Энтропия биеннале

Искусствоведы Ольга и Григорий Козловы в жанре эссе-диалога рассуждают о 57-й Венецианской биеннале, всех ее плюсах и минусах, удачах и провалах, а также о том, будет ли свет в конце тоннеля.

Лиза Рейхана. Эмиссары. Фрагмент. 2015–2017. Видеоинсталляция. Павильон Новой Зеландии на 57-й Биеннале современного искусства в Венеции, Джардини. © Lisa Reihana

Ольга Козлова

«Ну как тебе биеннале?» — только ленивый не задал мне этого вопроса, когда я вернулась с венецианского вернисажа. Проще всего ответить стандартным «Как всегда, прекрасна! И Венеция тоже!» — это удовлетворило бы всех. Но, увы, скажи я так, я бы покривила душой, поскольку гибрид «выставка–Венеция» показал себя скорее с проблемной стороны, нежели с какой-либо другой.

Предвидя негодование: кто такая Ольга Козлова, чтобы предъявлять претензии к (по умолчанию прекрасной) биеннале, — отвечаю: я — профессиональный арт-критик с 22-летним стажем посещения каждой Венецианской биеннале изобразительного искусства с 1995 по 2017 год, то есть с 46-го ее выпуска по нынешний, 57-й. Такой опыт дает право на высказывание критических суждений и претензий.  

Вот топ-5 моих претензий к биеннале.

Экспансия

Не все помнят, что в 1995 году биеннале располагалась только в Джардини. Не было Арсенала, и лишь отдельные мелкие выставки в городе заставляли туристов, которых тоже было сравнительно мало, понять, что каждое второе лето в Венеции есть еще что-то, кроме кипения толпы на Сан-Марко. Я вовсе не певец старых добрых времен «биеннальской эксклюзивности», мне было интересно наблюдать, как год за годом этот организм разрастался, обогащался новыми программами и выставочными площадями. В какой-то момент стало своего рода спортом посещать старинные дворцы, которые снимались разными странами и организациями на время биеннале и куда в другое время не попасть. Может, первый звонок был, когда палаццо стали важнее проектов, в них выставляющихся?

Постепенно биеннале расползлась по городу… как опухоль. Сегодня шагу негде ступить, чтобы не увидеть еще один проект под ее эгидой. Время работы выставки увеличилось, составив сейчас уже шесть с половиной месяцев, а количество ее объектов выросло в сотни раз… Не протолкнуться еще и из-за невероятного количества туристов, большинство которых все так же не понимает, что такое биеннале.

Экспансия выставки методом количества, но отнюдь не качества — дело опасное. Не для города — он сдает помещения под выставки и ночлег, он стрижет купоны со всех, — но для проекта как такового. Уверена, есть выставки, куда после вернисажа, во все последующие месяцы, едва ли вообще зайдет хоть один посетитель.

Пример из вернисажных маршрутов этого года. Заскочив на выставку австралийского скульптора в историческом палаццо, мы увидели там же указатель на павильон Республики Кирибати (тихоокеанское островное государство, расположенное в Микронезии и Полинезии; острова Кирибати  — атоллы, то есть вулканические острова, обросшие коралловым рифом; атоллы весьма чувствительны к глобальному потеплению, в первую очередь к повышению уровня Мирового океана. — Артгид). В маленьком зале — видео на стене и инсталляция из мешков с песком, которые кирибатцы используют во время борьбы с потопами. Что это, где это? В недоумении вышли, пообещав себе посмотреть в «Википедии», что это за государство такое — Кирибати. До сих пор, каюсь, этого не сделали.

Очевидно, самой Республике Кирибати такой проект крайне важен. Кстати, это был один из немногих экологически заостренных проектов на биеннале. И я за право каждого государства хотеть участвовать в биеннале. Но государств в мире около 200, в биеннале 2017 года уже участвует 130 стран. Представляете себе перспективы роста?! Точнее, дальнейшего арт-затопления Венеции. А если еще и каждый художник, способный заплатить, захочет выставиться именно во время биеннале?..

Невозможно все занять современным искусством. Невозможно это все увидеть. Безудержное расширение биеннале — это профанация. Выражаясь метафорически, в ее водах можно утопить ребенка. Если уже не…

Гламурность

Тема скользкая: где модный вернисаж, там и бомонд и к нему примкнувшие. Но в этом году биеннале превзошла все масштабы гламурности. Тысячи VIP-гостей вернисажа выстроились в очереди во все национальные павильоны и на самые важные выставки города. Подплыли шикарные яхты; в знаменитых палаццо и фешенебельных отелях давали званые обеды и ужины, ночью устроили дискотеки у Риальто. Интенсивная светская жизнь этих трех дней, уверена, не позволила многим VIP-персонажам вообще обратить внимание на искусство.

Если по аналогии с приложениями, измеряющим скорость вашего интернета, можно было бы проверить степень гламурности вернисажного десанта в Венеции, стрелка бы точно зашкалила. Многих коллег по перу из России я, кстати, не встретила, наверное, редакции экономят. Но кроме достаточно обозримого количества российских галеристов и коллекционеров было огромное количество так называемых светских персонажей, интересующихся современным искусством. И что, не запретишь ведь, правда, им интересоваться? Но тут, как в истории с мощами святого Николая, привезенными в Москву, хочется спросить: может, надо начинать интересоваться современным искусством в другое время и в других местах? Для его понимания это явно было бы полезнее.

Тот факт, что вернисаж биеннале вошел в список крутых светских мероприятий, если честно, пугает. Я сноб? Скорее, скептик. Не верю в силу воздействия искусства на гламурную толпу. Не верю тысячам VIP-любителям современного искусства.

Пушистость

Избегая упреков, что я все о форме — раздутых размерах и VIP-гостях, — перехожу к содержанию. По содержанию главный мой вывод: актуальная биеннале — это кролик. Милый, пушистый и абсолютно бессмысленный.

Патетически сформулированный куратором Кристин Масель девиз Viva Arte Viva — обо всем и ни о чем. Собственно, девиза могло бы не быть вообще, а просто можно было кинуть клич всем странам и институциям: привезите нам что-нибудь для заполнения выставочных площадей! По-своему это мило: устроить праздник на фоне мировых кризисов и пертурбаций. Пир во время чумы — как нельзя более подходящая Венеции парадигма. Походить по красивым палаццо и садам, заполировать слушанием Малера на кладбище Сан-Микеле. Малера, известного из-за «Смерти в Венеции» Лукино Висконти. Праздник, пропущенный через китч-восприятие всего VIP-гостями…

Заявленное деление главного проекта на девять смысловых зон на деле оказалось наполнением залов Арсенала и Большого павильона Джардини сотнями ничем не связанных между собой работ. Кураторы механически рассортировали их по теме, цвету, технике…

Из сотен проектов не найти хоть что-то?! Каждому обязательно что-нибудь понравится. Поэтому массовый успех запланирован. И тут уж дело в степени твоей испорченности, насколько ты захочешь подпевать праздничной песне. Я как зритель не стала исключением. Мне тоже что-то приглянулось, но до катарсиса было далеко. Ну вот например, мне понравился видеопроект в павильоне Новой Зеландии; или латышский павильон, мало кем замеченный.

Мне понравилась Ирина Корина в Арсенале. Мне даже, на безрыбье национальных павильонов в целом понравился русский павильон. Знакомые коннотации, советский дух и постсоветское послевкусие… Наверное, мною овладела ностальгия…

Но вот и весь улов. И это за четыре дня беспощадного издевательства над телом и духом? Постепенно понимаешь, что главный посыл биеннале таков: мы в этот раз не хотим (устали от) политики, забываем про злободневность, не ищем новых путей, мы делаем красивое искусство в красивом месте, чтобы всем стало хорошо.

Декоративность

Вообще, в разных частях выставки и вправду можно было увидеть много красивых вещей. В Арсенале сотни метров можно идти сквозь вышивки, ковры, декоративные скульптуры, подушки… Сначала тебе хорошо, но когда становится плохо, на этих же подушках сидишь в некоем вигваме и приходишь в себя. Декоративность нынешней биеннале проявляется и в полной ее аполитичности. Словно все рады были подхватить лозунг «Искусство ради искусства», но оставаясь в рамках политкорректности, пустили беженцев красить стеклышки в Главном павильоне и кое-где написали лозунги и разбросали мусор.

В отличие от автора путеводителя «Артгида», я не осмелилась «выблевать в живописный канал» свои впечатления, хотя и порадовалась точности формулировки. Я как старый закаленный наблюдатель копила и копила их, чтобы в какой-то момент прийти к весьма критическому выводу. Дело не в конкретном кураторе, не в неработающем девизе, а в пробуксовывании всего формата биеннале. Как говорится, все хотят как лучше, а включаешь — не работает! Происходит раздувание размеров, размывание смысла, и как следствие — энтропия творческой энергии.

Биеннале встречает мельканием картинок, как при zapping — переключении каналов телевизора, или surfen — переходе с сайта на сайт в интернете. Все обречены на неосмысленное, рваное по ритму шатание от проекта к проекту. Если даже профессионалы с трудом могут понять, что же хотел сказать этим куратор (а часто и художник), то каково обычному зрителю-любителю? Он бредет в потоке так и не выстроенной в смысловую иерархию визуальной информации, упакованной в приятную глазу обертку. На фоне главной декорации — города Венеции.

Системный кризис

Несмотря на всю мою нежную любовь к Венеции и биеннале, в этот раз мне стало очевидно, что формат биеннале достиг критической точки ее дальнейшего разумного функционирования. А может быть, дело не только в наплыве масс и в арт-энтропии, но в кризисе современного искусства как такового? Как говорил сто лет назад Малевич, «тела их летают в аэропланах, а искусство прикрывается халатом времени Нерона».

Мир сильно рванул вперед по части новых технологий: мы сидим в виртуальной реальности, уже почти ездим в автомобиле без водителя, не говоря о роботах, онлайн-покупках, «умных домах» и прочих достижениях науки и техники, а современное всему этому искусство все еще зациклено на языке, возникшем в 1960-е. Оно все так же витает в облаках, бесконечно дергая из этих коллективных clouds концептуальные и визуальные цитаты. В этом смысле эпоха постмодернизма все еще тянется и никак не кончается.

Современное искусство оптически ограниченно, рукодельно, робко в использовании новых технологий, ограничено нашим практическим опытом. В выставочных пространствах все еще висят картинки и стоят скульптуры, видеопроекты следуют канону увеличенного телевизора, и даже изобретенные в 1980-е тотальные инсталляции спустя 30 лет смотрятся как лавки древностей.

В рамках привычного визуально-пластического формата все уже неоднократно сказано и пересказано. Радоваться такому искусство в венецианских дворцах и палаццо может только неискушенный оптимист. Более или менее опытному наблюдателю скучно. Он неминуемо превращается в ироничного скептика.

Это системный кризис. Далее возможны только — удачные и не слишком — индивидуальные решения. Проблески в серой массе, протуберанцы…

Есть ли из кризиса выход? Есть ли свет в конце туннеля? У меня нет ответа на этот вопрос.

Григорий Козлов

Вообще-то, в нашей семье ты всегда оптимистка, а тут такая заупокойная рецензия! Мне кажется, что не все так мрачно. Я лично нашел и в рамках привычной системы, которой верны почти все современные художники, проекты, дающие надежду на будущий прорыв. Я считаю, что совершенно справедливо в этом году приз за лучший павильон получила Германия. Там показывают перформанс, раздвигающий границы привычного художественно-пластического метода. Описать, как и что там точно происходит, невозможно. Будем надеяться на Youtube-видео (без новых технологий никуда не денешься), позволяющие его смаковать часами. Это своего рода новый «синтетизм», Gesamtkunstwerk. Воедино слито несколько жанров: театр, танец, вокал, саундтрек, взаимодействие с архитектурой, интерактивность в смысле работы со зрителем, «живые картины» из застывших тел…

Я так понимаю, те зрители, что выстояв очередь, попали в немецкий павильон, вряд ли выдержат пять часов полного цикла перформанса. Но это и не важно. Проект Faust  Анне Имхоф и ее команды — это процесс, полный сценарий которого рассчитан на все время работы выставки. В более общем смысле это течение жизни в предложенных обстоятельствах, ваши ощущения и эмоции… Снаружи доберманы бегают по клетке-забору, в который «упакована» нацистская архитектура павильона; на забор залезают танцоры-панки, в роли то ли зевак, то ли охранников, и глазеют на длиннющую очередь в павильон, до жути напоминающую в этот момент очередь в крематорий Освенцима. Внутри по каменным плитам настоящего пола а-ля Рейхсканцелярия ползают те же панки в трениках с лампасами, а на них сверху, сквозь стеклянную конструкцию временного пола, смотрят зрители, среди которых много дам в роскошных трениках с золотыми лампасами по последней моде. Все бликует и отражается друг в друге, и не поймешь: то ли ты зритель в зоопарке, то ли ты сам экзотический зверь, на которого глазеют инопланетяне. Танцоры-перформеры точно «иные»: юнцы, с пустыми взглядами стариков, прекрасными бесполыми, отвратительно изломанными телами. Музыка ассоциируется то с Бахом, то с  Rammstein, а все происходящее то с церковной службой, то с прогулкой в сумасшедшем доме.

Зритель как бы выходит на время на берег моря образов и ассоциаций, а уходя, знает, что море еще шумит и переливается оттенками цвета. Но этих звуков и этих оттенков ему познать уже не дано.

Я сам увидел только часть проекта, но мне показалось, что это возможный, как ты говоришь, протуберанец, вырывающийся и устремляющийся прочь от твердого тела традиционного современного искусства. Протуберанец пока немецкий: зимой мы что-то похожее видели в Люцерне. В церкви Иезуитов зрители, смешавшиеся с танцорами и музыкантами, передвигающимися в пространстве, вместе творили действо Монтеверди Marienvesper («Месса, посвященная деве Марии») — блестящий проект немецкого режиссера-хореографа Себастиана Маттиаса.

Вторая перспектива, на мой взгляд, может быть связана с новыми технологиями. Видеопроекты биеннале — это, увы, по большей части только говорящие экраны. Исключение составляет проект «Эмиссары» в павильоне Новой Зеландии: часовой фильм — рассказ о взаимоотношениях аборигенов и колонизаторов, где актерская игра снята на рисованном фоне, имитирующем французские обои начала XIX века на колониальные темы. Такое грандиозное полотно! И зрелищно и социально! Хотя с твоей точки зрения проект находится скорее еще в поле традиции.

А вот продвинутые новые технологии действительно не вошли в корпус биеннале. (Нельзя же в самом деле считать дигитальным прорывом «кунштюк» в русском павильоне: загрузив себе приложение с «заблокированным контентом», вы увидите нечто в духе виртуальных грез фильма «Газонокосильщик».)

Частично они представлены в павильоне на окраине Арсенала под названием HyperPavilion. Павильон спонсирован фирмой Fabulous Inc. и, по словам его куратора, представляет не дигитальное искусство, а творчество художников в дигитальную эру. То есть это как раз искомая нами посылка.  Куратор называет этот процесс «е-ренессансом». Но конкретные проекты внутри этого гигантского и очень дигитализированного пространства пока как-то невнятно показывают те новые пути, по которым искусство может пойти в будущем. Пока это игрушки вроде проекта, где компьютер рассчитывает, как будут на экране взаимодействовать нарисованные художником персонажи.

Очень жаль, что из года в год мы бороздим биеннале и натыкаемся на старые тупики, а не на новые тропы. Но вообще говоря, я историк искусства, и мои опыт и знания говорят о том, что будущее искусство уже где-то рядом. Либо ищем не там, либо не замечаем. (Наши коллеги-музыканты хотя бы начинают присматриваться к бешеной энергетике Rap Battle, в русской версии — версус баттлов.) Мы по-прежнему делаем привычные ставки. И реагируем с радостью или скукой на привычные формы. А новое вызревает. Так было, например, с импрессионизмом. Общество было замкнуто на традициях академизма, а импрессионисты уже совершили свой рывок — и постепенно не только заняли свое место под солнцем, но и на долгие десятилетия отправили академизм в запасник.

Поживем — увидим!

Р.S. Мелькнула мысль в оправдание Венецианской биеннале: а вдруг сама ее бестолковая избыточность и есть прорыв в современном искусстве? Своеобразная программа Art Big Data (Big Data — совокупность подходов, инструментов и методов обработки структурированных и неструктурированных данных огромных объемов для получения воспринимаемых человеком результатов, эффективных в условиях непрерывного прироста этих данных. — Артгид), без которой скоро не обойдется ни куратор, ни художник, ни коллекционер? И нам всем надо будет лишь научиться ей пользоваться, чтобы наконец увидеть за деревьями лес? Может, грядут времена не искусствоведов, а арт-математиков?