Справочник поступающего
РАНХиГС и музей «Гараж» перезапускают магистерскую программу «Управление в арт-бизнесе».
Константин Истомин. Вузовки. 1933. Холст, масло. Фрагмент. Государственная Третьяковская галерея
В конце июня 2016 года основатель Центра современного искусства «ВИНЗАВОД» Софья Троценко была назначена деканом факультета дизайна Института общественных наук (ИОН) Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАНХиГС). За преобразование факультета Троценко взялась сразу же, и уже через неделю стало известно о перезапуске магистерской программы «Управление в арт-бизнесе». Партнером новой программы стал Музей современного искусства «Гараж», который предложил свое видение того, что представляет собой современный арт-менеджер и какими знаниями и навыками он должен обладать. Шеф-редактор «Артгида» Мария Кравцова встретилась с директором «Гаража» Антоном Беловым, чтобы расспросить его о том, зачем музею новый образовательный проект, есть ли возможность учиться на бюджетной основе и нужно ли стране столько арт-менеджеров.
P.S. Следующий приемный тур состоится во вторник, 16 августа 2016 года. В конце материала потенциальные абитуриенты найдут ссылку на страницу курса на сайте РАНХиГС.
Мария Кравцова: Мой первый вопрос — зачем все это нужно «Гаражу»?
Антон Белов: У «Гаража» существуют давние амбиции в образовательно-просветительской сфере, а наш опыт красноречиво говорит о том, что в музейной среде сегодня существует определенный дефицит кадров, который испытываем и мы, и Третьяковская галерея, и ГМИИ им. А.С. Пушкина, и еще множество столичных институций. Я приведу лишь один пример. Фонд V—A-C в ближайшее время откроет собственную площадку в 30 тыс. кв. м. Для того, чтобы обслуживать институцию такого масштаба, нужно сто человек минимум, среди которых должны быть не только кураторы и исследователи, но и специалисты по фандрайзингу, организации ивентов, образовательных программ, те, кто будет взаимодействовать с западными институциями, а также те, кто умеет работать с местными властями, и так далее. Как решалась проблема кадров раньше? Мы принимали в команду новичка и воспитывали его. Естественно, много раз мы сталкивались с тем, что либо человек не подходил для конкретных задач, либо через какое-то время он менял свои профессиональные интересы. Кто-то уезжает учиться, а у кого-то менялись личные обстоятельства. Если команда по какой-либо причине теряла сотрудника, можно было либо взять нового и фактически с нуля его готовить, либо переманить нужного специалиста из другой институции, что, согласись, не совсем корректно. К тому же у большинства соискателей в нашей сфере был и до сих пор есть гигантский дефицит знаний просто потому, что большинство вузов не готовят адекватных современным требованиям и условиям работы специалистов. Выход из этой ситуации, на мой взгляд, один: нам нужно начинать готовить специалистов самим, и музей уже запустил этот процесс. В частности, у нас давно и успешно работают детские и семейные курсы, есть программы для взрослых и наша гордость — молодежная команда «Гаража», которая, в том числе, помогает школьникам и студентам определиться с их профессиональным будущим. Наш огромный опыт дал нам также очень четкое понимание, каких специалистов мы хотим сегодня видеть в нашей сфере и какие требования к ним предъявляет современность. Необходимость создания программы по арт-менеджменту мы с коллегами начали обсуждать еще три года назад, но тогда пришли к выводу, что для старта еще рано (к примеру, на тот момент не было нужной литературы). Сейчас мы чувствуем, что время пришло, мы обладаем достаточным объемом навыков, знаний, книг и готовы всем этим делиться. Мы не хотим тупо стягивать к себе все ресурсы, хорошо понимая, какой шанс сейчас есть у современной культуры в России, и то, что расти должны все. И получается, что лучше целенаправленно заниматься образованием, создавать систему, которая будет готовить специалистов для постоянно действующих институций, людей, по умолчанию лояльных к современной культуре вообще и современному искусству в частности.
М.К.: Образование в сфере арт-менеджмента сейчас очень популярно. Такая программа давно существует в бизнес-школе RMA, в этом году Высшая школа экономики совместно с институтом «Стрелка» запускает магистерский курс Advanced Urban Design, в рамках которого будут готовить и «менеджеров мультидисциплинарных проектных команд». В чем принципиальные отличия курса, который предлагает «Гараж» совместно с РАНХиГС, от уже существующих?
А.Б.: В RMA можно прослушать хорошие лекции, но они не связаны между собой в единую программу. Те из слушателей, кто поумнее, сами заполняют лакуны в знаниях, а те, кто не может этого сделать в силу каких-то специфических особенностей, получают не комплексное образование, а некий набор разрозненных сведений. Программа Advanced Urban Design ориентирована на подготовку специалистов широкого профиля, а нам сегодня не хватает именно хорошо подготовленных арт-менеджеров. Сегодня человек приходит работать в музей и не понимает, как составить грамотный контракт, чем отличается коммерческая институция от некоммерческой, какова специфика музея, а какова, например, частной галереи, чем аукционные дома отличаются друг от друга и так далее. Мало кто из современных выпускников разбирается в теории организации и бизнес-управления, понимает, чем отличаются АО от НКО, ЧУК от ФГУП. Совместными усилиями с РАНХиГС мы надеемся создать сбалансированный курс менеджмента в сфере искусства и уже через два года увидеть первый выпуск управленцев, которые сразу, без периода ученичества в средневековом смысле этого слова, смогут работать в сфере искусства и культуры.
М.К.: Я понимаю амбиции «Гаража», который стремится расширить свое влияние на самые разные сферы, я также понимаю, что, вступая в коллаборацию с музеем, РАНХиГС приобретает уже наработанный вами экспертный опыт и контакты с вашими специалистами. Но не мог бы ты конкретнее рассказать, как строится ваше взаимодействие? За что отвечаете вы, а за что — РАНХиГС?
А.Б.: РАНХиГС сегодня — это большая авторитетная структура, в которой работают эксперты по Азиатско-Тихоокеанскому экономическому сотрудничеству и СНГ. Диплом академии котируется и в России, и в мире, а многих преподавателей, вроде политолога Екатерины Шульман (в 2022 году Министерством юстиции РФ признало ее иноагентом) и социолога Виктора Вахштайна (в 2022 году Министерством юстиции РФ признало его иноагентом), знают не только в научной, но и в общественной среде. К тому же сегодня РАНХиГС — и это немаловажно — это красивые аудитории в историческом центре столицы, в пешей доступности от нашего музея, Третьяковки, Пушкинского музея и Мультимедиа Арт Музея. После занятий студенты могут прийти в нашу библиотеку, которая работает до десяти вечера, и сейчас декан факультета Софья Троценко и я договариваемся о том, чтобы студентов нашего курса бесплатно пускали в ведущие музеи города. Вклад «Гаража» заключается в составлении программы курса, мы также курируем вступительную консультацию, а в будущем планируем организацию стажировок как в самом музее, так и у наших партнеров, например, в аукционном доме Sotheby’s. У нас есть потенциал не только создать образовательную модель и интегрировать новых людей в нашу среду, но и вдохновить их. Я понимаю, что мы не в силах сейчас создать образовательную систему вроде финской или сингапурской, но если мы можем, благодаря партнерству с крупным вузом, который поделится методологией, создать подобный курс и подготовить несколько выпусков специалистов, для нас с тобой это будет величайший результат.
М.К.: Сейчас много говорят о недоступности высшего образования для талантливых, но малообеспеченных молодых людей. И действительно, бизнес-школа RMA и Высшая школа экономики предлагают хорошее, но дорогостоящее обучение. Ваш курс также полностью коммерческий?
А.Б.: Нет, РАНХиГС предоставляет пять бюджетных мест. Еще порядка 10–15 мест предлагается на коммерческой основе. На мой взгляд, нет смысла делать курс больше двадцати человек, просто потому, что мы не сможем эффективно работать с большим количеством студентов, не сможем следить за индивидуальным ростом каждого из них и не сможем разработать персональный подход к каждому. Наша задача заключается в том, чтобы из всего потока желающих, которых оказалось довольно много, отобрать максимально мотивированных людей, которые четко понимают, что хотели бы в будущем работать именно в нашей сфере.
М.К.: Ты лично вошел в приемную комиссию. Что можешь сказать об абитуриентах?
А.Б.: Так как это магистерская программа, к нам приходят люди с дипломом бакалавра. Причем среди них есть как бакалавры дизайна и искусствоведения, так и бакалавры госуправления и ОБЖД. Среди кандидатов много тех, кто окончил бакалавриат Высшей школы экономики, РАНХиГС, МГУКИ и так далее. Большинству людей бакалавриат не дает понимания того, что им делать в жизни, они растеряны и в большинстве своем не понимают, куда двигаться дальше. И смысл консультаций, которые мы проводим с кандидатами, в том, чтобы объяснить каждому, что он будет получать во время обучения и что получит на выходе. Но есть и те, кто четко понимает, что они пришли именно ради опыта и возможностей музея «Гараж»: они сильно замотивированы, они знают, кто мы, они понимают, какое именно образование они хотят получить, и очень четко видят свои карьерные перспективы в этой сфере. Мы спрашиваем cоискателей, кем бы они хотели себя видеть через десять лет, какие СМИ они регулярно читают, какие выставки посетили в последнее время. Кроме этого каждому соискателю нужно пройти тест по истории искусства — нам важно понять базовый уровень знания кандидатов. 16 августа мы начинаем второй отборочный тур.
М.К.: Каков гендерный состав абитуриентов?
А.Б.: В основном это девушки. Юношей было то ли трое, то ли четверо. Девушки оказались более подготовленными и мотивированными.
М.К.: Я не просто так спросила про гендерный состав. На искусствоведческое отделение, которое окончила я, шло всегда так мало мальчиков, что любой юноша, подавший документы, почти стопроцентно поступал. Всем было абсолютно наплевать на его подготовку и потенциал. Почти все мои однокурсники-юноши оказались на факультете истории искусства случайно, единственной их целью было избежать армии, в профессиональном плане из них ничего не получилось. Я не хочу абсолютизировать свой личный опыт, но я много раз видела, как мужчины получали незаслуженные преференции во время поступления и далее во время обучения.
А.Б.: Я уже говорил, что наша задача — отобрать на курс самых замотивированных соискателей. Вытягивать никого, особенно в зависимости от половой принадлежности, мы не собираемся.
М.К.: Если сравнивать программы похожих по профилю разных вузов, то часто они выглядят довольно одинаково, и в этом случае на сцену могут выходить персоналии. Например, один и тот же курс по истории русского искусства может читать никому не известный аспирант, а может университетское светило. Кто будет преподавать на вашем курсе?
А.Б.: Введение в искусствоведение будет читать историк архитектуры и один из учредителей Института модернизма Анна Броновицкая, методы исследований — социолог Виктор Вахштайн, историю искусства XX века — Юлия Лидерман и Ирина Кулик, с медиа и техниками современного искусства студентов познакомит куратор нашего музея Екатерина Иноземцева. Посвященный аукционным домам и корпоративному коллекционированию курс будут вести специалисты Sotheby’s. К тому же мы придумали систему встроенных в основной курс микрокурсов, которые представят действующие практики в сфере музейного проектирования, экспозиционной деятельности, юриспруденции, логистики и много другого. Мы хотим создать такую систему, в которой, получив диплом, люди не исчезали бы, а поступали на работу в заинтересованные институции. Еще одна наша цель — совместить теорию с практикой. Нашими преподавателями будут не только кабинетные ученые, но и практики. В чем успех немецкой системы инженерного образования? В России у студента-инженера нет связи с производством, он получает диплом и отправляется на производство, где его учат заново. В Германии молодой человек уже на первом курсе отправляется в профильную лабораторию или на завод и на практике проверяет теоретические знания. Мы строим такую же систему. Наши студенты после лекций будут работать совместно со своими научными руководителями на конкретных проектах и в конкретных институциях.
М.К.: Ты действительно считаешь, что сейчас нам нужно такое большое количество арт-менеджеров? Например, по моим расчетам, каждый год совокупно вузы Москвы выпускают сто историков искусства, большинство из которых не находит себя в профессиональной сфере. И речь даже не о том, что искусствоведческое образование получают для «общего развития», многие просто не могут найти работу или не очень довольны предлагаемыми условиями. Так, одной моей однокурснице пришлось переучиться на медсестру, другая работала продавцом в сетевом магазине подарков. Разве для этого нужно искусствоведческое образование? Ты считаешь, такое количество управленцев в сфере искусства будут востребованы?
А.Б.: Я считаю, что будут, более того, мы начали разговор с обсуждения очевидного дефицита кадров в нашей сфере, о котором я знаю не понаслышке. Если специалист после выпуска не находит работу, значит, система образования, которое он получил, неправильная. В нашем случае, если человек понимает, что он делает, на выходе через два года он гарантированно получает качественные знания, понимает специфику локального ландшафта и чем тот отличается от общемирового, а еще он получает стажировку в одной из ведущих культурных институций столицы. Он мотивирован и готов вступить в борьбу за рабочее место в выбранной сфере, а не просто положить диплом в ящик комода и пойти заниматься чем-то другим.
М.К.: Я заметила, что пришедшие недавно в нашу сферу молодые люди не очень понимают разницу между куратором и менеджером, более того, они абсолютизируют функции менеджера — он видится им таким Карабасом-Барабасом, самым главным, тем, кто может давать указания и художникам, и кураторам, и всем остальным.
А.Б.: К сожалению, так происходит не только у нас, но и во всем мире. Каковы истинные функции управленца, мы объясняем на собеседованиях. Многие из тех, кто поступал в первом потоке, думали, что их будут учить кураторству. Но мы им объяснили, что это немного другая область. Но, согласись, работающий в художественной сфере менеджер просто обязан разбираться в искусстве, иначе он может наломать немало дров. Он должен знать, где начинается и заканчивается его компетенция. И, кстати, у молодых менеджеров сегодня немало вдохновляющих примеров — почти все успешные директора музеев одновременно являются весьма успешными менеджерами. Зачастую, особенно если речь идет об Америке, они уже не делают выставки, а выполняют менеджерские, а также фандрайзерские функции...
М.К.: О трагедии современного директора музея, которому прежде всего надо быть фандрайзером, мы все читали в изданной «Гаражом» «Краткой истории кураторства» Ханса Ульриха Обриста…
А.Б.: Это одновременно и плохо, и хорошо, сегодня именно менеджеры определяют основные тренды развития музейного, галерейного и аукционного дела. Они решают глобальные задачи. Учредители, акционеры, попечители именно перед ними ставят задачи, которые они должны выполнять. Менеджеры, как правило, справляются, и именно поэтому мы сегодня видим их все возрастающую роль в мире искусства. И когда такие компании, как Sotheby’s, меняют менеджмент, то их акции сразу же падают на 30%. Согласись, все это впечатляет. Но при этом мы прекрасно понимаем, что даже если в том или ином аукционном доме в штате работают потрясающие специалисты по искусству, это в ряде не спасет компанию от падения.
М.К.: Я знаю, что ты оптимист, а также вижу, что система медленно, со скрипом, но меняется. Но все же в России молодому специалисту зачастую сложно вписаться в сложившуюся институцию, легче создать собственную институцию «под себя», чем пятьдесят лет ждать, когда тебя допустят к большому проекту или же когда уйдет на пенсию хранитель того или иного фонда. Я понимаю, почему в наших музеях можно встретить 80-летних сотрудников, которые не спешат на покой и не спешат передавать свои места более молодым. Потому что пенсия в России — это социальная смерть и финансовая незащищенность, отсюда этот бесконечный конфликт поколений.
А.Б.: Да, но мы должны это переламывать и создавать другую систему. Люди умирают, и мы с тобой когда-нибудь умрем, и на наше место кто-то должен прийти. Это нормальный процесс, и наша задача — не препятствовать ему, а сделать так, чтобы те, кто придет за нами, были лучше нас.
