Закон о меценатской деятельности с нотами гуманизма
24 и 25 апреля 2013 года в Министерстве культуры РФ прошли совещания членов Общественного совета при министерстве. Обсуждали закон «О меценатской деятельности», принятый Государственной думой в первом чтении 23 апреля. На совещания были приглашены руководители государственных и муниципальных учреждений культуры, создатели частных культурных институций и непосредственно меценаты, а текст законопроекта опубликован на сайте Минкульта. Екатерина Алленова послушала, о чем совещались деятели культуры.
Степан Бакалович. В приемной у Мецената. 1890. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея
Законопроект внесен в Госдуму депутатами Марией Максаковой-Игенбергс, Станиславом Говорухиным, Людмилой Швецовой и Иосифом Кобзоном. Совещания вела Мария Максакова-Игенбергс (оперная певица, солистка Мариинского театра), один из инициаторов проекта, с энтузиазмом рассказывавшая, что единогласное принятие закона — это крупная победа (вопрос, над кем или над чем, остается открытым). Правда, был один депутат, который голосовал против, — коммунист Владимир Федоткин, заявивший: «Почему я должен уважать и называть меценатами людей, о которых я всегда знал, что они жулики, и соответственно к ним относился?» Но это, конечно, даже не ложка дегтя, а просто недоразумение какое-то. Поэтому пришедшая на совещание Ольга Свиблова, директор Мультимедиа Арт Музея, принесла с собой букетики ландышей в качестве поздравительного подарка депутату-победительнице Марии Максаковой-Игенбергс.
Действительно, о необходимости закона о меценатстве, о важности разграничения благотворительной деятельности вообще и меценатства как благотворительности в области культуры, об установлении правовых механизмов, стимулирующих благотворителей вкладывать средства в культурное достояние,— обо всем этом говорили давно. Первый законопроект был выдвинут еще в 1997 году, над ним работали, в частности, Галина Волчек, Станислав Говорухин, Михаил Сеславинский, Николай Губенко. Этот законопроект нищенствовал в Госдуме больше 13 лет, и в начале 2011 года был отклонен. Тут можно заметить, что при сравнении текстов старого и нового законопроектов каких-то принципиальных отличий не наблюдается (разве что в старом механизмы налогообложения и льготы для меценатов были прописаны более конкретно), так что принятие закона вполне можно объяснить свежим ветром перемен, наступивших с приходом нового министра культуры.
Собственно, вопрос о налогах и льготах, как и следовало ожидать, оказался самым острым во время обсуждений на Общественном совете. Как сообщила Мария Максакова-Игенбергс, сама возможность того, что юридические лица могут получить какие-то дополнительные налоговые льготы, вызвала в Госдуме сильное раздражение. Принять-то закон приняли, но закон этот — рамочный, то есть он устанавливает лишь основные положения, которые нуждаются в конкретизации, а еще к нему необходимы поправки. Эти поправки и обсуждались, перемежаясь экскурсами в историю меценатства и жалобами на трудность добывания денег культурными институциями. Директор ГМИИ им. А.С. Пушкина Ирина Александровна Антонова, недавно назначенная главным куратором российских музеев, конечно, не преминула вспомнить меценатов Ивана Морозова и Сергея Щукина, которым Пушкинский музей во многом обязан своей славой, а также тех, кто дарил свои собрания Музею личных коллекций.
Председатель Общественного совета пианист Денис Мацуев рассказал, как уважительно относятся к благотворителям на Западе: «На каждой программке концерта вы можете прочитать имена всех, кто пожертвовал на это мероприятие хотя бы десять долларов». Мария Максакова-Игенбергс даже рассказала про самого Мецената: «Это был римский гражданин, друг императора Октавиана Августа. Не будучи облечен никакими властными полномочиями, а просто потому, что он был близок императору, он влиял на государственные решения и даже останавливал смертные казни, — в общем, был с нотами гуманизма. За его счет существовали такие поэты, как Вергилий, и благодаря ему римская культура процветала».
Что же касается финансов, то здесь предстоит еще создать механизмы льготного налогообложения, пока не прописанные в законе. Насколько можно было понять из объяснений Марии Максаковой-Игенбергс, депутатов беспокоит — ну конечно! — проблема отмывания денег: меценатская деятельность, по их мнению, открывает простор для финансовых махинаций. Каким образом? Вот пример, приведенный министром культуры Владимиром Мединским, ненадолго зашедшим на совещание представителей частных культурных институций 25 апреля: «В Америке есть система: если ты даришь музею произведение искусства, то его стоимость вычитается из подоходного налога. Казалось бы, прекрасная идея, но она ведет к тотальному обману налоговой службы: берут всякое “современное искусство” (тут был выразительный жест двумя согнутыми пальцами обеих рук, означающий кавычки), экспертная оценка: эта кривая рожица стоит 10 миллионов долларов. Меценат ее подарил, и налогов с этих денег не заплатил. Это просто обман». После чего министр вместе с Марией Максаковой-Игенбергс погрузился в расчеты налогов, рисуя что-то карандашом, пока присутствующие ждали в почтительном молчании.
Еще одним болезненным вопросом оказался вопрос о проблемах, с которыми вынуждены сталкиваться сами получатели меценатских даров. Ситуацию эмоционально изложила Ольга Свиблова: «Мы получаем благотворительные деньги, которые необходимо анонсировать, и они облагаются налогом, а потом эти суммы вычитаются из нашего бюджетного финансирования. Мой любимый город мне говорит: живите на самообеспечении, вы получили от мецената десять рублей и еще волнуетесь, что у вас бюджета нет. Они облагают эти рубли налогом, а потом не включают их в бюджетный план на будущий год, потому что у нас есть партнер! Какой-нибудь сумасшедший дал денег, а на следующий год — раз! — и бюджет бах! Потому что партнера нет!»
Другими словами (и об этом говорили очень многие участники совещаний), многие культурные институции оказываются в ситуации, когда им урезают финансирование из-за того, что они принимают меценатскую поддержку: зачем им деньги из госбюджета, если у них есть меценаты? И обратная ситуация, когда благотворителю, что-то когда-то кому-то однажды пожертвовавшему, вменяют чуть ли не в обязанность продолжать это делать. В частности, Антон Белов, директор Центра современной культуры «Гараж», рассказал о компании Splat, которая тратит примерно 10% прибыли на благотворительные проекты, в том числе на меценатскую деятельность: «Я спросил, почему они не выступают с этой деятельностью публично. Они ответили, что один раз попробовали, после чего губернатор стал с них требовать благотворительной помощи в обязательном порядке».
Еще бурно обсуждали, кто именно вправе получать меценатскую поддержку. В первоначальной версии законопроекта были прописаны «государственные и муниципальные учреждения культуры и образования». То есть одаривать Государственную Третьяковскую галерею или Государственный центр современного искусства — пожалуйста, а, например, Центр современного искусства «Винзавод» или Центр современной культуры «Гараж» — ни-ни: они не государственные и не муниципальные. Поэтому в справке Общественной палаты, приложенной к законопроекту, было указано следующее: «Право на получение меценатской поддержки должно распространяться на все организации, осуществляющие свою деятельность в области культуры, искусства, науки, образования и просвещения, независимо от их организационно-правовой формы или формы собственности, а также на индивидуальных создателей культурных ценностей (художников, ремесленников и других творцов), одаренных детей, частные коллекции и т. д.» А закон обогатился поправкой: «Получатели меценатской поддержки — государственные и муниципальные учреждения культуры и образования, негосударственные некоммерческие и коммерческие организации в сфере культуры и образования». Вопрос об «индивидуальных создателях культурных ценностей» пока не прояснен. Обсуждение этого пункта закона в результате вырулило на целую проблему «коммерческой и некоммерческой культуры», а также на необходимость создания специального экспертного совета для определения того, какие институции вправе принимать меценатскую поддержку.
Но, оказывается, и меценатом может быть далеко не всякий, у кого есть возможность и желание безвозмездно сделать что-нибудь полезное для российской культуры. Дискриминированы работники органов государственной власти и органов местного самоуправления, которым нельзя заниматься меценатской деятельностью даже в качестве частных лиц. Непонятно, как быть с иностранными агентами меценатами или теми, кто хочет стать благотворителем анонимно — подобная деятельность в законопроекте не регулируется.
И неожиданно серьезным оказался вопрос нематериального поощрения меценатов. Хотя в законе указаны всего две возможности такого поощрения — «установление и присуждение почетных званий и наград для меценатов» и «установление в порядке увековечения имени мецената на объектах меценатской деятельности» (за лексику последней формулировки составителям законопроекта здорово досталось от художественного руководителя Московского театра «Практика» Эдуарда Боякова). Обе эти возможности обсуждались со всех сторон. Не учредить ли специальную премию для меценатов? Можно ли ставить меценату скульптурный памятник при жизни? Какие именно почетные звания и награды можно придумать меценатам? А если разместить портрет мецената на баннере — это будет еще меценатство или уже спонсорство, то есть вложение денег с целью рекламы? Ответы на эти вопросы вряд ли могут быть прописаны законодательно. Любопытно было бы, конечно, выслушать на этот счет мнение самих благотворителей. Только многие приглашенные меценаты (например, Шалва Бреус, Михаил Куснирович, Тамаз Манашеров) почему-то на совещания не пришли.
