Мария Букова: «Наш культурный код — пустота»
Мария Букова с 2016 года возглавляет красноярский Музейный центр «Площадь Мира». Он появился на базе бывшего Музея Ленина в 90-е и по сей день остается крупнейшей в Сибири институцией, которая специализируется на современном искусстве и оказывает системную поддержку местным художникам. В интервью «Артгиду» Мария Букова рассказала о том, как складываются у музея отношения с городом и миром, о красноярском художественном сообществе и городской политике. Материал подготовлен в рамках совместного проекта, осуществляемого «Артгидом» и Благотворительным фондом Владимира Потанина и посвященного развитию культуры и культурных инициатив в регионах.
Мария Букова. Источник: vk.com
Татьяна Сохарева: Для начала я хотела бы обсудить культурную ситуацию в Красноярске. Можно ли говорить о том, что в городе сформировалось сплоченное художественное сообщество, или речь идет скорее о разобщенных группах по интересам, у которых нет общих ценностей и целей?
Мария Букова: Смотря о каком сообществе мы говорим. В Красноярске можно обнаружить довольно много предпосылок для того, чтобы искусство в городе развивалось. У нас есть художественное училище, детская художественная школа, институт искусств и отделение Российской академии художеств, которое объединяет Урал, Сибирь и Дальний Восток. По идее, в идеальном мире эта суперсистема должна регулярно выпускать огромное количество художников — в том числе тех, кто был бы ориентирован на современное искусство. Но сейчас оттуда выходят только академисты. Никаких программ, связанных с актуальным искусством, там нет. Единственный более или менее известный в масштабах страны красноярский художник, прошедший этот путь, — Василий Слонов. Он учился в художественном училище. Еще можно вспомнить Александра Сурикова, Виктора Сачивко и Олега Пономарева. Эти люди заведовали современным искусством в городе в 90-е годы и гордо несли знамя отщепенцев, не таких, как все, потому что вокруг никто больше современным искусством не занимался.
Я бы не сказала, что между академистами и современными художниками сейчас налажены связи, потому что современные художники никаких училищ у нас, как правило, не оканчивают. Все, кто сегодня действует на красноярской художественной сцене, по большому счету вообще не являются художниками. У них нет никакого специального образования. Поначалу многие из них кучковались вокруг нашего музея, и музей им всячески помогал в создании проектов. Сейчас постепенно в городе начали появляться независимые инициативы, и это очень круто, но многие из них по-прежнему связаны с музеем — либо их курируют музейные работники, либо создатели этих инициатив в прошлом выставлялись в музее и активно сотрудничали с ним. Так что, на мой взгляд, сообщество современных художников у нас довольно сплоченное. Сейчас его костяк — это человек двадцать. Они постоянно участвуют в выставках, делают проекты. Можно вспомнить, например, сообщество «Пушка», названное так, потому что раньше они собирались в сквере имени Пушкина и там проводили свои аукционы. Также есть ребята, которые называют себя «Ядро». Они собираются открывать программу резиденций в здании бывшего завода в центре Красноярска.
Татьяна Сохарева: А город как-то поддерживает эти независимые инициативы? Есть у местных властей интерес к современному искусству?
Мария Букова: Власти современное искусство никак не поддерживают. «Ядро» связано с одной из самых больших и известных в городе дизайн-групп ArtStyle, которая заинтересована в привлечении молодых художников к своей работе. «Пушка» существует сама по себе. Они предпочитают кочующий образ жизни — постоянно находят новые пространства, меняют форматы. Со стороны музея мы тоже хотим с ними сотрудничать и предложить свою площадку. Все-таки зима близко, на улице холодно.
Татьяна Сохарева: Можно ли сказать, что музей по-прежнему аккумулирует вокруг себя художественные силы?
Мария Букова: Вокруг музея сложилась интересная ситуация, потому что ему до сих пор приходится брать на себя экспертную функцию, несмотря на появление других инициатив. Очень часто получается так, что все эти нарождающиеся проекты и объединения все равно приходят к нам, хотят принять участие в выставке или сделать что-то свое на нашей площадке. Потому что музей остается музеем. Также недавно мы с удивлением обнаружили, что в художественном сообществе Красноярска появился новый игрок. Это частные коллекционеры, те, кого мы, честно говоря, вообще не надеялись здесь увидеть. Я имею в виду публичность: все коллекционеры, которых мы знали раньше, были довольно закрытыми ребятами. Ведь коллекционирование — вещь достаточно интимная, она часто завязана на личных предпочтениях и вкусах и не любит публичности. А тут появилась пара молодых ребят, которые уже собрали довольно весомую коллекцию современного искусства. В нее входит порядка восьмидесяти работ. Причем это в основном стрит-артисты. У них есть, например, Анатолий Акуе и Кирилл Кто. Хорошая подборка, в общем. А последними их приобретениями также стали местные красноярские авторы.
Татьяна Сохарева: Про красноярский стрит-арт часто пишут как про самобытное и заметное явление. Включены ли эти уличные художники в институциональную жизнь города, или они существуют обособленно?
Мария Букова: Сейчас у нас нет никаких программ, предполагающих сотрудничество с уличными художниками, потому что сегодня это поляна, на которой в основном действует город. Уже лет десять власти занимают довольно активную позицию и развивают уличное направление. Есть молодежный центр, который курирует уличных художников и постоянно привлекает их к работе. Один из их лидеров Юрий Аверин часто повторяет, что у нас нет задачи пригласить в город каких-нибудь звезд стрит-арта, мы хотим поддерживать местных ребят. Так что музей в эту сторону пока не смотрит. Нам все же интересен немного другой паблик-арт — скорее то, что имеет музейную ценность, нежели просто уличные жесты.
Татьяна Сохарева: Из чего еще состоит сейчас городская культурная политика?
Мария Букова: Я бы не сказала, что у нас есть артикулированная культурная политика. Не так давно мэром Красноярска стал Сергей Еремин, который раньше был министром транспорта края. В художественной среде его по понятным причинам оценивают довольно неоднозначно, но при этом он всегда старается следить за повесткой — с Варламовым, например, встречался, показывал ему город. Культурная политика в городе сейчас направлена в основном на создание комфортной среды, так что пока все решается на уровне дизайна. Потом за дизайном потихоньку подтягивается искусство, но никакой внятной программы, которая задействовала бы современных художников, в городе нет. Чем занимаются отделы городской администрации типа департамента культуры или главный художник города, мне не очень понятно. Скорее всего, они отвечают за городские праздники и подобные мероприятия. В общем, основная линия — комфорт, и в этом смысле город уже достиг успехов. Например, Дивногорская набережная в Красноярском крае победила в конкурсе AD Design Award 2020. А так мэр в целом не против, если кто-то будет развивать в городе современное искусство. Мы не так давно выиграли грант Фонда Потанина «Музей. Сила места» и предложили свой проект развития городской среды. Рассказали об этом мэру, он ответил, что только рад, денег не даст, но может посоветовать, в какие районы лучше идти с нашими идеями. Мы решили делать паблик-арт проект, но не с позиции приглашения внешних художников, как это у нас обычно происходило, и в то же время не с позиции — извините — шишек и палок, то есть того, что могут предложить местные жители. Мы хотим соединить две другие линии — поработать с местным населением и предложить художникам, которые имеют опыт в партиципаторных практиках, выступить тьюторами для местных молодых художников. Именно им здесь жить, и им важно, какое искусство будет в их городе.
Татьяна Сохарева: Влияют ли такого рода городские проекты на ваш бюджет?
Мария Букова: От города мы ничего не получаем. Пока что единственный способ взаимодействия с ними — это совместные проекты с одним из молодежных центров, занимающимся искусством и дизайном в городской среде.
Татьяна Сохарева: А из чего складывается бюджет музея?
Мария Букова: Бюджет — это не самая вдохновляющая история, потому что субсидии от государства покрывают только затраты на заработную плату и коммунальные услуги. Иногда они выделяются под особенные проекты вроде музейной биеннале. Все остальное мы зарабатываем сами, но проблема в том, что в 2020 году, как и все остальные музеи, мы успели проработать только три месяца. Еще, конечно, мы сотрудничаем с благотворительными фондами, посольствами и так далее. Так что у нас два основных источника — гранты и натурпродукт, то есть заработанное нами.
Татьяна Сохарева: Как вы выстраиваете отношения с более консервативными красноярскими музеями? Этой проблеме была посвящена последняя биеннале, верно?
Мария Букова: Отношения складываются непросто. Вроде бы мы друг другу не конкуренты, но нам все равно приходится соревноваться, потому что заинтересованной в искусстве аудитории в городе не так много. В Красноярске нет большого потока туристов. Это Сибирь, а не какой-нибудь околостоличный город Мышкин. И туристы чаще всего предпочитают краеведческий музей, до нас добираются в последнюю очередь. Поэтому мы пытаемся взаимодействовать с теми, кто играет на другой поляне. В частности, в рамках биеннале у нас состоялся проект с бизнесом — с местным застройщиком. Мы со своей стороны пригласили художника Андрея Сяйлева. Застройщик был очень доволен и хочет продолжать сотрудничество. Потом у нас есть опыт работы с местным сообществом из неблагополучного района Красноярска — наверное, такую аудиторию тоже можно назвать консервативной. Там, напротив, опыт оказался скорее отрицательным: жители были совершенно не готовы воспринимать современное искусство, несмотря на всю предварительную работу, которую мы провели.
Однако в то же время институции становятся менее консервативными и более открытыми. Например, Художественный музей имени В.И. Сурикова стал нашим партнером по гранту, о котором я уже говорила. Он постепенно открывается разным коллаборациям. Мы также сотрудничали с ним в рамках музейной биеннале: наши художники работали с фондами музея и переосмысляли наследие Василия Сурикова. Директор музея говорил, что проект получил некоторое количество негативных отзывов, но, по крайней мере, нам стало понятно, что образ мысли взрослых людей не поменять, пока они сами этого не захотят. Художественный музей захотел измениться и работает над этим. А в целом, в городе не так много художественных институций. У нас практически нет частных галерей. Галерея Романовых работает с художниками из Академии, АйнArta gallery представляет искусство декоративно-гедонистического толка. Поэтому и работать-то особенно не с кем. Мне кажется, довольно сложно мыслить проекты территорией всего города, потому что они размазываются и теряются. Проще выискивать более конкретные локации — квартал в одном районе, площадь в другом — обживать их и вытаскивать наружу какого-то гения места.
Татьяна Сохарева: В 90-е годы Красноярск одним из первых начал экспериментировать с новыми культурными формами и осваивать современное искусство, а сейчас кажется, что процесс несколько застопорился. Действительно ли это так? И как так получилось?
Мария Букова: Да, я думаю, что в 90-е сработал эффект неожиданности. Когда ты долгое время ничего не видел, тебе все новое и непривычное кажется интересным. Потом появились другие возможности, предложений стало больше, они стали разнообразнее, и люди научились выбирать, где и как им удовлетворять свои культурные потребности. Многие стали действовать сообразно своему мировосприятию и вкусу, который в открывшихся перспективах наконец-то оформился, а не просто потреблять все, что появляется в городе. Тем более «современное искусство» как именование воспринимается негативно. Широкая публика готова знакомиться с ним только в контексте нашумевших проектов. Если ты покажешь какую-нибудь крутую инсталляцию или перформанс, но не назовешь все это современным искусством, зритель скорее отнесется к проекту доброжелательно. В противном случае человек сразу начинает смотреть на вещи сквозь призму неприязни и стереотипов. Поэтому я думаю, что дело, с одной стороны, в увеличении предложений от институций, а с другой — в ожиданиях, которые аудитория связывает с современным искусством.
Татьяна Сохарева: Как менялась стратегия вашего музея на протяжении его современной истории? Он же начинался как культурный центр?
Мария Букова: Он был культурным центром с максимально открытой позицией: пускай цветут все цветы, мы всех приютим, никому не будем отказывать. Как раз в 90-е там появилась кураторская группа, состоящая из людей, обладающих вкусом и знаниями: художник Виктор Сачивко, архитекторы Вадим Марьясов и Сергей Ковалевский. Они первыми начали формулировать повестку этого пространства и постепенно пришли к современному искусству. На том этапе главным был вопрос, как личность куратора влияет на место, где он работает: Сергей Ковалевский, например, долгие годы был главным куратором музея, а не просто заместителем директора. Все-все-все строилось исходя из его видения. Тогда команда решила, что делает мировой музейный центр без обиняков — привозит в Красноярск мировых звезд и ориентируется на мировые стандарты. Впоследствии эта установка сослужила нам не очень хорошую службу, потому что ориентация на мир отвела наш взгляд от того, что интересно местным жителям. Что они хотят увидеть, какой у них визуальный опыт? Первое время у нас проходило много проектов с философской точки зрения глубоких и сложноорганизованных, но для красноярцев они были не очень понятны. Состоявшаяся в прошлом году биеннале «Переговорщики» стала для нас одной из первых попыток взглянуть на локальный контекст и попробовать поработать с местной средой.
Татьяна Сохарева: Удалось ли сделать какие-то открытия в процессе изучения локальной среды?
Мария Букова: Да, на примере проекта Сяйлева «Столбы Красноярска» мы выяснили, что современное искусство может быть интересно условному жителю спального района, а жителю другого «спальника» — неинтересно, потому что ему никто не объяснил, что это такое и как с этим взаимодействовать. Так у нас в музее появилась фигура медиатора. Раньше в ней не было потребности, мы просто открывали выставки и приглашали всех желающих. Сейчас музею очевидно необходима фигура посредника. Так что я бы сказала, что сейчас наша деятельность сосредоточена на двух проблемах — попытках нащупать локальный контекст и осознании, что современное искусство нуждается в объяснении. Причем, на мой взгляд, это ни в коем случае не унижает ни зрителей, ни искусство. Не надо думать, что мы пытаемся перевести его на «сирый и убогий» обывательский язык. Ничего подобно. Просто искусство само по себе служит одним из языков, с помощью которых мы воспринимаем мир, и порой ему требуется дешифровка.
Татьяна Сохарева: Как вам кажется, есть ли в городе интерес к локальной истории, созданию собственной мифологии?
Мария Букова: Интерес, без сомнений, есть. Красноярску скоро исполняется 400 лет, и на этом фоне многие начали, простите, фурычить, думать, из чего сегодня состоит образ города. Кроме того, в последнее время активизировалось местное сообщество краеведов, которое очень болезненно относится к проблеме застройки центра города и сносу памятников архитектуры. Появилось довольно много экскурсий, посвященных истории города. В рамках биеннале у нас тоже была попытка осмыслить историю современного искусства Красноярска. Многие регионы это уже сделали. На Урале, например, был кураторский проект Владимира Селезнева «Приручая пустоту. 50 лет современного искусства Урала», в Нижнем Новгороде чем-то подобным занималась Алиса Савицкая. Тут, как говорится, и до нас очередь дошла.
Татьяна Сохарева: Вам кажется удачной идея брендинга территорий посредством культуры? Применима ли она к Красноярску?
Мария Букова: Мне кажется, это здорово. Это что-то вроде УТП — уникального торгового предложения, которое в Красноярске уже давно требует пересмотра. Многим набила оскомину история про Красноярские Столбы и подобные вещи, с помощью которых мы идентифицируем себя. Но, конечно, надо быть очень смелым, чтобы объявить какую-то одну идею главной и определяющей всю культурную повестку. В такой ситуации неизбежно будут возникать конфликты. При этом мне не очень нравится идея франшиз, которые активно плодят Эрмитаж и Третьяковка. На мой взгляд, это скорее обедняет регион, чем помогает ему. Ну, хорошо, откроетесь вы, а что дальше? Об этом, собственно, и была дискуссия в рамках проекта «Немосква». Не стоит воспринимать регионы как какое-то выжженное поле, куда надо прийти и создать все заново. Это мы должны развиваться, осмыслять и творить свою историю. Правда, местным властям это не всегда нравится. Нас, например, долгое время не принимали. Был только один губернатор, который лояльно относился к музею и всячески нас поддерживал. Ну, может быть, полтора губернатора. Все остальные придерживаются нейтральной позиции: происходит у вас там что-то и ладно.
Татьяна Сохарева: Многие города и регионы сейчас позиционируют себя через какие-то универсальные культурные коды — как индустриальная культура на Урале, например. Есть что-то подобное в Красноярске?
Мария Букова: У нас было несколько масштабных проектов, посвященных исследованию Сибири, — в 2007, 2009 и 2011 годах. И практически все художники сходились в одном — в том, что Сибирь — это место пустоты. Наш культурный код — пустота. Это пространство, которое находится нигде. Здесь ничего не происходит. Только бесконечные снега. Пустота, даль, непокорность — вот наши культурные коды, но проблема в том, что они не привязываются ни к каким антропогенным формам. Это скорее про философское отношение к жизни. Об этом же был проект Оксаны Будулак «Теория кротовых гор» на выставке «Немосква не за горами»: ничего страшного, что мы существуем изолированно и работаем сами с собой, у нас нет амбиций затмить столицу или кого-либо еще. В Сибири нужно каждый день делать над собой усилие, чтобы быть художником. Для начала нужно выжить и согреться в этом холоде и пустоте. Так что, если уж ты выбрал путь художника, никто тебе больше не указ, потому что ты живешь вопреки. Мы с коллегами однажды выдумали для этого специальный термин — «сибирское вынужденное».
