Лакмусовый аукцион

Аукцион современного искусства — признак развитого художественного рынка. Но о русском художественном рынке принято говорить тихим голосом и с тем особым выражением лица, которое обычно носят родственники тяжело, но все же небезнадежно больного человека. Со времен катастрофы распродажи коллекции «Инкомбанка» в 2002 году отношение художественного сообщества к аукционам современного искусства было, прямо скажем, довольно негативным. Оно практически не изменилось даже в середине нулевых, когда современным искусством начали не только интересоваться, но и даже покупать.

 

 

Тогда же международные аукционные дома (и прежде всего Sotheby’s) сначала очень осторожно, потом все более уверенно начали интегрировать в рамки уже ставших традиционными русских торгов современное искусство, а позже даже проводить отдельные русские аукционы этого искусства. Поставщиками товара для подобных торгов за редкими исключениями (вроде продажи в октябре 2007 на Phillips De Pury коллекции Джона Стюарта) были галереи и мастерские художников, что делало подобные аукционы мероприятиями весьма специфичными. Мне, например, неоднократно доводилось наблюдать в аукционных залах дилеров, галеристов и их помощников, набивающих цену на работы художников своих галерей. Делалось это для того, чтобы сразу после торгов переписать галерейные прайс-листы, а еще для того, чтобы тыкать сомневающегося клиента носом в скрижали аукционных торгов, на которых работа художника Х ушла с десятикратным превышением эстимейта, а за полотно художника Y бились крупнейшие коллекционеры, владельцы заводов, газет, пароходов.

 

Но у аукционов была и позитивная сторона — публичные шоу и сенсационные продажи создавали вокруг темы современного искусства определенных медийный эффект, нагнетали ажиотаж и привлекали внимание. Но все это в прошлом. В 2008 году еще по сути не сформировавшийся рынок русского современного искусства был практически смыт цунами финансового кризиса. Класс бизнесменов резко сократил свои расходы, прежде всего отказавшись от дорогостоящих увлечений, а новые богатые — чиновники — не спешили обзаводиться таким экстравагантным хобби, как коллекционирование работ современных авторов. Собственно, на этом фоне разыгралась прошлогодняя трагикомедия с «закрытием» трех ведущих столичных галерей Гельмана, Айдан и XL, владельцы которых поделились с коллегами и журналистами тяготами своей жизни, рассказали о плачевном состоянии художественного рынка, посетовали на отсутствие поддержки со стороны государства, а также заявили о смене формата своей деятельности. Эта эмоционально окрашенная история дезориентировала многих, а ее герои явно были не поняты как в галерейной среде, так и за ее пределами.

 

 

В этом контексте (и нельзя сказать, что за прошедший год самочувствие русского художественного рынка как-то заметно изменилось) затея владельца галереи «Риджина» Владимира Овчаренко открыть в Москве специализирующийся исключительно на современном искусстве аукцион выглядела несколько, мягко говоря, преждевременной. Но Овчаренко всегда довольно смело экспериментировал с коммерческими форматами: открывал галерею в Лондоне (закрыта в апреле 2013 года), в 2010 году вместе с коллекционером Маргаритой Пушкиной и немецким галеристом Фолькером Дилем делал ярмарку COSMOSCOW, да и вообще отличался от своих коллег большей самоуверенностью и оптимизмом. С известным остроумием он назвал свою новую затею VLADEY (владелец галереи «Риджина» вообще мастер короткой литературной формы — чего стоит название принадлежащих ему сети багетных мастерских «Обрами и повесь») и даже написал нечто вроде манифеста, в котором призывал будущих участников торгов приобщиться к Zeitgeist, включившись в увлекательную охоту на «знаки» времени.

 

Но это пиар и лирика. VLADEY позиционирует себя как демократический аукцион. И действительно, в состоящем из 55 лотов каталоге весенних торгов можно было найти работы, оценочная стоимость которых не превышала сумму в €1000 (например, коллажи Оли Кройтор, проданные с понижением эстимейта всего за €900 и €600).

 

 

 

Но в целом аукцион не принес сенсаций и неожиданностей (если не считать неожиданностью покупку самим аукционистом Владимиром Овчаренко за €8 тыс. работы Константина Звездочетова «Да здравствует 12 сентября», за которую владелец VLADEY кокетливо торговался с господином в первом ряду) и прошел в довольно вялой атмосфере.

 

В качестве топ-лота аукциона было заявлено полотно Таира Салахова «Встреча в Монако» (2007) с оценочной стоимостью в €300–400 тыс. Впрочем, оно так и не было продано, как не нашли своего покупателя и произведения других именитых художников, многие из которых, вроде Валерия Кошлякова или Александра Виноградова и Владимира Дубосарского, еще пять лет назад считались локомотивами российского художественного рынка. Всего из 53 произведений (заявленные в каталоге работы Ростана Тавасиева и Владимира Архипова так и не были выставлены на аукцион) остались непроданными 14, то есть более 25% представленных лотов.

 

Но настоящими героями этих торгов стали вовсе не «шедевры признанных мастеров» и не работы молодых художников, а современный китч, вроде полотна Валерия Барыкина «Скоро Москва. Поездом», торговать которую начали с €4 тыс., а закончили €11 тыс.