«Музею не нужно жить в башне из слоновой кости»
Культурный опыт Урала имеет большое значение для современности. О том, как развивалась местная музейная сеть и менялся характер музейной работы, повествует вышедшая в издательстве «Кабинетный ученый» книга Екатерины Леденцовой и Брониславы Овчинниковой. Татьяна Сохарева обсудила с авторами монографии их отношение к советскому наследию и процессы, которые сейчас определяют вектор развития музеев региона. Материал подготовлен в рамках совместного проекта, осуществляемого «Артгидом» и Благотворительным фондом Владимира Потанина и посвященного развитию культуры и культурных инициатив в регионах.
Музей истории и археологии Урала, Екатеринбург. Источник: uole-museum.ru
Татьяна Сохарева: В последнее время Екатеринбург часто приводят в пример как один из самых успешных с точки зрения развития культуры региональных центров. В чем его секрет?
Екатерина Леденцова: На мой взгляд, утверждение об особой успешности культуры Екатеринбурга по сравнению с другими регионами довольно спорное. Даже в Уральском регионе я бы, скорее, отметила Пермь: за их эксперименты с современным искусством, театральные достижения и музейные успехи. Конечно, и у нас есть чем гордиться. Самое уникальное, что произошло в Свердловской области в музейной сфере за последнее десятилетие, — это строительство и открытие в 2014 году Музея гравюры и рисунка в Ирбите. Это редчайший случай: музей графики европейского уровня и с европейским оснащением в глубинке — просто фантастика! Но это личная заслуга Валерия Карпова, основателя музея. Вообще, в ходе работы над книгой я пришла к выводу, что в нашей стране секрет успешности развития культуры прост: не мешать профессионалам, они сами все сделают.
Татьяна Сохарева: Ваша книга обрывается на самом интригующем моменте — переходе от советской системы управления к современной, когда многие культурные институции лишились системной поддержки государства и были вынуждены приспосабливаться к новым экономическим условиям. Как регион пережил этот период?
Бронислава Овчинникова: Ситуация постсоветского периода очень напоминала ситуацию постреволюционную — об этом есть отдельная глава в нашей книге. Казалось бы: 1990-е годы — разруха, отсутствие бюджетов, провал идеологии — и при этом масштабный рост количества и, что немаловажно, качества музеев. Только в Екатеринбурге за это время открылось много совершенно новых музеев: и литературных, и художественных, и научных. А что касается бюджетов: согласно закону от 1996 года все музеи были поделены на государственные и негосударственные. Областные музеи (например, Свердловский краеведческий) остались государственными, а муниципальные (например, Екатеринбургский музей изобразительных искусств) стали негосударственными. Появились также частные музеи. Но на фактической работе музеев это отразилось слабо. Первоначально муниципальным музеям было даже проще договариваться о деньгах с местными мэрами: они рядом, в твоем же городе.
По-моему, изменения 1990-х годов для большинства музеев региона были положительными: появилась возможность переориентировать музей на свои уникальные коллекции. Например, краеведческий музей Челябинска стал очень активно собирать этнографические коллекции и показывать их в экспозиции. Краеведческий музей Перми переместил в отдельное здание экспозицию отдела палеонтологии. В Екатеринбурге получилось выделить из областного музея коллекцию ювелирного и камнерезного искусства и создать отдельный музей. Примеров очень много. Кто-то изменил саму концепцию музея, сделав ее более актуальной: так, мемориальный музей Я.М. Свердлова стал музеем истории Екатеринбурга.
Татьяна Сохарева: Как менялись функции музеев? Как это сказалось на коллекциях?
Екатерина Леденцова: Главное изменение в музейных функциях — это отказ от советской идеологии. Но остальные задачи музеев остались прежними: собирать, сохранять, показывать. Правда, появилась специфическая функция — развлекать. Идея о том, что музей может развлекать, родилась именно в 1990-е годы. Для того момента было нормальным и даже чем-то новаторским устраивать в музее дни рождения, елки для детей, на которых сотрудники музея выступали в роли аниматоров, а иногда и поваров. Но постепенно, с развитием индустрии развлечений, музей оставляет эту функцию — к середине 2000-х годов все подобные мероприятия уходят на второй план. Начинает развиваться новая тенденция — интерактивность в музее. То есть музей пытается максимально развивать функцию показа путем усиления зрелищности и вовлечения посетителя в некое действо. Так появляются спектакли в музейных экспозициях, реконструкции старинных обрядовых мероприятий, например свадьбы. Но и этим в музейной среде «переболели».
Довольно интересным был момент, когда музеям стали доступны цифровые технологии (информационные киоски, проекторы и т. д.). В музейной среде многим стало казаться: «Ну вот, наконец-то, найдено волшебное решение — и привлечь посетителя зрелищностью, и впихнуть в экспозицию гигантское количество информации». В последние годы стало понятно, что цифровыми штучками уже вообще никого не удивишь, а от объемов информации люди слишком устали. Сейчас в музейной сфере, на мой взгляд, набирает силы образовательная или экспертная функция. Информации много — и много людей, считающих себя специалистами, но не всегда являющихся ими. И музей привлекает посетителей своим экспертным мнением. Очень высок интерес к музейным лекциям, авторским экскурсиям, выставкам одного художника с глубоким погружением в его творческий мир.
Татьяна Сохарева: Что произошло с заводскими собраниями, которые вы называете прообразом корпоративных коллекций?
Бронислава Овчинникова: Кому как повезло. У некоторых заводов все сохраняется и развивается еще с советского времени: например, в музее Нижнетагильского металлургического завода или музее Уралвагонзавода. А некоторые коллекции — например, коллекцию мотоциклов в Ирбите — пришлось спасать. В какой-то момент Ирбитский мотоциклетный завод не смог содержать коллекцию и, по-моему, даже встал вопрос о ее распродаже. Но стараниями чиновников от министерства культуры удалось превратить заводскую коллекцию в областной музей. Были в 1990-е годы и просто криминальные ситуации. Так, коллекция одного заводского музея была упакована и подготовлена к продаже за рубеж и хранилась в доме руководителя предприятия. На все вопросы чиновников: «А где, собственно, музей?» — директор отвечал: «Теперь это частная собственность, вас это не касается». И юридически он был прав, так как вместе заводами были приватизированы и заводские музеи. Пришлось привлекать к этой проблеме ФСБ. Коллекция внезапно «нашлась» и была передана в областной музей.
Татьяна Сохарева: Вы пишете, что многие музеи создавались на основе любительских изысканий местного населения. Сохранилась ли эта тенденция? Налажена ли у музеев связь с местным сообществом?
Екатерина Леденцова: Здесь, конечно, все зависит от конкретного музея. Обычная тенденция — чем крупнее и «ученее» музей, тем он «дальше от народа». Есть провинциальные музеи, которые боятся что-то менять в экспозиции без согласия местных старожилов-краеведов. Один музей подготовил интересную концепцию, которая преобразила бы всю экспозицию, помогла бы уйти от стандартности и позволила бы жителям по-новому взглянуть на себя и свою историю. Но местные краеведы не приняли эту идею, для них она была «подрывом устоев», и музей отказался от проекта. Это, конечно, негативный пример. В целом, я бы сказала так: у нас в стране собрать какое-то местное сообщество и зарядить их какой-то идеей довольно сложно. Попробуйте договориться с соседями и всем выйти деревья посадить. Так что, на мой взгляд, сама идея делать что-то местным сообществом не сохранилась в нашем обществе. Хотя сейчас мы видим подъем волонтерского движения. Если музеям удастся привлечь волонтеров к музейной работе (сбору коллекций, проведению экскурсий, подготовке выставок), это будет интересно и поможет стать ближе к посетителю. Но в данный момент большинство музеев используют волонтеров только как смотрителей. Нужно работать в этом направлении.
Татьяна Сохарева: В книге вы много говорите об отношениях музеев с государством. Как менялся запрос власти по отношению к культуре в постсоветский период?
Екатерина Леденцова: Это сложный вопрос. После отказа от советской идеологии государство, на мой взгляд, так и не выработало внятной культурной политики. Думаю, основная позиция государства касательно культуры была такой: «Не создавайте проблем — ни денежных, ни провокационных». Кажется, до сих пор власть не осознала всей общественной пользы, которую может принести культура. В советское время культура должна была «нести» идеологию — в этом состояла ее основная задача. Сейчас считается, что культура должна быть вне идеологии и политики. Но так не получится. Музеи без идеологии не работают, даже без политики трудно обойтись. В советское время культура была и предметом международной гордости: «А также в области балета мы впереди планеты всей».
Сейчас принято испытывать патриотическую гордость за спортивные достижения и военную технику или максимум конкурс «Евровидение». А вот музеями восхищаться принято почему-то западными. Хотя если человек посетил Эрмитаж, его мало что может удивить в западноевропейских музеях. А ведь Эрмитаж — это не просто музей европейского уровня. Это абсолютно топовый мировой музей. У нас в стране вообще в сфере музеев все не так уж плохо по сравнению даже с европейскими странами. Мало какая страна может похвастаться таким количеством небольших провинциальных музеев, живущих за счет бюджетных средств и обладающих коллекциями высокого уровня. На западе подобные вещи аккумулировались в частных коллекциях, не доступных широким слоям населения.
Более того, в нашей стране культура считается убыточной по определению. Но мы знаем примеры из опыта других стран, когда культура встраивается в систему бизнеса. Например, в Лондоне посещение всех музеев бесплатно, и это чисто коммерческое решение. В какой то момент власти посчитали, что если музеям удастся удержать туриста в Лондоне на один день дольше, то это принесет серьезный доход всем жителям города: отелям, ресторанам, магазинам. И не важно, что на счета музеев не поступает денег от продажи билетов. Музеи зарабатывают в общую копилку опосредованно. Или другой подход: музеи Италии. Бешеный — другого слова и подобрать сложно — поток туристов в галерею Уффици, музеи Ватикана и любые художественные музеи. Билеты от €25, путеводители от €10. А почему? Отличная реклама! Италия — это Возрождение, это обязательно нужно посмотреть. В результате 12 % ВВП Италии — это туризм. А у нас билет в Эрмитаж стоит 500 рублей, что в пересчете составляет где-то €6. Раньше стоимость билета была выше раза в два, а гражданам РФ полагалась льгота 50%, и это было правильно, соотносилось с ценой билета в Европе. Но в какой-то момент государство решило, что разные цены на билеты — это несправедливо. Сейчас получается, что билет в исторический музей Хельсинки стоит €8, в галерею Уффици — €25, а в Эрмитаж — €6. То есть у власти какая-то срединная позиция: и не бесплатно, как в Лондоне, и не заработаешь на билетах, как в Италии.
Татьяна Сохарева: В начале нулевых стало более или менее очевидно, что советское наследие мешает музеям двигаться дальше. Легко ли им дались реформы?
Бронислава Овчинникова: Под советским наследием вы, видимо, понимаете экспозиции. Мне очень нравится такое общепринятое представление, что музей — это дом с колоннами, где на стенах висят картины, а в углу на стуле бабушка смотритель сидит, носок вяжет. И всё, больше как будто бы ничего нет — только экспозиция и бабушка. Экспозиции, созданные в советское время, конечно, морально и физически устарели, но менять их — совершенно нормально. Какую бы замечательную экспозицию вы ни сделали, какие бы прогрессивные идеи ни заложили в ее концепцию, через пять или максимум десять лет она постареет и будет выглядеть древней. Вот простой пример: музей Маяковского в Москве. В 1987–1989 годах это была новаторская экспозиция, но она устарела, и сейчас создается новая. Так что в смене экспозиций нет ничего особенного. Их необходимо периодически менять. Более того, как только закончена одна экспозиция, нужно начинать думать над новой.
Для меня советское наследие в музеях — это в первую очередь коллекции, собранные на научной основе. Систематизированные и описанные или, по крайней мере, учтенные по довольно сложным и на самом деле разумным принципам. Кстати, известный факт, что в экспозициях музей показывает в среднем десять процентов от своей коллекции. Также важны принципы создания экспозиций и музеев. Научная концепция, тематико-экспозиционный план — это полезные и удобные вещи в музейной работе. Отказываться от этого советского наследия просто глупо. От чего действительно отказались в постсоветское время — это, скажем так, от культурного заказа. Если в советское время музеи, прежде всего, конечно, исторические и литературные, были рупором государственной идеологии, то в 1990-е годы крах идеологии вызвал пересмотр исторических и литературных экспозиций. Этот процесс шел где-то медленнее, где-то быстрее. Но, повторюсь, это нормально.
Татьяна Сохарева: В книге вы приводите в пример много любопытных явлений — например, музейные поезда. К каким практикам стоило бы вновь обратиться сегодня? Расскажите, пожалуйста, подробнее.
Бронислава Овчинникова: Мне кажется, интересны любые практики активного участия музея в жизни общества. Например, Уральское общество любителей естествознания (УОЛЕ) привлекало к работе очень широкие слои населения, как сказали бы сейчас, волонтеров. Отец писателя Дмитрия Мамина-Сибиряка, заводской священник Наркис Мамин, в поселке Висим наблюдал за грозами: записывал дату, продолжительность грозы, интенсивность. Эти материалы посылал в УОЛЕ, где они систематизировались, анализировались и сохранялись. И таких корреспондентов по всей губернии было большое количество. Сегодня подобные практики называются «культурой участия» и позиционируются как нечто совершенно новое и пришедшее к нам с Запада. Но это было в наших провинциальных музеях всегда: и в XIX, и в XX веке. Я убеждена, что можно и нужно привлекать людей в музей не только как пассивных зрителей выставок, не только как участников каких-либо мероприятий, но и как собственно музейных работников.
Часто музейным сотрудникам не приходит в голову задать посетителю вопрос: а что хотели бы увидеть вы? А как сделали бы выставку вы? Конечно, нельзя сказать, что в этом направлении совсем ничего не делается. Есть прекрасный пример — проект Сергея Каменского «Искусство путешествий», который проходил несколько лет назад. Этот проект и выставка по его результатам как раз были созданы на основе личных историй людей и вещей, которые для них связаны с путешествиями. Также в советское время музеи чутко и быстро реагировали на изменения в повседневной жизни. В 1936 году была принята новая конституция, ее еще называли «сталинской». Так вот музеи активным образом разъясняли населению, что конкретно в конституции поменялось, проводили лекции, беседы, делали о ней выставки. На днях в нашей стране тоже проходило голосование по поправкам в Конституцию, но почему-то никто из музеев не увлекся этой темой.
Вообще у нас музеи стараются быть аполитичными и жить вне сегодняшнего дня. Но почему? Ведь в музеях зачастую работают специалисты, способные выступить экспертами в разных вопросах, — и государству это могло бы быть полезно, и посетителям интересно. И речь не обязательно о политике. В современном мире все очень быстротечно, масса информации, которая быстро теряет актуальность. А музеи часто не реагируют на это, упускают момент.
Еще мне кажется, что было бы интересно в видоизмененном виде вернуться к отделам социалистического строительства в музейных экспозициях. Конечно, не в том виде, в каком они существовали в советское время. Нужно просто сделать небольшой раздел экспозиции, посвященный современности, тому, как живет область или город в данный момент. Сколько жителей, какие народы, какие предприятия работают, какую продукцию выпускают, какие есть научные организации, театры, художники, музыканты, писатели, может быть, какие-то особенности кухни — это все можно показать наглядно. Есть хороший пример: краеведческий музей Челябинска. Когда у них на город упал метеорит, они очень быстро смогли добыть в музей самый большой фрагмент, подготовили ему отличную витрину, сделали целый зал, посвященный падению метеорита, собрали у местного населения видеозаписи с телефонов и дополнили все это научным рассказом о метеоритах вообще. Это правильно. Музею не нужно жить в башне из слоновой кости.
Татьяна Сохарева: К городу проявляют интерес такие крупные институции, как Эрмитаж, который сейчас строит здесь свой филиал. Какие ожидания вы связываете с этими проектами?
Екатерина Леденцова: Мне как человеку, работающему в музее, конечно, хочется общения с профессионалами. Работники Эрмитажа способны научить очень многому, и это отразится на всей музейной сфере города.
Татьяна Сохарева: Какой вы видите перспективу развития музеев сегодня?
Екатерина Леденцова: Безусловно, музеев будет больше. Тенденция открытия новых музеев не только сохраняется, но и усиливается с годами. Будут ли все эти музеи высокого уровня? Не обязательно. Здесь уже все зависит от людей. Иногда непримечательный вроде бы музей получает профессионального руководителя и проект «выстреливает». Но есть, к сожалению, и другие примеры, когда музей скатывался на уровень, как говорят у нас в музее, «полковой самодеятельности». Так что перспектива музея — это профессиональные сотрудники со свежим, но в то же время истинно музейным взглядом.
