C кем вы, коллекционеры?
Впечатляющие результаты прошедших осенью в Лондоне и Нью-Йорке торгов современным искусством — являются ли они свидетельством того, что болезни роста преодолены, спекуляция побеждена и рынок стабилизировался? Или, напротив, это тревожный знак очередного неконтролируемого бума? Эксперты из аукционных домов склонны верить в благоразумие коллекционеров и отмечают, что их становится больше и поступают они более осмотрительно. Действительно, осенние торги продемонстрировали, что клиенты рисковать не настроены — как, впрочем, этого делать не собираются и аукционные дома. Каталоги вечерних торгов Christie’s, Sotheby’s и Phillips de Pury — это тщательно выверенные и выстроенные коллекции произведений современного искусства, по которым легко можно судить о пристрастиях современного покупателя.
Ансельм Кифер. Урд, Верданди, Скульд. 2004. Холст, масло, эмульсия, проволока, глинистая пыль. Аукцион Christie’s «Послевоенное и современное искусство», Нью-Йорк, 8 ноября 2011 года. Продано за $1,3 млн. © Christie’s Images
Кажется, уже ни при каких обстоятельствах не сдаст позиций поп-арт. Работ Энди Уорхола на вечерних нью-йоркских торгах Christie’s было сразу шесть — все ушли в рамках предварительных оценок, а мрачная насыщенно-малиновая работа с изображением автокатастрофы «Пятеро погибших» (1963, $4,34 млн) даже немного превысила эстимейт в $3,8–4,2 млн.
Даже на торгах Phillips de Pury, который всегда старается представить немного отличающуюся от стандарта Christie’s и Sotheby’s коллекцию лотов, не обошлось без автопортрета и «Джеки» Уорхола. Впрочем, неизменным спросом пользуются и другие представители поп-арта — Уэйн Тибо и его карамельно-конфетные (иногда в прямом смысле) картины и обнаженные Тома Вессельмана. Работа Роя Лихтенштейна «Я вижу всю комнату!.. Но в ней никого нет!» была продана за $43,2 млн, став самым дорогим лотом вечернего аукциона Christie’s.
Причем коллекционеры готовы платить даже за те работы, которые по сути над поп-артом иронизируют. Например, картина одного из главных мистификаторов второй половины ХХ века Элен Стюртеван, представляющая собой не совсем точную копию работы Лихтенштейна «Испуганная девушка», была продана за $710,5 тыс. — скромные по сравнению со стоимостью произведений самого Лихтенштейна, но впечатляющие с учетом эстимейта в $250–350 тыс. Вероятно, причина такого интереса к Стюртеван состоит в том, что во время прошедшей Венецианской биеннале 81-летней художнице вручили почетного «Золотого льва» за вклад в искусство, а покупатели чутко реагируют не только на обстановку на фондовых биржах, но и на любые знаки внимания художнику со стороны некоммерческих организаций.
На осенних аукционах было немало примеров того, как взлетали цены на работы художников, чьи выставки сейчас проходят в ведущих мировых музеях. Сначала «Свеча» Герхарда Рихтера была продана на лондонском Christie’s за $16,6 млн, затем сразу семь его работ ушли со значительным превышением эстимейтов на нью-йоркском Sotheby’s (вместе они собрали $74,3 млн). Рихтер на сегодняшний день — чуть ли не единственный живущий живописец из целой плеяды абстрактных экспрессионистов второй половины ХХ века, а обладать работами живого классика хотят многие коллекционеры. Кроме того, когда статус художника подтверждается масштабной ретроспективой в ведущем музее (а именно такая сейчас проходит в лондонской Тейт Модерн), — рекорды предсказуемы. Возможно, дело еще и в том, что абстрактный экспрессионизм окончательно превратился в твердую валюту. И если в случае с Клиффордом Стиллом рекордные цены ($61,7 млн и $31,4 млн) отчасти можно объяснить «музейным» фактором (в ноябре в Денвере открылся музей Стилла), то успех Зигмара Польке (работа «Без названия» ушла за $2,15 млн при эстимейте $250–350 тыс.), Ховарда Ходжкина или Джоан Митчелл на прошедших аукционах — скорее проявление тенденции.
Были на осенних торгах и другие менее впечатляющие, но не менее симптоматичные примеры влияния «некоммерческого» фактора на коммерческую ценность лотов. Подписной оттиск (2-й экземпляр из тиража в 10 штук) Карстена Хеллера под названием «Голова северного оленя» был продан на Christie’s за £7,5 тыс. при эстимейте всего в £1–2 тыс. И хотя деньги от продажи лота пошли на благотворительность, не стоит забывать, что с октября в нью-йоркском Новом музее проходит масштабная ретроспектива художника, а в римском MACRO в декабре открылся проект Double Carousel with Zöllner Stripes, который стал победителем премии Enel Contemporanea, учрежденной компанией Enel, спонсором Венецианской биеннале. На тех же торгах Christie’s вышивка Таситы Дин «Богиня-наоборот» была продана за £4,4 тыс. (эстимейт £1,5–2,5 тыс.) — как раз сейчас в Турбинном зале Тейт Модерн показывают фильм художницы.
В то же время столь большая разница в ценах на работы живописцев и художников, работающих с другими изобразительными средствами (Хеллер более известен как автор интерактивных инсталляций, а Дин — как видеохудожник), говорит о том, что современные коллекционеры, за редким исключением, так и не выработали привычку покупать искусство, которое трудно повесить на стену. Весьма красноречиво об этом свидетельствуют торги Phillips de Pury: аукционный дом выставил в Лондоне ряд инсталляций и объектов, многие из которых остались непроданными. Среди них «Снежная хрустальная крыша» Олафура Элиассона (эстимейт £50–70 тыс.), «Настоящее Пекина» Ай Вэйвэя (£30–40 тыс.), «Толстый дом Мюллера / Адольф Лоос» Эрвина Вурма (£10–15 тыс.) и даже весьма декоративная «Трилогия обелисков» Ники де Сен-Фаль (£60–80 тыс.).
Примечательно, что на нью-йоркских торгах Phillips de Pury объекты пользовались бóльшим успехом, и, например, ранняя работа классика американского минимализма Джона Маккрекена — небольшой черный куб — был продан за $56,5 тыс. при эстимейте в $15–20 тыс. Удачная продажа этой пространственной вариации на тему черного квадрата Малевича — скорее исключение, которому можно найти объяснение: Маккрекен сделал вещь емкую по смыслу (подобно черепу на полотнах старых мастеров, этот куб может быть новым символом суеты сует) и одновременно декоративную (нетрудно представить, как этот «символ» — благо небольшой, 25,4 x 26,7 x 21,6 см, — займет свое место в интерьере). Не исключено, что покупателем двигало и сугубо практическое соображение — художник умер в апреле 2011 года и теперь, как говорят аналитики арт-рынка, перефразируя циничную поговорку о том, что хороший художник — мертвый художник, в случае с его работами действует правило ограниченного предложения.
Но далеко не все покупатели делают ставку на проверенные годами имена. Например, Ахмед Алсудани, изображающий Багдад в виде сюрреалистического нагромождения цветастых форм и пятен, которое где-то превращается в городскую сутолоку, где-то материализуется в виде странных глазастых существ, в этом году стал предметом гордости экспертов отдела современного искусства Christie’s. Среди молодых художников Алсудани — один из самых взрослых (он родился в 1975 году) и самых дорогих — на осенних торгах цена «Багдада» перевалила за $1,1 млн.
По душе покупателям пришлась игра, которую с ними затеяла Тауба Ауэрбах, — свои работы она создает то при помощи красок вручную, то при помощи принтера, и кажется, что ее живопись и отпечатки внешне мало чем отличаются друг от друга. Итоговые цены работ Ауэрбах этой осенью регулярно превышали эстимейты в 2–3 раза.
Еще более интригующую технику использует вундеркинд рынка современного искусства Джейкоб Кессей 1981 года рождения. Сначала он покрывает холст акриловой краской, затем подвергает его замысловатой химической обработке, в результате чего поверхность становится серебристой, похожей на помутневшее зеркало. Части холста, не покрытые акрилом, буквально подгорают под воздействием химикатов. Всего за один год эти работы взлетели в цене в десятки раз. В 2010 на Phillips de Pury одна из них была продана за $86,5 тыс. против стартовых $8 тыс. На этот раз аукционный дом поднял эстимейты до $70–120 тыс., но покупателей это не испугало — в Лондоне серебристый холст ушел за £163,25 тыс. ($254 тыс.), в Нью-Йорке — за $206,5 тыс.
Вероятно, в работах молодых художников помимо готовности экспериментировать со сложными техниками коллекционеров привлекает и верность традициям абстрактного экспрессионизма (можно увидеть влияние Ротко у Кессея, Виллема де Кунинга — у Алсудани, Ли Краснер — у Ауэрбах). А еще — возможность сделать ставку на будущее и в долгосрочной перспективе проверить правильность собственного выбора.
