Сверхповесть «Зангези» Велимира Хлебникова: Новая текстология. Комментарий. Рецепция. Документы. Исследования. Иллюстрации
На этой неделе выходит в свет первое научное издание последней книги Велимира Хлебникова — «Сверхповесть “Зангези”: Новая текстология. Комментарий. Рецепция. Документы. Исследования. Иллюстрации». Этот масштабный проект, подготовленный Андреем Россомахиным, объединил ряд отечественных и западных исследователей, коллекционеров, музейно-архивные институции. Помимо самого Хлебникова, среди героев книги, по разным поводам плотно вовлеченных в орбиту этого тома, — Владимир Татлин, Казимир Малевич, Петр Митурич, Николай Пунин, Анатолий Луначарский, Сергей Эйзенштейн и многие другие. Среди 150 иллюстраций — редкие артефакты, документы и визуальные интерпретации сверхповести — многие впервые вводятся в оборот. С любезного разрешения издательства «Бослен» публикуем небольшое предисловие к одному из разделов книги, посвященному сценической интерпретации «Зангези» Владимиром Татлиным. Специально для «Артгида» автор текста, Андрей Россомахин, сделал в нем несколько акцентов, касающихся недавних юбилеев.
Обложка и страница брошюры Николая Пунина «Памятник III Интернационала». 1920. Петербург: Издание Отдела Изобразительных Искусств Н. К. П.
99 лет назад, 28 декабря 1921 года, Велимир Хлебников вернулся в Москву — после почти трехлетних скитаний (Россия, Украина, Кавказ, Персия), в надежде приступить к публикации своих произведений, и прежде всего «закона времени». В экстремальных условиях Гражданской войны он создал множество поэм, стихотворений и трактатов. Большинство из них должно было составить невиданный по объему и разножанровости панорамный монтаж-гипертекст — сверхповесть «Зангези». Но опубликовать он смог лишь короткий компромиссный вариант…
28 декабря исполнилось 135 лет Владимиру Татлину — ровеснику Велимира и одному из столпов авангарда, чья Башня III Интернационала уже к середине 1920-х стала всеевропейской иконой нового искусства и нового зрения.
Татлинская Башня впервые была показана ровно 100 лет назад, на декабрьском VIII съезде Советов. Ни выставок, ни конференций, ни книг в честь 100-летия этого репрезентанта Русской Революции и Авангарда, кажется, так и не состоялось (впрочем, все-таки небольшая выставка открылась в Пензе).
В пандемийный год отчетливее ощущается вавилонско-босхианский претекст знаменитой Башни — наклонная спираль 400-метровой (!) высоты, кратная земному меридиану (1:100 000) — с вращающимися объемами (Куб, Пирамида, Цилиндр), синхронизированными с ритмами Земли и Солнца… Этот утопический проект офисного здания для планетарного Коминтерна — совершенно хлебниковская затея.
Именно Татлин поставил сверхповесть Хлебникова на сцене. В сценографии «Зангези» Татлин продолжил разработку ряда своих идей, которые ранее были реализованы им в проекте Башни III Интернационала.
«Зангези» в постановке Владимира Татлина: аннотированный корпус артефактов к постановке сверхповести в 1923 году
Театральная постановка сверхповести Хлебникова начала обсуждаться и планироваться его соратниками уже через три месяца после гибели поэта — и буквально через месяц после того, как современники смогли прочесть его последнюю книгу, появившуюся в продаже в августе 1922 года.
Самый первый анонс постановки был напечатан в газете «Жизнь искусства» 3 октября 1922 года — то есть еще за семь месяцев до премьеры: «Объединение новых течений искусства предполагает устроить в помещении Музея Художественной Культуры (Исаакиевская пл., 9) ряд выступлений различных видов искусства. Намечены следующие постановки: Татлин и С. Радлов — “Зангеза” [sic! — А.Р.] Хлебникова, Матюшин и Малевич — “Победа над Солнцем” Крученых и Хлебникова и “Ошибка Смерти” Хлебникова и ряд лекций и диспутов<…>»[1].
По разным причинам, не все из которых подлежат реконструкции, реализовал этот план единолично Владимир Татлин. В «Зангези» Татлин выступил как режиссер, постановщик, сценограф и исполнитель главной роли. Поскольку фигуру Зангези Хлебников наделил собственными характеристиками и интенциями (что однозначно было прочитано современниками) — Татлин, по сути, попытался одновременно сыграть и роль Зангези, и роль самого поэта. При этом, как постановщик и сценограф, он попытался максимально устранить театральные условности: 1) в его спектакле отсутствуют профессиональные актеры (кроме одного приглашенного профессионала, призванного сыграть роль Солдата с эпилептическим припадком); 2) отсутствуют костюмы и грим у большинства актеров (за исключением ролей Горя, Смеха и Солдата); 3) отсутствует стандартная театральная машинерия (профессиональная система освещения, кулисы, занавес).
Глубокий исследователь творчества Татлина, искусствовед А.А. Стригалев, выделял одну из «сквозных пластических идей» в его театральных работах:
…формирование пространства спектакля вокруг высотной доминанты (большей частью наклонной), реализованной как «мачта», «дерево», «утес» <…>, флагшток, нефтяная вышка <…>. Эти мотивы роднят театральные проекты с Башней [III Интернационала. — А.Р.], а от Башни снова возвращаются в театр <…>. Поднимающаяся доминанта придавала декорации пространственность, устремленность вверх, видимое пространство сцены обретало связь с невидимым «небосводом», даже с «космосом» (в «Зангези»[2]), она могла служить дополнительной игровой площадкой <…>.
Вершиной татлинской сценографии стала постановка «сверхповести» Хлебникова «Зангези» — труднейшей по содержанию, соединению разнородных жанров и почти отсутствию «театрального» действия. Татлин считал, что поставить «Зангези» — это его право и личный долг перед искусством и перед памятью Хлебникова. Постановка «Зангези» была для Татлина столь же программной, сколь и Башня, и «Летатлин». В ней полнее всего осуществлен перенос идеи контррельефа в пространство и масштабы театральной сцены.
<…> Следуя за автором «сверхповести», Татлин искал синтеза литературного и визуального материала, визуальных предметных и цветовых эквивалентов словесным конструкциям, отдельным словам, звукам, различным «заумным языкам», изобретенным Хлебниковым. Постановка «Зангези» — один из первых опытов «заумного театра».
Но в ней был и иной смысл — постановка принципиально альтернативна по отношению к конструктивистской сценографии — к совсем свежим тогда работам Л. Поповой, А. Веснина, В. Степановой. По сравнению с ними сценографические формы в «Зангези» гораздо более многообразны, сложны, гибки и т. д. Это была первая творческая полемика «основоположника конструктивизма» Татлина с тем направлением в конструктивизме, которое быстро распространялось и стало, так сказать, ортодоксальным конструктивизмом, а Татлиным считалось конструктивизмом «в кавычках»[3].
Перечень сохранившихся работ Владимира Татлина, связанных с постановкой «Зангези» в мае 1923 года, был четверть века назад опубликован А.А. Стригалевым и Ю. Хартеном в фундаментальном каталоге работ художника (приближенном к объему каталога-резоне)[4].
Репродукции двенадцати из числа сохранившихся артефактов, связанных с татлинской постановкой, ранее были собраны в этапной для татлиноведения коллективной монографии, подготовленной Л.А. Жадовой и первоначально изданной на венгерском языке, а затем переведенной на немецкий, английский и французский языки[5].
В нашем издании впервые собраны репродукции всех известных артефактов, связанных с постановкой «Зангези». Каждый из них подробно аннотирован.
Постановка состоялась в Доме Мятлевых, где тогда размещался петроградский Музей художественной культуры (а ныне располагается Прокуратура Санкт-Петербурга). Судя по выявленным документам, спектакль прошел три раза — 11, 13 и 30 мая 1923 года[6].
Работы Татлина создавались в период с осени-зимы 1922 по весну 1923 года (ретроспективно он датировал их то 1922-м, то 1923 годом). В полном объеме состав сценографических работ по спектаклю не известен. На сегодняшний день выявлены девять татлинских работ (рисунки-эскизы и макет сцены), но вместе с сопутствующими вещами насчитываются два десятка предметов:
• три рукописных афиши,
• четыре эскиза декораций,
• один макет декорации (не сохранился, известен по фотографии),
• две фотографии с премьерной постановки,
• одна из 60 досок, использовавшихся в сценографии,
• три эскиза костюмов (один из них не сохранился, известен по фотографии),
• две зарисовки очевидцев, запечатлевшие сцены из «Зангези»: линогравюра Н. Лапшина и рисунок И. Попова-Воронежского,
• каталог открывшейся 17 мая 1922 года в Академии художеств «Выставки картин петроградских художников всех направлений», содержащий перечень выставленных Татлиным работ к «Зангези»,
• кинохроника мая 1923 года, запечатлевшая среди экспозиции выставки в Академии художеств зал с татлинскими работами к «Зангези».
Далее все эти артефакты воспроизводятся вместе с аннотациями. Подробнее о деталях постановки и особенностях сценографии см. свидетельства современников и комментарии к ним в Части III настоящего издания.
Примечания
- ^ Хроника // Жизнь искусства. 1922. № 39. 3 октября. С. 3.
- ^ Ср. с описанием участника «Зангези», тогда студента, а впоследствии знаменитого пушкиниста С.С. Гейченко: «В центре стояла изобретенная Татлиным некая “машина” с какими-то рулями. В центре еще было бревно — телеграфный столб, который мы раскачивали в такт стихам. Со сцены через весь зал был протянут металлический провод. По этому проводу летели в зал холсты на подрамниках прямоугольной формы, крашенные красками разных цветов…» (полностью воспоминания см. далее в Части III настоящего издания).
- ^ Стригалев А.А. Ретроспективная выставка Владимира Татлина // Владимир Татлин. Ретроспектива: Каталог выставки / сост. А. Стригалев, Ю. Хартен. Кельн, [1994]. С. 42–44.
- ^ Владимир Татлин. Ретроспектива. Каталог выставки. Кельн, [1994]. С. 267–271.
- ^ Tatlin — szerk. L. Zsadova. Budapest, [1984]. S. [294–303]. Этот 540-страничный том был издан в Венгрии, а затем в Германии, Англии и Франции — но так и не вышел по-русски.
- ^ Вопреки сохранившейся афише, где премьерный показ был обозначен 9 мая.
