15-я архитектурная биеннале в Венеции: где проходит линия фронта?

28 мая 2016 года открылась для публики 15-я Международная архитектурная биеннале в Венеции. Куратор из Чили, лауреат Притцкеровской премии нынешнего года Алехандро Аравена выбрал ее темой «Репортаж с линии фронта». О том, что предъявлено посетителям важнейшего в мире архитектурного смотра, рассказывает Анна Броновицкая.

Александр Бродский. Сарай у Арсенала в основном проекте 15-й Венецианской архитектурной биеннале. 2016. Фото: Анна Броновицкая

Архитектурная биеннале 2016 года выглядит скромнее предыдущих. Выдвинутый еще в 2000 году на 7-й Венецианской архитектурной биеннале куратором Массимилиано Фуксасом призыв-девиз «Меньше эстетики, больше этики» наконец нашел отклик у большинства участников нынешней биеннале. В самом деле, уместны ли эффектные дорогие инсталляции, когда в мире такое творится? Приток миллионов беженцев в Европу — лишь один из ручейков происходящей сейчас массовой миграции: как известно, каждую неделю число жителей городов нашей планеты увеличивается на миллион человек. Выбрав куратором 15-й биеннале Алехандро Аравену, дирекция биеннале во главе с Паоло Бараттой уже определила характер выставки: чилиец Аравена известен своим серьезным отношением к социальным проблемам и способностью изобретательно решать трудные задачи.

Задавшись целью представить «репортаж с линии фронта», куратор выделил те зоны, где архитекторы ведут борьбу: качество жизни, неравенство, сегрегация, отсутствие безопасности, периферия городов, миграция, самострой и трущобы, санитарное состояние, отходы и загрязнение среды, природные катастрофы, экономия ресурсов, проблемы транспорта, местные сообщества, массовое жилье, посредственность, банальность. Такой широкий спектр позволил включить в основной проект биеннале самые разные проекты. Чрезвычайно почитаемый в архитектурном мире швейцарец Петер Цумтор показал фрагмент нового здания LACMA, Окружного музея Лос-Анджелеса: двухъярусный стенд, заполненный коллекцией текстиля, специально созданной дизайнером Кристиной Ким. Сияние цветных тканей, переливающихся от розового к желтому, серебристому и голубому, делает практически невидимой основу из черного полированного бетона. Решая поставленную музеем задачу сделать экспозицию музейного архива привлекательной для зрителя, архитектор создает чистую красоту. В этом трудно обнаружить социальную проблематику, но, как объясняет Аравена, красота тоже абсолютно необходима, без нее жизнь превращается в простое существование.

К тонким материям обращена и инсталляция Александра Бродского, поставившего на краю бассейна венецианского Арсенала покосившийся сарайчик, обшитый рубероидом. Один проем, обрамляющий вид на кампаниллу, притулившиеся к стене два стула и столик с глиняными шахматами, наклоненные под фирменным «бродским» углом в 95 градусов, — и всё. Эту эскапистскую мечту частного человека, вынужденного жить в безумном массовом мире, Аравена (а он лично сочинил экспликации к работам всех 88 участников своего проекта) пафосно соотнес с великой русской литературой: Бродский, по его мнению, делает видимым невидимое — человеческую душу.

Совсем иной по направленности — проект второго российского участника, лично приглашенного куратором, Бориса Бернаскони. Его MATREX, офисно-культурное здание в Сколково, непонятным образом построенное в суровой обстановке третьего срока Путина, — реликт хлестаковских мечтаний президента Медведева. Роскошный макет этого задорно-несуразного сооружения в масштабе 1:25, сияющий огнями и распространяющий вокруг себя звуки музыкальной инсталляции, выглядит таким же, как и проект медведевского иннограда, анахронизмом среди окружающих его нарочито простых и дешевых — иногда обманчиво — презентаций других участников (это в 2008 году, когда мировой экономический кризис только начинался, все соревновались друг с другом в том, у кого макет круче). Аравену все это совершенно не смутило: для него молодой русский архитектор — борец со скукой и банальностью девелоперской застройки, а также перфекционист, не отпускающий контроля над осуществлением своих замыслов и не допускающий компромисса даже в самых трудных обстоятельствах.

Большинство проектов все же связано с базовыми потребностями. Сам Аравена построил входные залы Арсенала и Центрального павильона Джардини из мусора, оставшегося после демонтажа прошлогодней биеннале современного искусства, и тем самым внес вклад в сохранение природы. Бельгийцы BEL Architects раскинули между колонн Кордерии огромные столы с макетом зданий, созданных для Берлина и показывающих способ дать кров миллионам мигрантов, избежав при этом возникновения гетто. Даже Норман Фостер, «старкитектор» par excellence, представил социальный проект: порт для дронов, предназначенный для экстренной доставки малогабаритных грузов в труднодоступных местностях — например, воды и запчастей людям, чей автомобиль сломался посреди пустыни. Фостер скооперировался с командой Массачусетского технологического института (MIT), рассчитавшей принципиально новые легкие сводчатые конструкции, которые легко построить даже неквалифицированным рабочим из подручного материала. «Дронопорт» на открытой площадке Арсенала строили из необожженного кирпича студенты Фостера. Более сложный и эффектный свод собран всухую в одном из залов из распиленных на цифровом станке блоков мрамора; когда до зрителей доходит, что в этом пологом, с дырками, покрытии не спрятано никакого крепежа, они невольно стараются поскорее из-под него выбраться.

Тема перекрытия больших пространств и объемов с использованием минимального количества материала не теряла актуальности со времен Шухова и не теряет ее во времена Фостера. Новое слово в использовании сеток и решеток в строительстве смог сказать парагваец Солано Бенитес, затмивший усилия MIT своей супераркой из обыкновенного кирпича, вознесшейся под свод центрального зала Центрального павильона Джардини, где разместилась вторая часть основного проекта биеннале. Бенитес, совместивший высокую инженерию с возможностями дешевых материалов и неквалифицированного труда и при этом создавший одну из самых эффектных инсталляций биеннале, заслуженно получил высшую награду — «Золотого льва».

Большинство кураторов национальных павильонов откликнулось на общую тему (что бывает далеко не всегда) и представили свои «репортажи с линии фронта». Неожиданно радикально выступила Германия: для экспозиции «Открытый дом» в стенах павильона 1930-х годов проделали крупные новые проемы, обойдя строгое итальянское законодательство об охране наследия обязательством вернуть все кирпичи на место в ноябре, когда биеннале закроется. Этому символическому жесту вторит один из слоганов экспозиции, посвященной архитектурным стратегиям приема беженцев: «Не дадим строгим правилам стать препятствием на пути строительства жилья для тех, кто в нем так нуждается».

Протест против удушающих регламентов — только уже не ради нуждающихся, а ради свободы архитектурного творчества — сделал темой своей инсталляции в павильоне Швейцарии мэтр Кристиан Керец. Белое то ли облако, то ли булыжник, почти целиком заполнивший белый зал, содержит внутри пещеру, в которую зрителям предлагается залезть, чтобы почувствовать «случайно возникшее» пространство и убедиться в том, что возможности архитектуры выходят далеко за пределы привычного.

Как всегда блестяще выступила Великобритания. В последние годы жилищный кризис в крупных британских городах достиг невиданной с послевоенных времен остроты, и для англичан линия фронта проходит именно здесь. Перед входом в павильон установлены массивные двери с латунными ручками и молотком — символ невозвратно ушедшего понятия «мой дом — моя крепость». Внутри представлены концептуальные прототипы жилищ, предназначенных для пребывания разной длительности — от часов до десятилетий. Шкаф — перегородка с одеждой, которую могут заимствовать обитатели обеих разделенных ею квартир (все вещи специально пошиты так, что их могут носить люди обоего пола и любого телосложения), надувные дома-шары, в которых будет тепло и мягко спать в любом месте, где вас застанет ночь, деревянная минимальная жилая ячейка, какими можно заполнить старые большие квартиры, плату за которую не потянуть современному человеку, квартира с максимально гибкой планировкой, приспосабливающаяся к меняющимся с годами потребностям владельцев, — все это напоминает нам, что нужно быть готовыми к любому повороту событий в будущем.

Павильон Японии, тоже всегда интересный, на этот раз посвящен открытости — только не к инокультурным мигрантам, а японцев друг к другу. Традиционно замкнутой нации, перешедшей на новый уровень отчужденности в функционалистски спланированных мегаполисах и жилых комплексах, предлагается вспомнить о древнем понятии en, обозначающем эмпатию, открытость к красоте природы, а заодно и к ближним. В экспозиции собраны проекты молодых архитекторов, предлагающих (и реализующих) современные версии домов-коммун, открытые пространства, предназначенные для совместного пользования соседями, офисы и жилье для сотрудников высокотехнологичной компании, переехавшей в живущую традиционным укладом деревню, построенные так, чтобы крестьяне, наблюдая за программистами, могли привыкнуть к пришельцам и поверить в то, что они тоже люди.

Японцев жюри удостоило специального упоминания, как и экспозицию Перу, посвященную строительству в бассейне Амазонки, учитывающему традиционный уклад обитателей джунглей и использующему позаимствованные у них планировочные и строительные приемы. Этот сюжет (или экспозиция, действительно отлично сделанная) понравился жюри больше, чем заслуживающая всяческого внимания тема, поднятая в павильоне Польши, — несправедливое отношение к работникам строительной отрасли. Во многих странах (Польша, как и Россия, тут не исключение) значительная часть строителей работает без контракта и без страховки, за несоразмерно низкую плату, в условиях, мешающих соблюдению техники безопасности и приводящих к травмам и смертям. Очень цельная экспозиция, с инсталляцией из строительных лесов, видео с рассказами рабочих, отличной доходчивой инфографикой станет началом кампании за справедливое отношение к строителям.

Лучшим из национальных павильонов жюри сочло испанский с выставкой «Незаконченное». В Испании кризис, начавшийся в 2008 году, оказался необычайно тяжелым и затяжным. Но люди, оправившись от первого шока, стали приспосабливаться к обстоятельствам — в частности, осваивая здания, брошенные в недостроенном состоянии. В результате во многих случаях образовался симбиоз индустриального и кустарного строительства, а житейская смекалка смогла заставить служить повседневным нуждам совершенно не приспособленные для этого пространства. Самое удивительное, что порой результат получался вполне гармоничным. Для архитекторов, разрабатывающих модели разного рода достраиваемых с участием пользователей сооружений (самым известным примером является жилой комплекс Elemental, с которого началась в 2006 году слава Аравены), испанская практика самостроя — сокровищница уже наработанного опыта.

Как бы ни были разнообразны экспозиции национальных павильонов, российский стоит среди них особняком. Посвященная ВДНХ выставка V.D.N.H. Urban Phenomenon решительно игнорирует ценности, провозглашаемые или, по крайней мере, разделяемые остальными странами. Никаких больных проблем, сплошная победная реляция о преодолении трудных времен, наступивших после падения Советского Союза, и обращенный в будущее оптимизм. Выставка эклектична, как и сама ВДНХ. При входе посетителей встречает проекция с горельефом Вучетича «Советскому народу, знаменосцу мира — слава!», которая, вместе с торжественной советской музыкой, должна вселять трепет в иноземца. В темном зале нижнего этажа стоят столь же пугающие идолы — подсвеченные белоснежные реплики скульптур ВДНХ от «Рабочего и колхозницы» до быка с павильона «Мясная промышленность», выполненные командой молодых скульпторов с прилежанием, но без должного мастерства. Стоящие по сторонам от входа гипсовые девушки с кроликами на руках несколько смягчают впечатление и помогают воспринимать зрелище в юмористическом ключе. Скульптуры, конечно, представляют заманчивый фон для селфи, но ошарашенные зрители редко пользуются такой возможностью.

Поднявшись по винтовой лестнице (наконец-то удобно связавшей прежде разорванные уровни щусевской постройки), они получают новый удар по чувствам: в центральном круглом зале устроено слайд-шоу с видами ансамбля Выставки достижений народного хозяйства. Сделано оно довольно халтурно, особенно по сравнению с фильмами советского времени, показывавшимися в «Круговой кинопанораме», но все же дает представление об архитектуре и пространстве ВДНХ. Боковой зал, посвященный будущему выставки, наиболее невнятен: плазмы с говорящими головами именитых архитекторов, рассказывающих о своем представлении о будущем ансамбля, и планшеты со студенческими работами на ту же тему просто демонстрируют поле возможностей и показывают, что кураторы, являясь одновременно лицами, принимающими решения (Сергей Кузнецов — главный архитектор Москвы, Екатерина Проничева — генеральный директор ВДНХ), выбирают не разрушение и не консервацию, а ревитализацию (именно такие возможности обозначены во вступительном фильме экспозиции). В этом свете тревожно воспринимается главный экспонат зала — огромная карта ВДНХ, стилизованная под материнскую плату компьютера. Что-то будет в итоге надстроено на эту основу?

Зато расположенный напротив «Кабинет исследователя» вызывает искреннее восхищение, умеряемое лишь тем, что по стенам развешены нелепые графические фантазии на тему ВДНХ. Но это мелочь, которой легко пренебрегчь, осознав, что книги, которыми заполнен большой стеллаж в торце комнаты, — не бутафория, а практически полное собрание публикаций, когда-либо вышедших о ВСХВ — ВДНХ (за этим стоит огромная работа Павла Нефедова). Сканы журнальных и газетных страниц распечатаны на картоне и оправлены в элегантные современные переплеты (дизайн их, как и всей этой белой комнаты с большим рабочим столом, принадлежит ABC design). На выдвижных планшетах размещены плакаты, в ящичках — копии чертежей, на столе разложены карты, а еще открытки, листовки, меню... Весь материал для исследования на месте, не хватает только критической мысли, об отсутствии которой прямо-таки вопиет вся экспозиция. Но неправы те, кто упрекает наш павильон в несоответствии теме биеннале. Очевидно, самая актуальная повестка для современной России — ревитализация советского прошлого.