Реновация в Нукусе
Фонд развития культуры и искусства при Министерстве культуры Узбекистана объявил открытый международный конкурс на замещение должности директора Государственного музея искусств Республики Каракалпакстан имени И.В. Савицкого в Нукусе. Наверное, эта новость прошла бы незамеченной в российских СМИ, если бы не колоссальное значение именно для России собрания нукусского музея, проливающего свет на творчество художников 1920-х и 1930-х годов, которые были на десятилетия вытеснены из большого исторического нарратива. Шеф-редактор «Артгида» Мария Кравцова отправилась в Каракалпакстан, чтобы своими глазами увидеть музей и его собрание и оценить перспективы конкурса.
Алиса Порет. Семейный портрет. 1937. Холст, масло. Фрагмент. Государственный музей искусств Республики Каракалпакстан имени И.В. Савицкого, Нукус
Слово «реновация» имеет в Узбекистане совсем иное значение, чем то, к которому мы уже успели привыкнуть в Москве. Оно касается, прежде всего, культурной сферы, перестройку которой власти Узбекистана пытаются осуществить в рамках масштабной либерализации экономики страны, еще несколько лет назад уверенно шедшей по пути изоляционизма. Пилотный проект «реновации» Министерства культуры Узбекистана включает в себя три институции — Государственный музей прикладного искусства Узбекистана и Дом-музей Айбека Мусы Ташмухамедова в Ташкенте и знаменитый Государственный музей искусства Республики Каракалпакстан имени И.В. Савицкого в столице Каракалпакстана Нукусе. Собственно, о нем и пойдет речь в этом тексте.
История создания музея на выжженных солнцем песках и солончаках пустыни Кызылкум пусть и не очень детально, но все же описана в отечественном искусствознании. В 1966 году художник Игорь Савицкий (1915–1984), опираясь на административный ресурс, сумел «продавить» создание Музея изобразительных искусств («с отделениями искусства народно-прикладного, древнего Хорезма и изобразительного») и очень быстро к этнографической (каракалпакского декоративно-прикладного искусства) и археологической коллекциям прибавить обширнейшее (не менее 30 тыс. хранения живописного фонда) собрание русского искусства первой половины XX века. Его ядро — советский модернизм, сложившийся из импульса дореволюционного авангарда и идей художественного интернационализма первого послереволюционного десятилетия (в прессе 1930-х годов художников этого поколения будут громить за «мелкобуржуазное “гениальничанье” и чванство», «наплевательское отношение к историческим процессам» и «за фетишизацию [художественного] приема», называя формалистами) и «туркестанский авангард», у истоков которого также стояли оказавшиеся в 1920-х в Средней Азии выходцы из России.
Свою коллекцию «забытого искусства» Савицкий собирал с яростью, неразборчивостью и алчностью первооткрывателя. Не ограничиваясь несколькими отборными работами, нередко он увозил с собой в Каракалпакию все наследие (сотни, иногда тысячи работ) того или иного автора (что, как оказалось уже после крушения Советского Союза, не всегда было благом, ведь концентрация всех сохранившихся работ художника в одной, пусть даже прекрасной коллекции, может из его спасения превратиться в забвение).
После смерти Савицкого в 1984-м кресло директора заняла его ученица Мариника Бабаназарова (дочь покровителя Савицкого, председателя Каракалпакского филиала Академии наук Узбекской ССР Марата Нурмухамедова). По совету отца она занялась легитимизацией и учетом собрания (Савицкий нередко забирал у наследников работы «в долг», обязуясь распиской выплатить деньги позже, что еще при жизни коллекционера, при постоянном бюджетном кризисе музея, приводило к скандалам и даже судебным разбирательствам, и логично было предположить, что после его смерти остались неоплаченные «счета»), а потом приступила к масштабному строительству музейного комплекса, которое растянулось более чем на два постсоветских десятилетия. Первое спроектированное и построенное специально для музея здание (сам Савицкий предлагал приспособить под музейные нужды здание рынка в Нукусе) открылось в 2003 году, но, согласно справке Министерства культуры Узбекистана, его экспозиционные площади невелики и позволяют экспонировать не более 3% от собранных Савицким коллекций. Чуть позже началось строительство административного здания (с современным хранением) и второго выставочного корпуса, торжественно открытого в 2016 году первым президентом Узбекистана Исламом Каримовым.
Впрочем, рост экспозиционных площадей мало отразился на доступности коллекции музея. Отдавая должное покинувшей (причем не добровольно) свой пост в 2015 году Маринике Бабаназаровой, специалисты все же говорят о том, что собрание нукусского музея описано в очень малой части и, соответственно, остается одной из самых малоизученных коллекций на территории бывшего СССР. Сегодня желающие с нею познакомиться в основном вынуждены ее реконструировать по старым каталогам, публикациям и фотографиям энтузиастов в рамках независимого проекта Alerte Héritage, название которого уже само по себе говорит о многом. Архивы музея все постсоветские годы были, по сути, закрыты как для потомков художников, так и для исследователей из России, в фондах тоже удалось побывать немногим.
Впрочем, музей получился не совсем таким, каким его задумывал сам Савицкий, видевший институцию не просто местом хранения и экспонирования собранных им многочисленных и весьма разнообразных коллекций (так, именно в Нукусе обнаружилась часть собрания слепков скульптуры и копий живописных работ из Лувра, подаренных Советскому Союзу Надей Леже, а последний, доставленный из Москвы в музей уже после смерти Савицкого «сбор» включал антикварную мебель и иконы), а скорее научно-методическим центром с весьма широким спектром интересов и технических возможностей. В составленном в 1962 году документе «Об организации создания Музея Искусств ККА СССР в г. Нукусе» Савицкий писал, что хочет, чтобы будущий музей был не только «хранилищем, центром пропаганды искусства», но и «активно влиял на создание художественной продукции с использованием народных традиций с учетом требования современности».
Как почти все выдающиеся люди оттепельной эпохи, Савицкий был визионером и максималистом: в проект своего музея он закладывал фантастическую по тем временам инфраструктуру. Не только выставочные залы и хранение, библиотеку и реставрационные мастерские, необходимые при таких объемах коллекций, фотолабораторию и репродукционный фонд, но и, например, экспериментальную лабораторию со штатом художников и химиков. Здесь должны были возрождаться забытые ремесла и одновременно на основе народного творчества создаваться образцы современного дизайна, «отвечающая современности художественная продукция», которая внедрялась бы в массовое производство.
Комплексно подходя к собирательству (специалисты подозревают, что наследие целого ряда авторов практически в полном составе хранится сегодня в Нукусе), Савицкий также преследовал определенную цель: в будущем Нукус должен был превратиться в открытый для исследователей методологический центр по изучению искусства первых советских десятилетий, где творчество того или иного художника можно было бы проследить от его первых шагов до естественного (или иногда вынужденного) конца. Савицкий планировал масштабную выставочную деятельность (и действительно, при его жизни музей активно формировал из своих коллекций выездные проекты), мечтая показать нукусское собрание во всей его полноте, например, в знаменитом московском Манеже. К тому же, судя по всему, благодаря пылкости его создателя, оформился и стал каноническим миф музея — «Лувра в пустыне» и «второй в мире по объему и значимости после собрания Русского музея коллекции русского авангарда» (хотя именно что авангарда в собрания нукусского музея практически нет).
Но если проект музея Савицкого выглядел прогрессивным образцом советской музейной мысли (возможно ли было его реализовать во всей полноте — вопрос дискуссионный: в начале 1980-х Савицкий обращается с письмом о бедственном положении музея к первому секретарю Каракалпакского обкома Калибеку Камалову, а позже, видимо, отчаявшись получить помощь от «родной» советской власти, согласно музейному апокрифу, пытается связаться с Рокфеллером), то внушительный музейный комплекс в Нукусе, на фоне которого сегодня фотографируются молодожены, — образцово-показательный кейс для исследователей постсоветского пространства. Ирония ситуации заключается в том, что в рамках новой государственной прагматической парадигмы (и за неимением других ресурсов) именно этой советской утопии надлежит стать трамплином для локального развития.
Да, Музей искусств имени И.В. Савицкого в Нукусе нуждается в «реновации». Но дело не в тех ее аспектах — вроде несовременного освещения экспонатов или консервативных экспозиционных решений (экспозиции советского модернизма в «старом» и «новом» зданиях музейного комплекса фактически дублируют друг друга в плане выставленных имен, что странно, ведь, по косвенным данным, коллекция состоит из работ сотен художников), — с которых обычно начинаются подобного рода реформы. А в том, что музей в Нукусе как идея принадлежит утопии XX века, которую, собственно, и требуется, но не получится (это же утопия) «реновировать».
Современная логика музейного менеджмента не терпит «Савицких». И хотя устроители конкурса, описывая свои представления (надо сказать, очень смутные) об идеальном директоре, говорят об универсале, который мог бы «вдохновлять» коллектив музея, требования Министерства культуры Узбекистана к соискателям выглядят чрезмерными (так, в положении Открытого международного конкурса сказано об обязательном наличии у кандидата четырехгодичного «опыта работы на руководящих должностях за рубежом», тогда как опыт работы в музеях и культурных учреждениях лишь приветствуется).
Болеее того, они отсекают от конкурса исследователей, которые по-настоящему знают и любят это искусство, энтузиастов, которых не остановят ни бытовые условия (а они для сформировавшихся в современных мегаполисах профессионалов могут показаться экстремальными), ни культурная изоляция, ощутимая даже в эпоху социальных сетей (и тут приклеившейся к нукусскому музею довольно бестолковый ярлык «Лувра в пустыне» обретает еще один смысл).
К тому же реальность такова, что нукусскому музею требуется не столько один-единственный «Прометей», который сможет сломить обычное в таких случаях сопротивление консервативного коллектива («Ничего не знаю про конкурс, — отмахивалась сотрудница, проводившая для нас экскурсию по экспозиции, — у нас уже есть директор») и «вдохновить» его, а масштабная, очень болезненная и затратная перестройка всей его инфраструктуры. Это значит, что вслед за «Прометеем» должна прийти целая команда, профессиональный уровень которой позволит обеспечить решение задач, поставленных Министерством культуры Узбекистана, которое справедливо видит в Музее имени И.В. Савицкого большой потенциал как для локального развития, так и для репрезентации современного Узбекистана на международной арене. О том, что музей остро нуждается в профессиональных кадрах, а те, что имеются, испытывают бытовые затруднения, писал еще сам Савицкий. Но как заманить в далекий Нукус, пусть даже лишь на четыре предусмотренных контрактом года, целую команду? Сегодня на этот вопрос не ответит никто.
Отчасти решением этой проблемы могла бы стать политика внешнего управления музеем со стороны более опытной и интегрированной в международный контекст институции. Очевидно, что в контексте процессов ревизии большого исторического нарратива, которые сейчас набирают обороты как в российском исторической науке, так и в музейном деле, коллекция Савицкого имеет уникальное значение именно для нашей страны. Однако такой подход нереален как политически (например, из-за этого абзаца текст будет прочитан исключительно в парадигме культурного неоколониализма), так и технически — устроители конкурса отвергли саму идею того, что директор-реформатор может и не переезжать в Нукус на ПМЖ.
Коллекция Савицкого чем дальше, тем больше будет привлекать внимание исследователей из России, ведь именно здесь, в Каракалпакии, мы можем не только найти недостающие, с кровью вырванные много десятилетий назад страницы нашей истории искусства, но и понять логику всего развития советской системы. И мы сами прежде всего заинтересованы в том, чтобы музей стал более открытым и интегрированным в международный контекст. В этом смысле идея открытого конкурса слишком у многих здесь вызвала мысль «а что если вдруг?». Что остается делать в этой ситуации? Вывод будет противоречить всему написанному выше: не обращая внимания на исключающие условия конкурса, заполнять документы на участие.
