Скупой рыцарь русского авангарда

Фонд In Artibus в сотрудничестве с РГАЛИ впервые показывает архив Николая Ивановича Харджиева — собирателя и исследователя, одного из лучших в мире специалистов по истории русского авангарда, друга и собеседника Алексея Крученых, Казимира Малевича, Анны Ахматовой и, кажется, всего XX века. «Артгид» рассказывает его непростую и во многом трагическую историю.

Николай Харджиев. 1940-е. Фото: Теодор Гриц. Российский государственный архив литературы и искусства

К сегодняшнему дню история становления, перемещений и разбазаривания собрания Николая Ивановича Харджиева (1903–1996) обросла детективными подробностями, какие нарочно не придумаешь.

Более ста рисунков Малевича, работы Ларионова и Гончаровой, Филонова и Лисицкого сейчас находится в запасниках амстердамского Музея Стеделейк. Документы и автографы (футуристические издания, письма Ахматовой и Маяковского, автографы Хлебникова, архив Михаила Матюшина и Елены Гуро) хранятся в собрании Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ). Часть материалов заморожена до 2019 года решением Харджиева, который согласился передать их в дар государственному архиву. Другая в 2011 году была перевезена из Амстердама. До сих пор РГАЛИ не очень охотно открывал вновь обретенные материалы для исследователей: собрание требовало систематизации и описания. Ведь Харджиев, который в 1993 году нелегально вывез свои сокровища за рубеж, каталогизированием не занимался.

«В результате попытки Николая Ивановича вывезти художественную коллекцию и документальные материалы в Европу архив разделился на две основные части — ту, что была арестована на таможне в Москве и передана затем в РГАЛИ, и ту, что оказалась, в итоге, в Амстердаме. Историю об утрате ценной части документов, не оказавшейся ни в той, ни в другой частях, мы оставим в стороне, — рассказывает один из кураторов выставки Анна Корндорф. — В дальнейшем Харджиев под давлением обстоятельств закрыл часть своего архива на 25 лет (то есть до 2019 года), но это касается только его личных документов (эпистолярного наследия, записок, так называемого “завещания”). Все документы, связанные с материалами художников, литераторов, деятелей культуры, открыты для исследователей и публикации. К ним в 2011 году добавилась возвращенная благодаря долгим переговорам “амстердамская часть”. Таким образом, архив не без серьезных утрат, но воссоединился в РГАЛИ. Именно этот объединенный архив и представляет наша выставка. Здесь есть документы как никогда не покидавшие пределов России, так и документы вновь обретенные. Но материалы из закрытой части на выставке, разумеется, не показаны».

Харджиев был коллекционером и исследователем, на протяжении практически всей жизни перебивающимся случайными литературными заработками, а также — «бесподобным, очаровательным, но и свирепым подчас собеседником»^[1] Малевича и Хармса, Татлина и Суетина, Мандельштама и Матюшина.

В юности Харджиев был связан с футуристами и называл себя лефовцем. Позже водил знакомство с Тыняновым и Шкловским, нежно дружил с Ахматовой и Надеждой Яковлевной Мандельштам (последняя даже уверяет, что «все трудное время Ахматова не делала ни шагу, не посоветовавшись с ним»^[2]). В 1928 году он познакомился с поэтами-обэриутами и пришедшим на их выступление Казимиром Малевичем, которого необычайно ценил. Примерно тогда же сошелся с футуристом Алексеем Крученых. В интервью Ирине Врубель-Голубкиной^[3] в 1991 году Харджиев скажет: «Я был, можно сказать, лично знаком со всей русской поэзией». И не соврет.

Среди трудов его жизни — вышедший за рубежом сборник «К истории русского авангарда», публикация неизданных произведений Хлебникова в 1940 году^[4], сыгравшая огромную роль в истории авангардной литературы, труд, посвященный поэтике Маяковского^[5], и, конечно, многострадальное первое в России сводное издание Мандельштама. Из-за последнего Харджиев в пух и прах рассорился с вдовой поэта, пришедшей в 1967 году едва ли не с милицией отбирать у него архив супруга.

Собрание Харджиева росло из личных писем, телеграмм, записочек и воспоминаний, часто специально выпрошенных для исследовательских нужд. Именно Харджиев, работая над историей русского футуризма, просил Малевича написать мемуары. Так же по его просьбе поступил художник и теоретик Михаил Матюшин. Чего только не было в собрании Харджиева! Внушительную долю харджиевской коллекции составляет архив Велимира Хлебникова. У него хранились картины Матюшина и Поповой, рисунки Чекрыгина и Ларионова, а также «Красный квадрат» Малевича, который висел над дверью в его комнате в коммунальном доме в Марьиной Роще. Известно также, что Николай Иванович владел самым точным списком знаменитой «Элегии» Введенского и сценическим вариантом пьесы «Елизавета Бам» с комментариями Хармса. Началась его удивительная коллекция с издания поэмы Крученых «Пустынники», оформленной Наталией Гончаровой, которую совсем юному Харджиеву подарил знакомый художницы. В своем последнем интервью в 1994 году исследователь уже утверждал, что у него сложилась единственная в мире полная коллекция русских футуристических книг.

О его методах коллекционирования тоже ходили легенды: Харджиев не доверял вдовам и наследникам художников и запросто мог присвоить документ, который ему дали лишь для ознакомления или копирования. Именно это обстоятельство породило очередную волну конфликтов вокруг харджиевского собрания, на часть которого, как выяснилось, он не имел юридических прав: например, за письма Казимира Малевича Михаилу Гершензону наследники последнего до сих пор ведут борьбу. Не зря литературовед Михаил Мейлах прозвал Харджиева «скупым рыцарем»^[6].

Его также нередко обвиняли в эклектизме, всеядности, а порой и в неискренности: где это видано, чтобы человек на протяжении многих лет водил дружбу с Ахматовой и в то же время был предан Лиле Брик? Но харджиевская страсть к собирательству не знала личных мотивов. Назначив себя единственным наследником русского авангарда, он был убежден, что будет держать ответ перед вечностью, а не перед современниками.

В оттепельные 1960-е Харджиев впервые после долгого перерыва организовал цикл выставок русского авангарда в Музее-библиотеке Маяковского. Он смог показать Гончарову и Ларионова, которого необычайно ценил («Ларионов — мой самый любимый живописец на свете, такого после Сезанна не было нигде»^[7]), Матюшина и Филонова, Татлина и Малевича. Как ему это удалось? «Нашаманил», — говорил он в интервью Врубель-Гобукиной. На деле кое-что он выпросил из запасников Третьяковки^[8], кое-что давали наследники.

Однако очень скоро начала проявляться трагическая неосуществимость его грандиозных замыслов: полная история русского авангарда — то, на что он положил свою жизнь, — не складывалась, рассыпалась, ускользала из его рук. Харджиев начал замыкаться в себе, сделался мнительным и ни единой души не подпускал к драгоценному собранию. В начале 1990-х они с женой — скульптором Лидией Чагой — жили в убогой квартирке, «в страшных бытовых условиях, в полной изоляции и постоянном страхе перед ограблением и убийством», как пишет Ирина Врубель-Голубкина.

При том что Харджиев крайне бережно относился к своему собранию, его постоянно обманывали и грабили, обещали помочь — и оставляли в плачевном положении. Первый громкий эпизод, названный исследователями «кражей века», произошел в 1970-е годы. С недоверием и опаской смотрящий на свою страну, Харджиев был уверен, что его коллекции место на Западе. Поэтому, когда шведский славист Бенгт Янгфельдт — для всех, кто знаком с ситуацией, фигура одиозная и лишний раз не поминаемая — наобещал ему помощь с переездом в Европу в обмен на четыре картины Малевича, тот немедленно согласился. Однако очень скоро слависта вместе с «малевичами» и след простыл, а одна из картин — «Черный крест» — была продана в Центр Помпиду. Остальные три были распроданы Янгфельдтом чуть позже — после истечения 25-летнего срока давности преступления. В частности, работа «Супрематическая композиция: белый квадрат на черном фоне» в 2005 году была передана стокгольмскому Музею современного искусства, а «Супрематизм с микрокрасными элементами» ушел в Фонд-музей Бейлера в 2006-м.

На те же грабли Харджиев наступил в 1993 году во время переезда в Голландию. Помогавшая переправить собрание за рубеж галеристка Кристина Гмуржинска, которой коллекционер продал две работы Малевича, а четыре передал на «вечное хранение» (это были четыре абстрактные картины и две гуаши), об архиве особенно не заботилась. Она помогла супругам обустроиться в Амстердаме, потребовав от Харджиева лично удостоверить подлинность всех шести полученных ею произведений. Ни одно из них к исследователю так и не вернулось. Одна работа всплыла в 2003 году на выставке Малевича в нью-йоркском Музее Гуггенхайма и стала причиной очередного скандала, так как Гмуржинска законных прав на нее не имела.

Собрание же вывозилось из страны частями. Описи его не существовало. Для Харджиева это была настоящая трагедия. Литературная часть коллекции и вовсе вернулась в Москву: ее в феврале 1994 года перехватили на таможне в Шереметьеве. Около 3,5 тыс. документов пытался в чемодане вывезти еще один горе-помощник Харджиева Дмитрий Якобсон. Среди этих бумаг и был обнаружен злополучный договор с Гмуржинской, согласно которому она обещала выплатить Харджиеву 2,5 млн долларов и помочь с переездом в Амстердам в обмен на работы Малевича. Конфискованная часть архива была передана в РГАЛИ. Подарить ее России исследователя вынудило правительство РФ, преследовавшее его за незаконный вывоз культурных ценностей и обещавшее в обмен закрыть уголовное дело.

В Голландии Харджиев с супругой, не говорящие ни на одном иностранном языке, оказались без денег и вида на жительство, в окружении разнообразных «советчиков» и «распорядителей», по инициативе которых был создан фонд «Культурный центр Харджиев — Чага» при Музее Стеделейк в Амстердаме. Его учредителями выступили Харджиев, московский режиссер Борис Абаров, ставший опекуном пожилой пары в 1995 году, и искусствовед Йоп Йоустен. Однако уже через полгода Харджиев открестился от фонда. После смерти ученого те же люди завладеют не только его собранием, но всем его имуществом, попутно изменив устав фонда так, чтобы «лучшие» материалы архива можно было продать. Впоследствии часть их ожидаемо растворилась на арт-рынке. Подробности этой истории описала голландская журналистка Хелла Роттенберг в книге «Мастера и мародеры»^[9]. Она же впервые составила список амстердамской части коллекции Харджиева, насчитав около 1350 произведений.

Смерть Лидии Чаги в 1995 году и Харджиева в 1996-м некоторые исследователи до сих пор считают убийством, подстроенным окружившей супругов «мафией». Чага, как известно, упала с крутой лестницы у себя в доме и разбилась. Однако обстоятельства этого дела до сих пор не выяснены, потому что единственным свидетелем падения оказался все тот же Борис Абаров, который через три года как в воду канет вместе с 5 млн долларов. Харджиев, к которому «опекун» не подпускал ни журналистов, ни старых знакомых, приезжавших навестить исследователя, пережил супругу всего на полгода — после его смерти имущество по завещанию было разделено между фондом и Абаровым.

О передаче в РГАЛИ архивной части коллекции ученого впервые заговорили в 2004 году, и через семь лет коллекция наконец вернулась в Россию. Фонд In Artibus начал работу над харджиевским наследием в 2011 году. В результате была подготовлена научная публикация части документов, которые вошли в первый том книги «Архив Н.И. Харджиева. Русский авангард: материалы и документы из собрания РГАЛИ». Два последующих тома документов появятся в конце этого года и в 2019 году. Такой временной разрыв связан с тем, что в третий том войдут материалы из закрытой части архива.

«Во время подготовки выставки мы просмотрели практически все документы “фонда Харджиева”, — рассказывает Анна Корндорф. — В настоящий момент архив Николая Ивановича полностью доступен для исследователей как в Москве, так и в Амстердаме. По условиям передачи документов стороны обменялись фотокопиями полного комплекта документов, которые беспрепятственно предоставляются как читателям РГАЛИ, так и исследователям в Музее Стеделейк. Однако по-прежнему неразрешенной остается проблема художественной части коллекции Николая Ивановича, а также ситуация с изобразительными материалами, изъятыми из архивной части в момент передачи архива из Голландии в Россию. Все эти произведения по-прежнему без законных на то оснований остаются в Амстердаме, и мы можем только надеяться, что перспективы государственной и культурной дипломатии позволят рано или поздно уникальному собранию Харджиева воссоединиться в полном объеме».