Премия Курехина: зачем вообще всё это?

Текст: Анна Матвеева

Премию Сергея Курехина 5 апреля 2014 года вручали в пятый раз — и впервые «не у себя дома». Хотя выставка проектов-номинантов открылась утром того же дня в Центре современного искусства имени Сергея Курехина на Васильевском острове, сама церемония вручения премий проходила в Эрмитаже, в здании Главного штаба, недавно реконструированном и отданном эрмитажному отделу современного искусства. Здесь уже проходили выставки современных художников — Пригов, братья Чепмены, «Флюксус», многое другое, а сейчас Маркус Люперц, а летом Главный штаб станет главной площадкой «Манифесты», так что это здание еще раз подтвердило свой статус не только эрмитажного зала, но и пространства-участника городской художественной жизни. Бывший «расстрельный двор» (есть свидетельства, что здесь сразу после революции красный трибунал вершил приговор, и при реставрации из стен извлекали пули) стал концертным залом, в котором проходят публичные церемонии — и в котором, кстати, год назад было показано представление, ставшее впоследствии лауреатом Гран-при прошлогодней премии Сергея Курехина, — опера «Два акта» композитора Владимира Раннева по либретто Дмитрия Александровича Пригова.

На этот раз у курехинцев все было как-то не очень. Петербуржцы уже привыкли, что церемония вручения премии сама по себе представляет большое шоу в курехинском духе — его не было, рулить событием пригласили лишь Алексея Айги, который со своим ансамблем «4'33"» и «Петербург-Концертом» хорошо и технично, но несколько затянуто играл музыку Сергея Курехина. Было как-то странно с пиаром мероприятия: почти никто, включая журналистов и номинантов премии, не получил не только официальных приглашений, но и информации об аккредитации, все узнавали друг у друга: «А что? А когда? А как туда пробраться?» Шорт-лист премии вообще не был объявлен — разве что несколько имен номинантов проецировались на стену уже в ходе самой церемонии награждения. Да и он оказался сущим блефом, о чем ниже. Изменения постигли и состав жюри: из него ушли некоторые функционеры художественного поля, например Марат Гельман (признан иноагентом Министерством юстиции РФ, включен в список террористов и экстремистов), зато добавились представители спонсоров — например, холдинговой компании «Адамант».

Премия Сергея Курехина изначально, пять лет назад, затевалась скорее как музыкальная, хотя ее главный фокус должен был быть сосредоточен на той уникальной размерности, что задавал сам Курехин в своих «Поп-механиках», — сплаве музыки, перформанса, цирка, визуального искусства, балета, жизни, смерти, юмора и безумия. Со временем стало очевидно, что градус веселого и умного мультидисциплинарного сумасшествия более заметен в области визуальных искусств, и число номинаций, относящихся к нему, внутри премии выросло (сейчас здесь есть отдельные награды и за паблик-арт, и за медиаарт, и за арт-критику), а число номинаций музыкальных, наоборот, сократилось до двух — «Электромеханика» за электронную музыку и «Этномеханика» за что-то близкое к этническому.

Итак, церемония началась. Айги старательно дирижировал, солировали вместе с его оркестром контрабасист Владимир Волков и трубач Вячеслав Гайворонский — ходячие символы питерской альтернативной музыки. На стену расстрельного двора проецировались кадры из старинной компьютерной игры SuperMario — видеоряд, подготовленный Максимом Свищевым, который уже не в первый раз создает видеооформление для премии Курехина. На сцену выходили Большие Зубры петербургской культурной политики — от главы современного отдела Эрмитажа Дмитрия Озеркова до заместителя председателя Комитета по культуре администрации Санкт-Петербурга Александра Воронко, который заверил, что все «актуальное» (это слово так понравилось Воронко, что он, казалось, смаковал его, вертя на кончике языка) Комитет по культуре непременно будет поддерживать и впредь — слова, которые в нынешней обстановке дорогого стоят. После речи Воронко на стене-экране ожили картины-«тряпочки» Тимура Новикова: из-за тряпичного горизонта взошло разлапистое графичное солнце, по плоскости полетели самолетики и поплыли кораблики, и все уже приготовились услышать имена призеров.

Первым вручали приз за лучший кураторский проект 2013 года. В лонг-листе на него претендовали такие крупные проекты, как фестиваль медиаискусства Cyberfest, который в прошлом году вышел за российские рамки и проводился преимущественно в Берлине, и лишь меньшей частью в России; поданный также на «Инновацию» проект Алексея Масляева «Завтра воды не будет»; скандальная (в силу разгоревшихся вокруг нее судебных тяжб) выставка Сергея Бугаева «Асса: последнее поколение ленинградского авангарда» и многие другие. Всем на удивление, победителем в этой номинации стала небольшая выставка петербургских художников «Битва с белочкой», осуществленная осенью прошлого года под кураторством Глеба Ершова в галерее Navicula Artis.

Тут всем впервые стало как-то подозрительно. «Битва с белочкой», представляющая живопись и графику десятка петербургских полуэкспрессионистов-полупримитивистов околомитьковского круга, — конечно, очень славная выставка, качественная и душевная, но вполне рядовая, и в списке претендентов была откровенным аутсайдером. Сразу возникло ощущение, что дав Ершову за маленькую «Белочку» премию в кураторской номинации, жюри тем самым старается расчистить для кого-то поле Гран-при: ведь Ершов выступал и номинантом на Гран-при, причем вот именно на Гран-при он шел одним из фаворитов, с гораздо более мощным мультижанровым проектом: «перформанс-грандиозарь» под названием «Труба марсиан» по антивоенному футуристическому манифесту Велимира Хлебникова, осуществленный в мае прошлого года в Музее петербургского авангарда, действительно представлял собой потрясающее синтетическое зрелище, в создании которого приняли участие художники, сценографы, композиторы и хореографы и которому зааплодировал бы любой футурист. В сравнении с этим невероятным действом камерная выставка картин про белочку (если уж исходить из предпосылки, что давать дважды премию одному и тому же человеку не комильфо) блекнет, невзирая на всю свою приятность, — так почему такой выбор?

Это ощущение еще усилилось, когда в следующей номинации — «Лучший медиаобъект» — победителем оказался нижегородский дуэт «ПРОВМЫЗА» с проектом «Вечность». «Вечность» хороша, слов нет, но «ПРОВМЫЗА» тоже была одним из главных претендентов на Гран-при с более масштабным проектом «Невозможные объекты», осуществленным в сотрудничестве с Дмитрием Курляндским, — так что всем заинтересованным лицам стало уже совсем интересно, ради чего и ради кого из номинации «Гран-при» так откровенно выкидывают лидеров.

В номинации «Искусство в общественном пространстве» ожидаемо победил Тимофей Радя со своим екатеринбургским проектом «Статья». Радя обошел эстетский «Голос леса» группы Electroboutique в Никола-Ленивце и осуществленную там же «Кунсткамеру» Виты Буйвид, Оли Кройтор, Алексея Трегубова и Ивана Лубенникова, тем самым показав, что живое и дерзкое вторжение в плоть города по-прежнему ценится выше, чем сделанное по заказу и в специально отведенных местах.

Следующей должна был быть вручена премия в области художественной критики и теории искусства. На «Лучший текст» претендовал сборник интервью Мити Харшака из журналов «Проектор» и «Антиква» и портала ART1 — хронология художественной жизни Петербурга в реальном времени. Претендовал «Новый архив», сделанный Петром Белым в качестве второй — теоретической — части его выставочного проекта «Невидимая граница», который в течение всего прошлого выставочного сезона показывался в московской галерее «Культпроект» и где излагается история новейшего искусства Петербурга от «Новых художников» до сегодняшнего дня. Была в этой номинации и исповедь Тимофея Ради «Все, что я знаю об уличном искусстве», и изящный «Туркестанский проект» Андрея Фоменко. Несомненным фаворитом — мощным, всеобъемлющим, академичным — в «текстовой» номинации была «Эволюция от кутюр» под редакцией Дмитрия Булатова — уникальная не только для России, но и в мировом масштабе антология-билингва science art, причем как его мало кому у нас известной практики, так и выходящей далеко за рамки нашего привычного дисциплинарного деления теории.

«Премию за лучший текст в области современного искусства в этом году жюри решило не присуждать никому! — объявила в микрофон Анастасия Курехина. — Сейчас члены жюри Михаил Миндлин и Леонид Бажанов объяснят, почему». — «Ну конечно, как говорить что-то плохое, так сразу москвичей вызывают…» — проворчал, подойдя к микрофону, художественный руководитель Государственного центра современного искусства Леонид Бажанов. Объяснить, почему решили отказаться от вручения премии в одной из и без того самых проблемных номинаций, ему с коллегой Миндлиным, увы, не удалось. Бажанов сразу перешел к философским вопросам: «Что такое текст? У нас в номинации есть замечательные издания, но ведь текст — это другое, это высказывание, месседж… Современное искусство разделяет объект и высказывание об объекте, а критики пребывают в пространстве старой традиции и путают издание и послание, но после статьи Кошута “Искусство после философии” никакое издание не заменит вербального сообщения… А мы в итоге стоим перед вами бледные и виноватые». Ему вторил директор ГЦСИ Михаил Миндлин: «Все, что представлено у нас на конкурс, — это публикации, но не текст. Возможно, не хватает номинаций, нужно сделать больше номинаций — отдельные за лучшую публикацию, отдельные за текст…» — и дальше Миндлина откровенно понесло, он начал петь длинные и невразумительные песни о том, что все-таки премия Курехина — это очень хорошо, и хорошо, что она существует и поддерживает современное искусство, которому так нужна поддержка… и как-то незаметно в середине этой речи потух. В итоге никому ничего так и не стало понятно. Интеллектуальный и практический труд авторов, редакторов и издателей оказался спущен, извините, в унитаз. Тот факт, что дух нынешнего времени взыскует скорее архивной и систематизаторской работы, чем новаторских манифестов (неважно, нравится нам это или нет), не просто прошел незамеченным жюри, а оказался активно отвергнутым им. А сама практика книгоиздания в области искусства, видимо, должна убить себя об стену. Спасибо, дорогое жюри, мы уловили ваш — отсутствующий, по вашему мнению, у нынешних пишущих — месседж. И вот несмотря на такой набор сильных конкурентов, вроде бы достойных соревноваться между собой, оказалось, что шорт-лист ничего не значит. Что его вообще непонятно зачем отбирали. «Мы решили не ориентироваться на шорт-лист, — мило улыбнулось жюри. — Мы присуждаем премию кандидату, не вошедшему в шорт-лист: Петр Айду, проект “Реконструкция утопии”. На этом сошлись все члены жюри…» У Петра Айду и его Музыкальной лаборатории действительно великолепный проект о советской музыкальной эпохе 1920-х годов. Никто не может сказать, что премия не заслужена, что лауреат ее недостоин — несомненно, и заслужена, и достоин. Но зачем тогда вообще был нужен шорт-лист, зачем выставлять всю работу жюри блефом?

В музыкальной номинации «Этномеханика» победила группа «Рада и Терновник» с проектом «Укок». В музыкальной номинации «Электромеханика» премия досталась проекту «Электронное дыхание» Сергея Летова и Влада Быстрова.