Вынуждены умереть

Ветшающие храмы и усадьбы, осыпающиеся росписи, погубленные вандалами произведения искусства — история полна примеров того, как культурная ценность работы осознается уже после ее утраты или при угрозе исчезновения. В их числе оказались и деревянные «идолы» из Екатеринбурга, установленные полвека назад в местном парке. Разрушение скульптурной композиции хоть и привлекло общественное внимание, своего спасителя — из городской администрации или музейного сообщества — она пока не дождалась. О судьбе, мифологическом и художественном значении этих фигур, а также о создавших их художниках рассказывает историк Татьяна Мосунова.

Валерий Гаврилов, Геннадий Повод, Валентин Чернов. Грифы, стерегущие золото (из композиции «Освобождение человека»). 1976. Дерево. Лесопарк имени Лесоводов России, Екатеринбург. Фото: Татьяна Мосунова

Я смотрела на лежащую на земле деревянную фигуру и понимала — ее уже не спасти. Грудная клетка охотника Оша вздулась от влаги, надломилась, и сквозь трещины стали видны следы гниения. Остальные скульптуры выглядели чуть лучше, но и они уже стали частью леса. Чтобы подобраться к некоторым из них, нужно было продираться сквозь репейник и кусты.

«Идолы» из уральского лесопарка имени Лесоводов России умирают. Поставленные пятьдесят лет назад с амбициозной целью рассказать о древней истории Урала, они так и не стали местом рождения новых смыслов. Пять десятилетий в общественном пространстве Екатеринбурга стояли скульптуры, чья художественная ценность намного превосходила большинство городских памятников. Но они остались почти незамеченными горожанами, а сейчас погибают.

Нынешние жители Екатеринбурга стали более отзывчиво реагировать на искусство. Но в гибели работ в парке Лесоводов большинство по-прежнему видит лишь огорчительное уничтожение прошлого. Известие о разрушении скульптур вызвало общественный резонанс. А вот почему «идолы» парка Лесоводов ценнее обычных деревянных богатырей, мишек и сказочных персонажей с детских площадок, многим до сих пор непонятно.

Контекст. Баллада о рождении свободного человека

В 1976 году на юго-восточной окраине Свердловска (Екатеринбурга) кипела жизнь. Работало несколько заводов, фабрика музыкальных инструментов «Урал», Лесотехнический институт. К дороге, ведущей в аэропорт, подступал лес. По случаю Всероссийского съезда лесничих дикорастущий участок превратили в парк имени Лесоводов России, проложили дорожки, поставили ворота и беседки. Руководители Горлесхоза решили благоустроить место еще больше и обратились в Лесотехнический институт, преподаватели которого занимались резьбой по дереву и выполняли заказы на создание деревянных скульптур. Ограничений заказчики не ставили. Предложили создать что-нибудь по мотивам русских сказок или сказов Бажова. Намечался вполне банальный заказ из числа привычных для города, окруженного лесами. Но предложение имело необычное развитие. Фигуры были вырезаны по эскизам андеграундного художника, а темой композиции стала свобода. Валентин Чернов, работавший в Лестехе, загорелся идеей создать произведение, посвященное древней истории Урала. Называлось оно «Освобождение человека».

В жителях советского Свердловска, зажатых в тесные рамки господствующей идеологии, в городе бессмысленного, но обязательного труда и режимных предприятий в 1970-х годах запрос на свободу звучал все острее. Он находил выход в самых разных, иногда причудливых формах. Кто-то осваивал восточные духовные практики, кто-то искал следы инопланетных цивилизаций. Возможно, мечта уральцев о свободе была далека от современных представлений о ней, а способы ее достижения выглядят сегодня наивными или разрушительными, как у героев Сергея Довлатова и Венички Ерофеева.

Создавать «Освобождение человека» взялись трое: преподаватель института, знаток истории Валентин Чернов, художник института Валерий Гаврилов и заведующий кафедрой древесины, резчик и скульптор Геннадий Повод. Каждый из них вкладывал в работу свое представление о свободе. Дальше других пошел Гаврилов.

Сегодня о нем говорят как о представителе андеграунда, маргинальном художнике. Его талант художника вибрировал на тонкой грани нормальности и выхода за ее пределы. Если бы сюрреализм не был запрещен в СССР, он мог заявить о себе как о сюрреалисте. Но ему пришлось прокладывать иной, собственный путь. Стиль Гаврилова искусствоведы определяют как трансреализм.

Валерий Гаврилов, Геннадий Повод, Валентин Чернов. Грифы, стерегущие золото (из композиции «Освобождение человека»). 1976. Дерево. Фрагмент. Лесопарк имени Лесоводов России, Екатеринбург. Фото: Татьяна Мосунова

Трансреализм Валерия Гаврилова

Яркий, рвущий все шаблоны талант, алкоголизм, повторяющаяся диспансеризация в психиатрической клинике, отсутствие признания, случайные заработки и смерть в 34 года — вот жизненная траектория художника Валерия Гаврилова.

Многие видели в его картинах некую темную силу, которую, в зависимости от отношения к художнику, связывали с безумием, прозрением или гениальностью. Динамика искаженных линий гавриловских работ оставляет у зрителя стойкое послевкусие. Подобные эмоции вызывают произведения Амедео Модильяни, Михаила Шемякина или Сальвадора Дали.

Валерию Гаврилову не удалось получить законченного художественного образования. Вырос он в сибирской деревне. Какое-то время учился в Свердловском художественном училище им. И.Д. Шадра и, кажется, окончил его. Потом безуспешно штурмовал ленинградскую Академию художеств. Как рассказывают друзья художника, его работы вызвали бурю восторга со стороны педагогов: «Вам уже учиться нечему. Вам уже самому пора учить». Но признания со стороны официального искусства так и не последовало. Сначала Гаврилов посещал курсы вольнослушателей при Академии художеств, а после уже насовсем вернулся в Свердловск.

У художника-трансреалиста шансов получить официальное одобрение в Свердловске было еще меньше, чем в Ленинграде: первая бесцензурная выставка состоялась в Свердловске уже после смерти художника. Гаврилов перебивался случайными заказами. При этом его дом, приговоренный к сносу («гавриловский подвал»), стал местом художественной и андеграундной тусовки. Кто только не бывал в Вороньей слободке на Горького, 22. Жена Гаврилова Зинаида называла себя З. Поэтом или Зинозавром. Среди поэтических работ самого художника были произведения под совсем несоветскими названиями: «Манифест бесцельности», «Слова от крови», «Магия человечьего томления» и другие.

Художественные эксперименты Гавриловых можно описать как спонтанную динамику творчества, когда авторы не слишком заботятся о сохранении результатов. Поэтому от огромного творческого наследия художника — около 350 живописных работ, 1000 фотографий, 150 скульптур из дерева и гипса, философский трактат, несколько сотен стихотворений и прозаических опытов — мало что сохранилось, и большинство из них находится в критическом состоянии (многие выполнены на ватмане, случайных листах бумаги). Работы, которые Гаврилов создал во время случайных халтур, расписывая столовые, холлы зданий, сегодня закрашены. Художники-современники, имеющие вкус и понимание живописи, были больше озабочены сохранением собственного творчества.

Сегодня уже можно сказать, что Валерий Гаврилов был важной фигурой российского андеграунда. Но, как ни грустно признавать, Екатеринбург не заметил его творчества. Понимание масштаба художника, образности его мышления и творческой смелости могут дать фигуры парка Лесоводов России, если доживут до общественного признания. Скульптуры почти пятьдесят лет простояли в парке, через который успели пройти сотни тысяч человек. В отличие от обычных деревянных фигур, искаженные лица этих изваяний еще долго остаются в памяти — но важную для авторов историю об освобожденном человеке прохожие, видимо, совершенно не считывали. Нужна ли кому-то была свобода, которую хотели подарить горожанам Чернов, Повод и Гаврилов? Кажется, большинству хватило бы привычных грибочков и деревянных богатырей.

Упавшая деревянная скульптура, побудившая меня поехать в парк Лесоводов, называлась «Охотник Кудым-Ош». Это герой мансийского фольклора: стрелой из лука он и семеро его сыновей отбили кусок от солнца и подарили огонь людям. В этом видится горький символизм: герой, как и создатели его изваяния, хотел передать людям огонь, но в итоге оказался повержен и забыт.

Исседоны

Валентин Чернов, предложивший вместо русских сказок поставить композицию об освобождении человека, увлекался историей Урала. Однажды в дореволюционной газете он прочитал, что Екатеринбург могли назван Иседонском: через город протекает река Исеть. О ее существовании знали еще древние греки, «населившие» здешние берега племенем исседонов. Во всяком случае это утверждал основатель Уральского общества любителей естествознания Онисим Клер. В 1914 году местная Городская дума обсуждала вопрос о смене названия Екатеринбург, звучавшего слишком по-немецки. Клер предложил вариант «Иседонск», однако инициатива не нашла поддержки. Екатеринбург сменил имя только через десять лет и стал Свердловском. Но эта история вдохновила Чернова на дальнейшее исследование.

Большинство уральцев и сейчас отсчитывают историю региона от момента колонизации Урала и Сибири русскими поселенцами — а это триста, максимум четыреста лет. Древний Урал остается непонятным и чужим. Чернов и его соавторы, создавшие «Освобождение человека», предлагали «удлинить» историю как минимум на несколько тысячелетий. Об исседонах писал еще Геродот. Это значило, что можно не держаться за пресловутый 1917 год, ставший рычагом истории, а изменить летоисчисление и почувствовать себя частью мировой культуры.

Сюжет об исседонах и их соседях аримаспах мелькал у Гете в «Фаусте»: «Здесь аримаспы злато подглядели, украли и над грифами трунят»^[1]. К Гете эти герои попали из поэмы «Аримаспея» Аристея Проконесского, написанной 25 веков назад. В ней автор описывал путешествие к северным народам. Дальше всех прочих обитали исседоны. Но и за ними, у самого моря, жили гипербореи, затем грифы, стерегущие золото, а ближе всех к исседонам — одноглазые люди, аримаспы. Все эти народы, исключая гипербореев, непрерывно воевали друг с другом. Отец истории Геродот, хотя и сомневался в деталях, охотно пересказывал «Аримаспею».

Валентин Чернов, Геннадий Повод и Валерий Гаврилов из древнегреческих сюжетов и уральских мифов создали свою историю «Освобождения человека» — 18 фигур, вырезанных из массивных сосновых стволов (позже их осталось 17). Иногда к главной тройке авторов присоединялись другие резчики, но решающее слово оставалось за Черновым, Поводом и Гавриловым. Они строго следили, чтобы фигуры соответствовали их задумке, могли принять помощь, а могли и переделать работу, невзирая на протесты помощников.

Резчики

Фигуры вырезались два года, с 1974-го по 1976-й. Хотя опыт работы с деревом у исполнителей имелся, никому из них еще не приходилось создавать сложную философскую композицию. Нужно было правильно рассчитать масштаб, соотношение фигур, человеческого роста и окружающего леса.

Также авторы освоили древнюю технику «писки» (от слова «писать»). Этим приемом владели старые мастера-резчики: чередованием ритмично расположенных углублений они подчеркивали волокнистую структуру дерева — под их резцом оно волновалось и струилось. Скульпторы добились желаемого эффекта: динамика, эмоциональность, подвижность изваяний была сродни эмоциональной подвижности живой природы, которая их окружает.

Первоначально фигуры стояли на открытом пространстве. Создатели позаботились чтобы дерево не впитывало влагу из земли, поместив скульптуры на тумбы из асбоцемента. Каждую композицию снабдили поясняющей табличкой, а некоторые названия были вырезаны прямо на скульптурах. Сегодня довольно сложно определить, над какой именно из них работали Чернов или Повод, а какая выполнена по эскизам Гаврилова. Можно предположить, что самые сюрреалистичные — гавриловские. Так или иначе, выявление авторства могло бы стать хорошим искусствоведческим исследованием.

Первой из фигур был скульптурный портрет Геродота. Затем появились «Шаман», «Суеверие», «Исседон-победитель». «Суеверие» было снабжено цитатой из Дени Дидро: «Источником всех зол служит суеверие»^[2].

Сохранились авторские тексты, описывающие композиции. Вот некоторые из них.

Исседон-победитель: «Поверженный аримасп под могучей пятой исседона жалок в страхе перед возмездием. Лики из стана врагов искажены непримиримостью вечной вражды. Изображение головы быка символизирует благосостояние и воинственность исседонов. Этот обычай существовал у многих народов, например, рогатые каски у немцев средневековья».

Аримасп: «Несущийся на звероподобной лошади воин с мечом — символ воинственности, присущей рифейским народам. Над аримаспом две хищные птицы, готовые пировать на трупах. Аримаспов было принято считать одноглазыми. Современные историки поясняют это обычаем аримаспов носить на лбу бронзовое зеркальце, блеск которого производил на врагов устрашающее воздействие».

Воспитание: «Дед добровольно, но внушительно поясняет мальчику, что птиц нельзя мучить, надо отпустить на волю. Смотри, как это делает твоя мать. Человек не становится человеком без должного воспитания».

Материнство: «Старушка с нимбом Святой вокруг головы укрывает новую мать, кормящую грудью ребенка. Материнские руки, возносящие дитя как дар всему человечеству… ребенок во чреве матери… Все это перекличка поколений, утверждающих свое бессмертие в конечной жизни каждого».

Жница: «Жница — усталая женщина с серпом в руках. Бережно поддерживает она колос. Венок из кос украшает ее голову. Косы спустились к ногам, и кажется, что это колосья. Крупными колосьями увито ее платье. За спиной женщины — ребенок в плетеной корзинке.

Но если более внимательно к ней присмотреться, то в ее облике видна богиня Мара, которая неустанно жнет человеческие жизни, а над серпом вовсе не бабочка, а голова старика, который кричит от ужаса».

Человек-светоч: «Человек-светоч держит в руках солнце. Это символ победы над природой, символ знаний, освещающего путь людям, символ победы света над тьмой».

Не нужно называть их идолами

Парадокс Екатеринбурга в том, что здесь совершено немало прорывов в искусстве, но обычно успех был временным и оканчивался принятием чего-то усредненного и официального. Екатеринбург не принял талант своего земляка Эрнста Неизвестного, перед этим изгнал с площадей работы Степана Эрьзи, голосовал против установки в центре города скульптуры «Похищение Европы» Андрея Антонова, найдя ее слишком вызывающей. Многие до сих пор не могут увидеть красоту в конструктивизме. Попытки заинтересовать местных жителей древней историей Урала, например Шигирским идолом — древнейшей деревянной скульптурой, которая хранится в Краеведческом музее, разбиваются о непонимание ее ценности. Привычные к бюстам Ленина с огромной головой, горожане всполошились, увидев «Индустриального младенца» — арт-объект, представляющий собой большую детскую голову. Несмотря на все это, здесь регулярно появляются герои, которые делают новое, свежее искусство. Только обычно они остаются непонятыми и незамеченными.

После того как композицию Валентина Чернова, Валерия Гаврилова и Геннадия Повода установили в парке Лесоводов, горожане прозвали скульптуры идолами и даже немного их побаивались. Понимания, что эти работы имеют художественную ценность, в Екатеринбурге так и не сформировалось.

Сейчас фигуры стали частью выросшего леса. Это не противоречило задумке авторов: изучая опыт городской скульптуры, они хотели сделать что-то оригинальное — лесную скульптуру. К сожалению, такое соседство с живой природой оказалось губительным для изваяний: они стали вбирать в себя влагу, в них развелись колонии жуков-древоточцев. И уникальные произведения, которые прибавили Уралу несколько тысячелетий истории, начали превращаться в труху.

Работы оказались в трагическом положении. Несколько лет назад озвучивались планы установить фигуры на музейной площадке. Но правила оформления и хранения экспонатов сделали такую инициативу для музеев нереальной. Признавая талант Валерия Гаврилова и уникальность всего комплекса, институции предпочитают не связываться с этими объектами: нужны огромные средства для обследования, консервации и хранения теперь уже 16 шестиметровых скульптур. Музейщики отступили.

Городские власти поручили рассмотреть вопрос о переносе фигур в ЦПКИО им. В.В. Маяковского — крупнейший местный парк, который преобразует молодая креативная команда. Но сроки этого переноса крайне размыты. Сейчас говорят о 2026 годе. Горожане, готовые пошуметь, когда видят, как что-то уничтожается, не слишком понимают, почему надо спасать именно эти вещи, и шлют в СМИ фото всех пришедших в негодность деревянных скульптур.

Оказалось, что Екатеринбург, где не так много талантливых оригинальных скульптурных работ в публичном пространстве, прошел мимо произведений художника Валерия Гаврилова и остался равнодушным к рассказу о своей древней истории.