становился центром каких-либо отдельных исследований. Его «пристегивают» то к Кубани, то к Крыму. Он всегда немножко сбоку, с краю. Настоящий край Ойкумены.
Мария Кравцова: Тьмутаракань не просто так располагалась именно здесь. Разрабатывая концепцию выставки, вы отдавали себе отчет, что идея рассказать о специфике этого места языком современного искусства на самом деле рисковая? Археология у нас проходит по категории «наследие», а все, что с этим связано, очень сильно табуировано и ограничено в интерпретации.
Варвара Бусова: «Степь прячет себя» — не первая моя кураторская работа на площадке Фонда. В 2021 году мы открыли в этих же залах выставку «Либо мир переполнен мусором, либо нашими воспоминаниями». И работая над ней, я действительно очень боялась. Я постоянно со всеми вокруг, включая местных археологов, обсуждала уместность рассказа о прошлом через современное искусство. Оказалось, что зря волновалась: люди в целом ко всему хорошо относятся, особенно если в основе проекта лежит идея просвещения.
Мария Кравцова: Чем отличается ваш подход к рассказу об этой территории от подхода, например, Андрея Ерофеева, который в своем проекте также непосредственно обращался к теме археологии?
Варвара Бусова: Андрей Ерофеев — искусствовед, поэтому его подход можно назвать спекулятивным. Он скорее играл с распространенными представлениями об археологии, имитируя, например, археологический раскоп с полузакопанными в землю скульптурами Григория Брускина. Да, и на моей выставке есть работа, отсылающая к типичной экспозиции археологического музея, но я не спекулирую на тему археологии. В рамках своего проекта я рассматриваю определенный социальный феномен, а именно кочевничество, который пытаюсь раскрыть через призму прошлого и современных реалий. «Степь прячет себя» появилась в сентябре прошлого года в виде манифеста. Его прочитала Алиса Багдонайте, которая вернулась ко мне через несколько месяцев с предложением переработать текст манифеста в выставочную концепцию.
Мария Кравцова: Я читала эту концепцию. Вы, ссылаясь на Мишеля Фуко, описываете современное общество как общество номадов, которые, как кочевники прошлого, все время куда-то двигаются, катя за собой чемоданы на колесиках. И тут у меня возник когнитивный диссонанс, связанный с событиями последнего времени, когда множество людей не по своей воле были вынуждены покинуть собственные дома, став беженцами, а вовсе не свободными номадами. К тому же ваш номад по описанию скорее напоминает беспечного туриста, который отдыхает, путешествуя, и всегда возвращается домой.
Варвара Бусова: Это вопрос оптики. Если мы обратимся к классическому определению кочевничества и описанию кочевого образа жизни, то обнаружим, что кочёвки были сезонным занятием. Люди уходили на поиск лучших условий для стада, для себя, а потом возвращались в ранее обжитые места. Если говорить о реалиях нашего времени, то 70% людей, с которыми я общаюсь, воспринимают актуальную ситуацию как временную, они верят в возможность рано или поздно вернуться домой. Более того, периодически они перекочевывают назад, возвращаются на время в Россию, чтобы уладить какие-то дела, а потом опять уезжают. Да, есть и беженцы, но это совсем другая история.
Мария Кравцова: Как сложился состав авторов проекта? Мне говорили, что выставка — финальный аккорд деятельности Фонда и будет полностью состоять из работ его коллекции. Но в итоге все оказалось сложнее. Например, несколько работ были сделаны специально для этого проекта.
Варвара Бусова: Действительно, с самого начала мы говорили о том, что выставка должна сложиться из произведений коллекции Фонда и работ, созданных в резиденции. И, надо сказать, мне нравятся все художники, которые когда- либо приезжали работать в «Голубицкое». Обожаю все, что делает лёха г. Очень нравятся работы Евгения Антуфьева. Он из Кызыла в Туве, а я уже более десяти лет там копаю. Тува, можно сказать, мой второй дом. Но главное, эти вещи легко вписались в концепцию. Поскольку не все работы из коллекции ложились концепцию, было принято решение пригласить авторов вроде Андрея Поповского, создавшего звучащий степью объект, или Марины Алексеевой, которая концептуально переосмыслила детскую игру в секретики (работа «Прощай!». — Артгид). Также в рамках этого проекта мы реконструировали инсталляцию Андрея Хлобыстина, впервые показанную в 1995 году в Штатах. За две недели до открытия проекта я позвонила Нестору Энгельке, с которым была до этого не знакома, и предложила сделать нам работу на тему «Мой дом — моя крепость». «Вот это наглость!» — сказал он, но все же согласился принять участие в выставке. Однако сделал то, что сам захотел.
В начале работы над проектом он представлялся мне чем-то наподобие компьютерной игры. Попадая в выставочное пространство, посетитель еще не знает, кто он — оседлый земледелец или кочевник-скотовод. Каждый из четырех разделов проекта ставит перед ним определенные вопросы, ответив на которые, можно, наконец, определиться. Первый раздел «Кто я?» посвящен нашему постоянному стремлению определять себя через ту или иную социальную группу — от любителей роликов до ученых. Второй озаглавлен «Что я оставлю после себя?». Здесь я ассоциирую себя с героиней работы лёхи г. — женщиной, собирающей слезы во флакон (имеется в виду работа «Древнегреческая женщина собирает слезы во флакон». — Артгид). В этом же разделе представлен реди-мейд Владимира Архипова — самодельное одеяло со следами долгой жизни. Одновременно бытовой предмет и важная семейная реликвия — сшитый из кусочков предмет памяти. Это очень сильная работа, которая во многом перекликается с тем, что я знаю о кочевниках, шьющих всю одежду из лоскуточков, из кусочков, у них все идет в дело; любая вещь, износившись, получает вторую жизнь в качестве элемента новой, и так бесконечно. Следующий раздел «Что я беру с собой?» — экспозиционная конструкция в виде силуэта юрты, которую придумала архитектор выставки Наташа Крымская. В этом разделе все построено на дихотомии кочевого и оседлого. Например, тонко сделанная, очень декоративная и хрупкая ваза Евгения Антуфьева — ее совершенно не получается представить в кибитке кочевника, ведь она может разбиться от любого неловкого движения. А «Сушилка для шкур» Андрея Поповского — наоборот, крепкая, эластичная шкура, шедшая на изготовление древнейших сосудов и бубнов, которые мы находим во всех кочевых культурах. Этот объект звучит Таманской степью. Интересно, что на монтаж Андрей приехал уже с готовой записью, где были слышны шумы всадников и еще какие-то полевые звуки. Потом, походив два дня по берегам Азовского моря, он сказал, что Тамань звучит совсем по-другому и он перепишет звук. Инсталляция Андрея Хлобыстина посвящена портативной культуре и тому, какие идеи мы несем с собой из прошлого, — каждому чемодану соответствует тот или иной политический или художественный манифест от «Манифеста коммунистической партии» до «Манифеста футуристов». Заключительный раздел носит название «Когда я вернусь?» — именно в нем экспонируется работа Нестора Энгельке, которая одновременно и про тоску по дому, и про иронию, потому что отсылает к игре Mario Bros., в которой главный герой всегда приходит в свой домик, похожий на крепость.
Мария Кравцова: Мой последний вопрос, наверное, было бы логично задать одним из первых, но я все-таки решила так не делать. Вы помните свои первые впечатления от Тамани?
Варвара Бусова: У меня были немного странные стереотипы по поводу Юга. Но я все-таки ученый и перед тем, как посетить то или иное место, стараюсь предварительно что-то узнать про него. Тем более я ученый-археолог, поэтому на все смотрю через призму археологии, познаю пространство через изучение древностей. Это дает мне возможность лучше понимать контекст. К тому же Тамань оказалась не просто окраиной древней Ойкумены, но и местом фантастических, завораживающих ландшафтов, где очень часто со всех сторон дует дикий ветер.
Арт-резиденция, став еще одной точкой притяжения на культурной карте региона, где уже существовали такие проекты, как «Типография» (6 мая 2022 года краснодарский центр современного искусства «Типография» признан иностранным агентом) и Краснодарский институт современного искусства, помогла мне понять современный культурный контекст. В 2021 году на открытие нашей предыдущей выставки в «Голубицком» приехало активное и очень заинтересованное художественное сообщество Краснодара. Перед этим я посещала мастерские местных художников и думала о том, что эта территория — не просто транзитная зона, по которой тысячу лет назад ходили кочевники, а сегодня туристы. Что будет дальше, предсказать я не могу, но очень надеюсь, что продолжение следует. А пока степь спрячет себя...
