От современного искусства к Тарасу Шевченко и обратно

Побывав в Киеве, шеф-редактор «Артгида» Мария Кравцова в очередной раз убедилась в том, что этот город — большой воркшоп, свободные мастерские, банк донорской крови для русского искусства и машина по производству актуальных трендов.

 

То, что украинская художественная среда — это русская, но десятилетие назад, — стереотип, высокомерное заблуждение, крепко, тем не менее, утвердившееся в сознании определенной части российского художественного сообщества. Естественно, диагноз украинскому искусству ставился много лет назад и базировался скорее на наличии или отсутствии в Киеве институций, «приличествующих» развитой системе (читай: карго-культу) contemporary art. Но с некоторых пор в столице Украины наличествует та самая священная для любого адепта современного искусства триада — музей современного искусства, ярмарка и биеннале. В 2006 году в столице Украины открылся заместивший в сознании многих паттерн музея современного искусства PinchukArtCentre, в 2010-м в Арсенале прошла реформированная ярмарка Art Kyiv Сontemporary, а в 2012 настала очередь 1-й Киевской биеннале современного искусства, совершенно неслучайно совпавшей с чемпионатом Европы по футболу.

 

Впрочем, при ближайшем рассмотрении каждая из составных частей триады выглядит не более чем симулякром, изображением без оригинала, репрезентацией того, чего не существует в реальности. PinchukArtCentre, еще в середине нулевых внушавший москвичам зависть, не только не смог стать полноценным музеем современного искусства, но и даже не попытался нивелировать тот факт, что является всего-навсего витриной демонстративного потребления одного-единственного человека — основателя центра, украинского миллиардера Виктора Пинчука. Сегодня никто уже не связывает с PinchukArtCentre особых надежд, понимая, что деятельность этой институции базируется на однажды разработанных и уже не отвечающих вызовам времени стратегиях — монографических репрезентациях художников из разряда «голубых фишек» художественного рынка (что само по себе прошлое десятилетие) и щедрых арт-премиях (первая — премия PinchukArtCentre — дается молодым украинцам, вторая — The Future Generation Art Prize — позиционируется как международная), что сочетается с довольно пренебрежительным отношением к собственно украинским авторам и зрителям. О том, что вы находитесь вовсе не в социально ориентированной институции, не дают забыть многочисленные охранники, позволяющие себе читать мораль посетителям и мгновенно теряющие дар речи, если к ним обращаются за практической информацией (а ее, надо сказать, действительно не хватает). Но очевидно и другое: PinchukArtCentre не стал и местом международного сотрудничества, каким до 2001 года был киевский Центр современного искусства Сороса под руководством куратора Марты Кузьмы, во многом открывшей Украину для западного художественного сообщества и международное искусство для Украины.

 

В конце нулевых у PinchukArtCentre появился конкурент в лице государственной институции — Национального культурно-художественного и музейного комплекса «Мыстецький арсенал», во главе которого встала Наталья Заболотная, бывший директор «Украинского дома» и супруга депутата Верховной Рады Украины Игоря Савченко — особы, приближенной к президенту Украины и сыгравшей одну из ключевых ролей в момент борьбы Виктора Януковича за власть. В 2010 году в величественное здание Арсенала из штаб-квартиры «Украинского дома» (в советское время — Музея Ленина) переехала ярмарка «Арт-Киев» (поменявшая название на более актуальное Art Kyiv Сontemporary), поставившая перед собой сразу две амбициозные цели — интегрировать украинское искусство в международный художественный контекст и показать, что на Украине тоже есть свой художественный рынок. Но несмотря на бодрые пострелизы, оповещающие о продажах и рекордном зрительском интересе (35 тыс. человек в 2010 году, 55 тыс. — в 2011-м) в кулуарах галеристы-участники не скрывают своего скептического отношения к мероприятию, признаваясь, что для многих из них участие в ярмарке — скорее имиджевая акция, и нет уверенности в том, что художественный рынок на Украине сможет сформироваться ближайшее время. В 2011 году та же Заболотная получила комиссарский мандат 1-й Киевской биеннале современного искусства, куратор которой англичанин Дэвид Эллиот в 2012 году поставил в Киеве грандиозное, но несколько старомодное шоу под названием «Лучшие времена, худшие времена. Возрождение и Апокалипсис в современном искусстве». 

 

Вообще киевское художественное сообщество сегодня явно живет под знаком Девы. Как и в России середины нулевых, художественная сцена Киева превратилась в ярмарку тщеславия жен украинских политических деятелей и бизнесменов, и со стороны создается впечатление, что государственная политика в области современного искусства сводится к тому, чтобы делегировать полномочия в нежные руки тех, кто материально и морально готов взять на себя «заботу» о той или иной институции. Так, только прошлый 2012 год ознаменовался двумя скандалами. Первый был спровоцирован назначением и. о. директора Национального художественного музея Украины владелицы частной Мironova Gallery Татьяны Мироновой, которая, впрочем, так и не смогла утвердиться в директорском кресле, но, как нам представляется, все же не из-за солидарного сопротивления художественной общественности, а потому что ее муж — самовыдвиженец Валерий Миронов — не был переизбран в 2012 году в Верховную Раду. Второй скандал был связан с именем начинающей художницы (а также модельера) и жены главы Администрации Президента Украины Сергея Левочкина Зинаиды Лихачевой, чей проект, наравне с проектами трех молодых и уже довольно известных украинских художников Николая Ридного, Жанны Кадыровой и Гамлета Зиньковского, был отобран для участия в официальной презентации Украины на 55-й Венецианской биеннале современного искусства. Заявив самоотвод с выставки в павильоне Украины, Лихачева, по мнению киевского инсайдера «Артгида», не столько пошла на поводу у киевского художественного сообщества, живо обсуждавшего «коррупционную» составляющую этой истории, сколько «увела» львиную долю ожидаемых спонсорских поступлений, поставив тем самым под вопрос саму возможность дорогостоящей венецианской репрезентации. Банально, просто, симптоматично. Украина — страна простых схем и талантливых жен.

 

Но то, что киевские институции оказались по сути симулякрами, вовсе не привело к деградации общей художественной ситуации, скорее наоборот — такое положение вещей порождает новый и, как мне кажется, более актуальный для художественных провинций, которыми, без сомнения являются как Россия, так и Украина, тип художественных отношений. Лишенный, по сути, институционального корсета, художественный Киев сегодня напоминает скорее один огромный воркшоп, свободные мастерские, в которых постоянно вырабатываются (и тут же часто отбрасываются и забываются) новые стратегии и форматы репрезентации. Агитационная палатка арт-группировки Р.Э.П. («Революционное экспериментальное пространство» в составе художников Никиты Кадана, Ксении Гнилицкой, Леси Хоменко, Лады Наконечной, Жанны Кадыровой, Владимира Кузнецова) на майдане Независимости в 2006 году стала примером для будущих практик арт-активизма, стратегии группового творчества в их современном виде также начали складываться в Киеве и только потом получили продолжение в практиках российских, в основном молодых художников. На подходе новый тренд, на этот раз параллельно вызревающий в российском и украинском контексте и представляющий собой интервенцию современного искусства в традиционные художественные институции, которые как на Украине, так и в России с некоторых пор скорее вынужденно и нередко травматично пытаются сформировать временные союзы с деятелями современного искусства. В Киеве первым подобным опытом стала прошлогодняя выставка «Миф “Украинское барокко”» в Национальном художественном музее Украины, вторым — проект «Аут 3. Сны наяву» в Национальном музее Тараса Шевченко.

 

Наряженный в рюшечки Музей Тараса Шевченко, украинского поэта, художника и, как бы мы сегодня выразились, «политического активиста», отношение к которому в самой художественной среде Киева разнится от резко негативного (Шевченко любят националисты) до открыто обожательского (на боку у одной из тролливших Путина во время его визита в Ганновер активистки движения Femen красовался татуированный текст стихотворения поэта), на первый взгляд (и даже на второй) представляется самым неудачным местом для каких-либо современных экспериментов. Сыплющий искусствоведческими штампами и невероятно смущающийся при демонстрации недавно помещенной в экспозицию копии эротизированного автошаржа художника консервативный персонал, помпезная и одновременно старомодная экспозиция, в которой перемешаны копии, подлинники и чудовищные современные живописные оммажи Шевченко, и прочие прелести провинциального музея. Но собственно, первое открытие: художник Шевченко, известный в России разве что парой написанных в брюлловской манере полотен — юношеским автопортретом и жанровой сценой к собственной поэме «Катерина», — оказался потрясающим графиком, а случавшиеся с ним трагедии (за деятельность в рамках Кирилло-Мефодиевского общества Шевченко был отправлен отбывать рекрутскую повинность в звании рядового с запретом писать и рисовать. — «Артгид») только отточили его талант. Собственно, открытие это невозможно было бы сделать без выставки «Сны наяву», показавшей Шевченко именно как художника и представившей его графические листы вне контекста его литературного творчества, цитат и воспоминаний современников.

 

Интервенция в музей, куда до этого разве что гоняли на экскурсии школьников и почетные делегации, была подготовлена кураторским объединением «Клиника Дорошенко Грищенко», которое уже третий раз в рамках междисциплинарного проекта «Аут» (первые редакции были представлены публике в 2010 и 2011 годах) пытается «осмыслить аутизацию современного мира и человека» (из пресс-релиза). В соучастники Константин Дорошенко и Оксана Грищенко (она же была сокуратором выставки, представив украинских художников Давида Чичкана и Майкла Мерфенко) взяли переводчика из Санкт-Петербурга Виктора Топорова, выступившего со старой банальной концепцией визионерства и подлинного творчества вне конъюнктуры и пригласившего к участию в выставке преуспевших, по его мнению, в отображении субъективной (внутренней) реальности авторов вроде графика Павла Лосева и участника питерской группировки «ПРОТЕЗ» Григория Ющенко, несомненно, близких и знакомых ему скорее по литературной, чем по художественной среде. 

 

Визионерство, как водится в таких случаях, осталось на бумаге, как осталась на бумаге идея описать феномен аутизма, под которым сегодня понимается нарушение в восприятии сенсорной информации — света, звука, запаха, фактуры предметов (но не интеллекта). «Слова, слова, слова», которыми кураторы довольно неуклюже попытались сцементировать невнятную визуальную репрезентацию, оказались слабее образов. Показанная в традиционном и довольно консервативном музее выставка, объединившая мертвого классика Тараса Шевченко, Григория Ющенко, киевского анархиста Давида Чичкана, художника национал-большевистского печатного органа «Лимонка» Павла Лосева, одиозного публициста, живописца Максима Кантора и поэта Наташу Романову (по настоянию организаторов перед выступлением Романовой на открытии выставки из здания были удалены все престарелые и особо целомудренные смотрительницы) выглядела как акт дефлорации. Путь «Аут-3» развалился на несколько мини-персоналок, что в конечном счете спасло проект, превратив его из непроработанной групповой репрезентации в серию творческих портретов очень разных по стилистике и мироощущению, но одинаково интересных авторов.