«У меня никогда не будет карьеры, положения...»
Леонид Талочкин (1936–2002) был одним из самых преданных служителей искусства советского андерграунда, архивариусом полуофициальной и неофициальной художественной жизни, «нехарактерным коллекционером» (как он сам себя называл), организатором выставок и одним из авторов термина «другое искусство», которым сегодня обозначается альтернативная, «послеоттепельная» линия развития изобразительного искусства. Собрание Талочкина было передано вдовой коллекционера Татьяной Вендельштейн в Государственную Третьяковскую галерею, а его архив стал частью коллекции Музея «Гараж». В этот архив входят письма, редкие фотографии, протоколы заседаний художественных союзов и обращения художников к чиновникам от искусства, приглашения на андерграундные выставки, автографы, документация художественных акций, артефакты и настоящее сокровище — рукописные каталоги квартирных выставок. Эти уникальные свидетельства и документы были впервые опубликованы в №5 журнала GARAGE Russia. Мы благодарим редакцию издания за возможность републикации.
Приглашение на акцию группы «Мухомор» «Расстрел». Московская область, 16 сентября 1979. Архив Музея современного искусства «Гараж»
«…У меня никогда не будет карьеры, положения. Способный недоучка. Для окружающих — неудачник. Если отнести это слово к личной жизни, то, наверное, да.
Ни одна женщина, к которой меня тянуло, к которой проявлялись хоть какие-нибудь чувства больше, чем просто похоть, не ответила мне взаимностью.
Но не будем лезть в будущее. Сейчас мне хорошо. Прошлое ушло и не вспоминается. Впрочем, ностальгии я никогда подвержен не был. Я крепко связан с богемой. Только с ней мне жить, только с ней тонуть. Попытки пересесть в собственную лодку всегда заканчивались и будут заканчиваться неудачей. Челнок, в который я пытаюсь пересесть, слишком утл. Собственный лайнер мне никогда не иметь. А в чужом чувствуешь себя слишком стесненно...»
(Из записных книжек Леонида Талочкина, 1965)
Илья Глазунов. Когда я пришел на выставку, меня поразило это обилие пустых. Не психологических, а именно психологически-пустых портретов. Чувствовалось, что художнику нечего выражать. Собственная пустота, никакой внутренней наполненности. Цель оправдывает средства. Цель — создать себе имя (лучше слегка скандальное: скандальное имя у нас часто ассоциируют с прогрессивностью) и продаваться.
Людям, считающим, что сейчас русское искусство заканчивается Лактионовым, Герасимовым, Иогансоном или уж в крайнем случае Пластовым, может показаться, что Глазунов — явление прогрессивное. На самом деле его творчество гораздо вреднее, чем этих «досточтимых» академиков, конъюнктура никогда не делала творчество прогрессивным.
Глазунов [—] это тип «придворного художника» (делящего людей на нужных и ненужных), хорошо знающего, кого и когда нужно поцеловать ручку, как нужно сделать вдохновенное лицо перед фотокамерой.
У нас о нем писали, что он воспользовался дурным вкусом. Это, пожалуй, неверно. Он воспользовался отсут ствием вкуса у людей, для которых русское искусство начиналось с Репина (а не с Рублева, например), а кончалось Кукрыниксами (а не Кандинским или Шагалом).
Но о дурном вкусе здесь можно говорить. Именно его он воспитывает своим творчеством.
И как в то же время прослыть бунтарем и ниспровергателем кумиров.
Художник без тени русских традиций, он дискредитирует своим творчеством наше искусство.
Раньше придворные художники рисовали розовые щеки инфантам. Теперь нужен налет модернизма. Легкая стилизация с сохранением портретного сходства, и с небольшим изменением естественного цвета предметов.
Ошибка Союза. Нужно было принять и не торопясь спихивать вправо. Вести же борьбу против двух министерств было совершенно безнадежно.
Скандалы бывают разные по величине и по причинам, иногда даже трудно бывает сказать из-за чего они: то ли специально организованы, то ли от конъюнктурной неразборчивости (как в скандале с публикацией Евтушенко в Spiegel).
Глазуновы — явление явно реакционное. Они приходят на смену Иогансонам, Серовым и Герасимовых и «по праву» займут насиженные места.
«Эти тупые академики не принимают нашего придворного художника в Союз. Так мы назло им сделаем ему выставку в Манеже! Нате, выкусите!!![»]
«Зажимают молодого “великого” художника[»]. И кто зажимает! Те, кто портреты Сталина всю жизнь рисовал? Тем и жили?
(Из записных книжек Леонида Талочкина, 1965)
Сегодня у Оскара прием в МОСХ! Вчера на Беговой должны были быть развешены работы. Оскар семь штук принес. Руфина Абрамовна делает экспозицию для просмотра, отбирает что показывать. Жаль, что Пальмин в командировку в Апатиты уехал, а то экспозицию снять нужно. Нужно, чтобы Оскар хоть принес свой аппарат и сделал хоть любительский снимок.
Вместе с Рабиным сегодня будет проходить Фридынский, Одноралов, Нусберг. Миша и Лева еще не привезли своих работ. У Фридынского вещи вполне мосховские. Очень будет странно, если его не примут.
Работы очень и очень посредственные, хотя, по словам Володи Немухина и Оскара, рисовать он научился. Впрочем, мне никогда не нравились его работы, ни то, что я у Нинки видел, ни то, что у Васи Полевого. Для него самый логичный и самый правильный выход — Союз и вполне ревностное ему служение: он достаточно для этого посредственен и бездарен.
Видимо эту же фразу можно повторить в отноше нии Нусберга и Одноралова.
А работы Оскара резко выделяются на общем фоне.
1. Тарелка со старкой
2. Две селедки
3. Деревня Прилуки
4. Курица в д. Прилуки
5. Дверь No 6
6. П-ж с луной
7. Скрипка с отражением
(Из записных книжек Леонида Талочкина, 21 сентября 1971)
Вчера состоялось правление МОСХ по приему в Союз. За полчаса до начала партбюро секции живописи собрали бюро в количестве 5 человек. Они прошли в зал, где была развешена живопись, и сняли со стены работы Рабина, Одноралова и Потешкина.
Можно, конечно, написать здесь, что это является грубым нару шением принципов Советской демократии (демократический централизм), а также грубейшим нарушением устава Союза художников. Но что об этом говорить, когда здесь бывают и не такие дела и не такие нарушения. Полный произвол, я, Слава Богу, насмотрелся на это.
Всех снятых переносили на 5ое октября на вторичное рассмотрение бюро секции живописи. Это значит, что следующее правление для них может быть только весной.
Попков отстоял Потемкина и Одноралова, и их будет рассматривать правление 4ого октября. А Оскара должна рассматривать живописная секция 5ого октября.
К Оскару подошла вчера какая-то тетя и извиняющимся тоном объяснила, что «сегодня, сами понимаете, ничего бы не вышло».
Оскар уехал пить к Плавинскому. Потом появился у Риммы часов в 11 уже в хорошем состоянии.
Сегодня я с ним приехал сюда, в этот ужасный МОСХ. Дудник водит какую-то там комиссию, показывает, кого приняли. Оскар пытался один раз подойти, но от него Дудник отмахнулся.
Сейчас он написал заявление с жалобой на нарушение устава. Что все это дело окончится внулевую, в общем-то, ясно, но попробовать стоит.
А вдруг?
В принципе, Оскару на этот МОСХ глубоко наплевать, но только членство в МОСХ дает право в Москве получить мастерскую.
Тот же Слава Колейчук — член творческого Союза архитекторов — не имеет по закону права на собственную мастерскую.
Бред!
(Из записных книжек Леонида Талочкина, 22 сентября 1971)
