Мединский ответил искусствоведам лично

 

 

Непосредственным поводом к написанию этого письма и организации собрания послужило прошедшее 6 декабря 2012 заседание рабочей группы по образованию и науке в сфере культуры Общественного совета при Министерстве культуры, на котором директор Российского института культурологии Кирилл Разлогов предложил создать в системе Минкульта на базе гуманитарных научно-исследовательских институтов единый «государственный научный центр с очень большим количеством полномочий, в том числе и финансовых, в области гуманитарных и социальных наук». «Я вижу там, по меньшей мере, свой институт, Институт искусствознания, Институт культурного и природного наследия и все наши филиалы, как реально существующие, так и те, которые будут выстроены», — сообщил Разлогов РИА Новости.

Совещанию Общественного совета предшествовала работа независимых экспертных комиссий, в ноябре пришедших к выводу, что работа Государственного института искусствознания и Российского института культурологии является «неэффективной»: затягивается публикация фундаментальных исследовательских трудов, научные работы не сдаются в сроки, а их темы неактуальны. Директор Государственного института искусствознания Дмитрий Трубочкин на страницах «Российской газеты» в статье «Искусство без знания» высказал недоумение относительно намерений Министерства культуры придать исследованиям института «актуальность» и повысить его «эффективность»: «Что же еще хотят от института, который пишет уникальную Историю русского искусства, создает Свод памятников, ежегодно издает по 40–50 книг и 4 научных журнала, пишет учебники, рецензирует всю новую учебную литературу по искусству, имеет 4 авторитетнейших докторских совета, обучает ежегодно до 100 аспирантов и соискателей? Какой еще эффективности хотят от института, где из 330 сотрудников 89 докторов наук и 124 кандидата — весь цвет искусствоведческого сообщества России? <…> Институту намерены предложить для выполнения работы, совершенно ему не свойственные. Скажем, проводить "анализ организационно-творческой деятельности профессиональных творческих союзов на современном этапе", "анализ статистических сведений и результатов мониторинга деятельности библиотек"; готовить "предложения по совершенствованию государственной молодежной политики"; проводить "анализ российской судебной практики в области защиты авторского права и смежных прав"; разрабатывать "систему индикаторов состояния российских музеев" и т. д. Чтобы выполнить хотя бы треть заданий из этого списка, Институту искусствознания потребуется перенабирать штат, разрушив самые основы уникального коллектива, создававшегося многие десятилетия для развития академической науки об искусстве».

В ответ заместитель министра культуры РФ, статс-секретарь Григорий Ивлиев там же, в «Российской газете», в комментарии «Знание искусства — сила» изложил министерские претензии. Вот некоторые из них: «"История русского искусства" — уникальный научный долгострой: за 12 лет выпущено всего 2 тома (1-й и 14-й), следовательно, проект будет завершен к 2084 году. <...> "Свод памятников" — новые тома не выпускаются с 2009 г. <...> При этом только в 2011 году Институт за счет госбюджета направил ответственного за выпуск этих томов в командировку по английским графствам с целью изучения замков и загородных домов. Тремя месяцами позже тот же ученый направлен руководством Института в командировку в Германию, где посетил около 20-ти городов с целью исследования специфики барокко и рококо в Европе. <...> "История искусства стран Западной Европы от Возрождения до начала ХХ века", руководство ГИИ сообщает об активной работе над ней, но новые тома не выходят с 2004 г. (8 лет), невзирая на оплачиваемые за счет бюджетных средств плановые командировки ученых института "в страны-носительницы стиля эпох" (Италия, Ватикан, Германия, Чехия, Австрия)».

Параллельно с развитием этих событий 15 ноября 2012 года агентство «Интерфакс» со ссылкой на «источник, близкий к Минкультуры», опубликовало информацию о планах реформирования системы научных институтов, находящихся в ведении министерства: «Некоторые высокопоставленные чиновники настаивают на слиянии всех институтов в один для создания единого гуманитарного центра при министерстве». Тот же источник сообщил, что уже разработан план сокращения сотрудников этих институтов, и сокращение это должно быть очень существенным — примерно в семь раз (в подведомственных Министерству культуры пяти институтах — Государственном институте искусствознания, Государственном научно-исследовательском институте реставрации, Российском институте культурологии, Российском научно-исследовательском институте культурного и природного наследия имени Д.С.Лихачева и Институте истории искусств в Санкт-Петербурге — работает около 800 научных сотрудников. ГосНИИР, по сведениям «Интерфакса», под реформирование не попадает). При этом планируемое сокращение и слияние должны быть осуществлены до конца текущего года.

В этом контексте предложение Кирилла Разлогова о создании единого «гуманитарного Сколкова», высказанное на заседании рабочей группы Общественного совета 6 декабря, было воспринято как «озвучивание» уже принятого где-то в недрах Министерства культуры решения.

9 декабря 2012 года министр культуры РФ Владимир Мединский официально заявил РИА Новости, что «никаких решений о ликвидации подведомственных Минкультуры НИИ нет. Рабочая группа по науке и образованию при Общественном совете Минкультуры РФ даже не завершила свою работу, будет еще ряд заседаний, следующее состоится 12 декабря». Министр охарактеризовал сложившуюся ситуацию как «нагнетание слухов и сплетен». «Так же, как мы защитили наши ВУЗы, мы защищаем и гуманитарную фундаментальную науку. Только мы хотим также, чтобы гуманитарная наука была местом, где есть возможность реализоваться настоящим ученым, они не были бы брошены на полдороги с 12 тысячами рублей зарплаты, и есть реальный государственный заказ», — сообщил Мединский.

В тот же день, 9 декабря, газета «Известия» опубликовала заметку под названием «Искусствоведы соберутся на митинг против Минкультуры». На этом митинге, писала газета, «будут определены меры по противодействию планам Минкультуры». Можно представить, какую реакцию вызвала эта заметка в искусствоведческой среде, где, вероятно, не осталось ни одного человека, который не был бы в курсе происходящего: собрание, на котором планировалось обсудить судьбу дальнейшего существования Института искусствознания в сложившейся ситуации, превращалось в митинг (на проведение которого, как известно, необходима санкция властей). А чем чреваты нынешние митинги, всем хорошо знакомо. В последней перед собранием 11 декабря официальной интернет-публикации Института искусствознания указывалось: «11 декабря 2012 года в 12 часов состоится не митинг (как сообщали некоторые средства массовой информации) и не какая-либо иная публичная акция, а расширенное заседание Ученого совета Государственного института искусствознания с участием руководителей НИИ, подведомственных Минкультуры России, представителей научной и художественной общественности города Москвы. <…> Заседание проводится в преддверии заключительных слушаний Общественного совета при Минкультуре России по вопросам деятельности научно-исследовательских институтов Минкультуры России, которые состоятся 12 декабря 2012 года в 12 часов. Цель заседания открытого Ученого совета — сформулировать рекомендации для указанных слушаний Общественного совета с предложением учесть их в ходе обсуждения и вынесения решений».

Обошлось без ОМОНа и автозаков — в Козицком переулке было тихо, как всегда. Но в самом институте народу было необычайно много — в разы больше даже самого что ни на есть расширенного состава Ученого совета «с участием руководителей НИИ и представителей научной и художественной общественности». Конференц-зал был забит битком уже примерно в 11:40, а те, кто пришли, как и положено, к 12 часам, теснились в примыкающих к залу гостиных и слушали выступления научных сотрудников из-за стен. Перед началом собрания «Артгид» попросил прокомментировать ситуацию трех крупных искусствоведов.

Екатерина Бобринская, доктор искусствоведения, сотрудник Государственного института искусствознания:

Для начала хорошо было бы понять, какая в действительности сложилась ситуация, потому что с разных сторон поступает совершенно разная информация. Министерство уверяет, что оно хочет нас реорганизовать, улучшить и углубить. Но непонятно, что все-таки стоит за словом «реорганизация», ведь под ее видом можно спокойно ликвидировать институт. Достоверной информации нет. Единственное, что мы поняли, — это то, что совещания (на которых обсуждается судьба института. — Артгид) идут довольно давно, и завтра будет заключительное заседание Общественного совета. Но если речь идет о заключительном заседании, значит, уже существуют некие проекты и приняты какие-то решения. К сожалению, Общественный совет состоит из людей, категорически не сведущих в академической науке. В него входят замечательные музыканты, известные общественные деятели, организатор рекреационных зон и дизайнерских центров. Мне непонятны критерии, по которым судят эти люди. Мы действительно видели экспертную группу, которая приходила и производила осмотр, и больше всего ее интересовало, есть ли у каждого сотрудника персональное рабочее место, как мы размещаемся в комнате во время заседаний и хватает ли стульев. С экспертным заключением нас не знакомили, также мы не знаем имен людей, которые входили в комиссию.

Наталия Сиповская, доктор искусствоведения, сотрудник Государственного института искусствознания, ответственный секретарь «Истории русского искусства» в 22 томах:

Я считаю, что сложившаяся ситуация — результат двадцатилетнего невнимания к гуманитарной науке и совершеннейшего равнодушия к национальному достоянию, которым является фундаментальная наука в нашей стране. Поэтому сегодня очень трудно объяснить чиновникам, чем мы здесь занимаемся, и приходится доказывать ценность таких фундаментальных проектов, как многотомная «История русского искусства».

С позапрошлого года работа по составлению Свода памятников была снята Министерством из госзаказа ГИИ. Но мы продолжаем вести эту работу, просто тома не выходят. Интересно не это, а то, по чьей воле этот профильный для института заказ был передан некой шарашкиной конторе, названия которой в министерстве (а я интересовалась) никто не смог вспомнить. Многотомная «История русского искусства», которую статс-секретарь Ивлиев назвал «долгостроем», по сути таковым не является. Ученым советом уже было принято восемь томов, и только отсутствие денег на их издание и популяризацию приводит к тому, что они не опубликованы. И наконец, сладострастное упоминание о том, как ведущий научный сотрудник отдела Свода памятников Юрий Смирнов ездил за чужие деньги по замкам Баварии и Англии, — неправда. Смирнов был приглашен правительствами Германии и Англии, а также художественными организациями этих стран как ведущий специалист в деле описания и постановки на учет архитектурных состояний. И ездил он за счет приглашающей стороны. Единственное, за что я хотела бы поблагодарить новое министерство, — это за то, что теперь при нем существует публичная форма общественного совета, благодаря которому мы оказались предупреждены об опасности и готовящихся планах реформирования науки методом ее фактически полного изничтожения. И мы готовы побороться против этого! Ведь если не остановить эти процессы, науки не станет, потому что научные институты — это долго растущие организмы. Если березу привить к тополю, то в результате погибнут оба дерева. Институт искусствознания остается ведущим институтом, осуществляющим фундаментальные исследования, которые дают содержание или, как сегодня модно выражаться, контент для публикационных, музейных и всех прочих проектов. Институт же Разлогова планирует осуществлять работы по культурной политике, то есть заниматься практическим применением культурных разработок.

Лев Лифшиц, доктор искусствоведения, заведующий отделом древнерусского искусства Государственного института искусствознания:

Реорганизация ведется без участия института. На мой взгляд, любые реформы должны начинаться с того, что представители министерства внимательно знакомятся с положением дел в институте: им необходимо понять, в каких направлениях институт работает, а затем принять взвешенное конструктивное решение. Посетившая нас комиссия прежде всего интересовалась бухгалтерской документацией и вроде бы нашла все довольно благополучным. Между тем то, что написал в «Российской газете» Григорий Ивлиев, свидетельствует о полном незнании того, что делается в подведомственном ему институте. Если бы Ивлиев поинтересовался непосредственно у сотрудников, то знал бы, что если бы не недостаток финансирования, у нас на столе уже лежали бы как минимум два древнерусских тома новой «Истории искусства». Равно как нет денег на публикацию очередных томов Свода памятников и много другого. И это забота министерства.

Суть выступлений на Ученом совете, как легко догадаться, содержалась в том, что институт ни в коем случае нельзя ни расформировывать, ни сливать с другими НИИ: академическая наука — дело кропотливое, культивируемое десятилетиями и требующее бережного обращения. Заметно было, что все присутствующие не только удручены, но и обижены, в частности, отповедью статс-секретаря Министерства культуры Григория Ивлиева в «Российской газете». На каждый аргумент в тексте замминистра находилось множество контраргументов. Тем не менее заседание проходило во вполне респектабельном академическом стиле, как вдруг директор Трубочкин объявил, что в институт прибыли министр культуры Владимир Мединский и советник президента РФ по культуре и искусству Владимир Толстой. Это оказалось полной неожиданностью для всех: буквально за несколько минут до прибытия министра и советника говорилось о том, что ни один представитель министерства ни разу не был в стенах института и что вообще в министерстве плохо себе представляют, чем в этом институте занимаются. Гости уселись за стол президиума, обещав после краткого вступления выслушать все доводы, приготовленные Ученым советом, и ответить на все вопросы.

Вступление министра повторяло то, что он уже сообщил прессе: никаких решений о ликвидации или реформировании каких-либо институтов нет, а главная забота министерства — дать ученым возможность приносить пользу обществу и зарабатывать при этом нормальные деньги. И самый лучший путь — тесно сотрудничать с Министерством культуры и быть готовыми ответить на запросы государства. Он, Мединский, для того и приехал сегодня в институт, чтобы разобраться в ситуации перед началом совещания Общественного совета и составить для себя объективную картину. «Я ни разу не был на совещаниях рабочей группы по науке и образованию! — сообщил он (шум, смешки и аплодисменты в зале). — Чтобы не давить своим авторитетом! Для меня важна объективность». Затем министр приготовился выслушать доводы и вопросы, которые и обрушились на него градом. Изложение конкретных проблем работы комиссии по охране памятников архитектуры или издания партитур опер Мусоргского, например, перемежались репликами: «Вы действительно думаете, что наука существует для министерства, а не министерство для науки?» или «Знаете ли вы, какая у нас зарплата?» — «Я могу сейчас посмотреть в компьютере, но предпочитаю ответить на все вопросы в конце», — парировал Мединский. И действительно, большую часть времени, пока длились выступления, просидел, гипнотизируя свой iPad, так что в зале даже шептали: «Смотрите, он же нас совсем не слушает!» — что, как выяснилось в итоге, было вовсе не так: слушал, и весьма внимательно. В конце концов, Самый Главный Вопрос, заданный министру, звучал так: при всех возможных оптимизациях работы, которые здесь обсуждались на протяжении двух с лишним часов, стремитесь ли вы сохранить Институт искусствознания?

Мы приводим (с небольшими сокращениями) стенограмму ответа Владимира Мединского. «Поверьте, мне было бы значительно проще принять решение за закрытыми дверями, а вы бы узнали о нем из приказа, вывешенного на входе. И на этом тема бы завершилась, вот и все. Прийти сюда и провести этот непростой разговор мне тяжелее, чем этого не делать. Я пришел сюда для того, чтобы узнать ваше мнение и принять правильное решение, в том числе опираясь не только на мнение Общественного совета, но и на мнение в первую очередь сотрудников института и ученых. Кстати, тут возник вопрос, кто входит в этот совет. Мне тут прислали справку: в него входят директора всех институтов по должности, ректора всех московских вузов по должности и руководители профильных департаментов. <…> По поводу возмутившей многих статьи [Ивлиева] в “Российской газете”: она, наверное, написана достаточно эмоционально, но она написана как эмоциональный ответ на выступление одного из руководителей института. Очень здорово, что этот институт основан в 1943 году. А теперь представьте себе, что было бы, если бы в 1943 году в газете “Правда” руководитель института вступил в публичную дискуссию с руководством страны на тему того… (сильный шум в зале). Я просто хочу сказать, что любые проблемы можно и нужно решать… (шум не стихает). Я могу перестать говорить, мы закончим и дальше перейдем к бумажным ответам.

Я абсолютно убежден, что любые проблемы можно и должно решать в режиме взаимного диалога, взаимного убеждения в своей позиции, а не в режиме так называемой информационной войны. Это то, что предпринималось: публикации в газетах, какие-то там флешмобы — это называется информационная война (под флешмобами министр, вероятно, подразумевал распространение информации о закрытии Института искусствознания в интернете, в частности, в социальных сетях. — Артгид). Смешно, просто смешно. (Голос в зале: «Это гласность!»). Это не гласность, это глупость. Поэтому, поскольку директор института не пришел ко мне, я пришел в институт. И отвечаю вам публично. Я мог ведь изложить свою позицию в “Российской газете” на первой полосе. Я пришел к вам — вот разница в позиции. Все данные для официального ответа Ивлиева были взяты, простите, из официальных отчетов института. Значит, неправильно делаются отчеты. Вот кто-то из выступающих здесь сказал по поводу поездок за границу за счет других вузов (за счет приглашающей стороны. — Артгид). Я пришлю вам финансовый отчет института, где поездки за границу, которые, как я понимаю, были осуществлены на гранты, проведены по статье “бюджет”. Это грубая финансовая ошибка, вот и все. Документы делать умейте бухгалтерские, уважаемое руководство института! (Шум в зале). Уважаемые коллеги, еще раз говорю: хотите дослушать — дослушайте. Теперь по поводу “чистой” науки и прикладной науки: я бы не хотел вдаваться в то, наука для министерства или министерство для науки. Что мы с вами занимаемся софистикой? Вопрос в другом. Все мы работаем для людей. И мы, министерство, и вы, ученые. Мы работаем для людей, для общества. В той степени, в которой в обществе востребована фундаментальная наука, в той степени наш долг как министерства эту фундаментальную науку поддерживать. Для этого необходимо лишь, чтобы вы предоставили нам правильно оформленный научный план и руководство института доказало, что вот это и вот это — важно, у нас есть соответствующие специалисты и мы подготовим высокого качества работу и не будем издавать тома в стол. И тогда эта фундаментальная наука будет поддержана министерством. Мы — лишь инструмент.

Второй поток — это государственный заказ. Я получил справки, пока здесь сидел, — я не просто так ковырялся в iPad, а все время запрашивал информацию. Для начала — о зарплате. Средняя зарплата, согласно вашей бухгалтерии, составляет 14 500 рублей у научных сотрудников и 17 000 у ненаучных. Много это или мало? Конечно, на эти деньги прожить в Москве… непросто, скажем так. Прожить можно, но непросто. Поэтому люди работают в трех местах. Заинтересованы ли мы в этом? Нет. Мы заинтересованы в том, чтобы люди получали больше денег в одном месте. Далее — по конкурсам. В 2012 году на НИОКР предусмотрено 105 миллионов рублей. Из них три московских НИИ [находящихся в ведении Минкульта], сюда не вошел Институт реставрации, освоили аж восемь с половиной миллионов. <…> Я говорю о заказах, которые размещал мой предшественник. Я как министр еще ни одного заказа не разместил, ни одной сметы в отношении науки не подписал. Очень правильно здесь сказала Наталия [Сиповская] —  не знают о вашей работе, просто не знают в министерстве! Это, коллеги, ваши проблемы. Вы можете пыжиться и изъясняться метафорами, но когда о моей работе не знает президент — это моя проблема! Моя! А когда о вашей работе не знают в министерстве, которое платит деньги, — это ваша проблема. Не ваша как ученых, а ваша как институции. Вот и все, давайте точки над i расставим. Поэтому, безусловно, задача руководства института — сделать так, чтобы заказы шли в институт, чтобы фундаментальные исследования поддерживались, и постоянно иметь контакт с заказчиком. Постоянно. Иначе грош цена вам как менеджерам. <…> Теперь по поводу вопроса, который задавали мне здесь постоянно с целью получить от меня прямой ответ: намерен ли я сохранить институт. Намерено ли министерство сохранить институт, будем корректными. Я считаю, что самым главным для нас является сохранение дееспособного коллектива. Самым главным для нас является сохранение научного потенциала института. В каком формате — будет ли это один, два, три, четыре института, — я вам сейчас гарантированно не скажу. Потому что рабочая группа не завершила свою работу. Потому что окончательные решения не приняты. Но тот разговор, который мы здесь провели, — он очень многое мне дал для понимания происходящей ситуации. И решения эти будут приняты в ближайшее время. Я склоняюсь к тому, что резких движений делать не нужно, и нужно дать возможности каждому из институтов по новой схеме, которая существует, по инициативной схеме доказать свою дееспособность и востребованность. А моя задача заключается лишь в том, чтобы создать условия для развития. В том числе и для развития гуманитарной науки. А не в том, чтобы искусственно что-то сохранять или искусственно что-то разрушать».

На этом Владимир Мединский свое выступление закончил и уехал. А советник президента по культуре Владимир Толстой остался рассказывать сотрудникам института о трудностях воплощения в жизнь поручения Владимира Путина о повышении зарплат в бюджетных учреждениях культуры.