Олеся Авраменко, Галя Леонова. Её жизнь в искусстве: образование, карьера и семья художницы конца ХIХ — начала ХХ века

Книга искусствоведов Олеси Авраменко и Гали Леоновой, вышедшая в издательстве Музея «Гараж», представляет собой социальную историю жизни художниц конца XIX — начала ХХ века. Исследовательницы обращаются к мемуарам и личным документам, к автопортретам, позволяющим увидеть, как сами художницы воспринимали себя и свое положение в обществе, подробно описывают контекст, в котором происходило профессиональное становление женщины в искусстве. С любезного разрешения издательства публикуем главу, посвященную Софье Кувшинниковой.

Софья Кувшинникова. Плёс. 1895. Холст на картоне, масло. Фрагмент. Плёсский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник

Художница-пейзажистка Софья Петровна Кувшинникова (1847–1907) значительно более известна как представительница московской богемы последней трети XIX века, вошедшая в историю искусства скорее как прототип героини чеховского рассказа «Попрыгунья».

Переключение фокуса внимания с ее творчества на ее образ жизни весьма любопытно. Этот фокус подсвечивает патриархальную оптику рубежа веков: во-первых, нарушение общественных устоев женщиной порицается в обществе значительно строже, чем мужчиной. Оттого чеховский герой художник Рябовский (как и его реальный прототип Исаак Левитан) не подвергается осуждению за то, что вступает в отношения с замужней женщиной. Главной героиней произведения, главным отрицательным персонажем и собственно носительницей имени нарицательного «попрыгунья» становится именно женщина. То есть ответственность за отношения общественное мнение перекладывает на нее.

Во-вторых, сам фокус внимания Чехова на героине, личность которой выражается через отношения с мужчинами, а не через отношение к профессии, например, подчеркивает традиционные взгляды даже самой просвещенной части российского общества на женскую социальную роль.

Таким образом, Софья Кувшинникова — единственная в нашей книге женщина-художница, которая вела в императорской России по-настоящему богемный образ жизни и открыто нарушала общественную норму, не своими работами, но поведением.

Кувшинникова родилась в семье крупного чиновника П.Н. Сафонова. Получила домашнее образование, характерное для ее сословия: в него входили чтение, музыка, но неожиданно добавилась охота, так как отец был заядлым охотником. Впоследствии она вышла замуж за товарища отца, одного из натурщиков и героев картины Василия Перова «Охотники на привале» (1871, Государственная Третьяковская галерея), полицейского врача Дмитрия Павловича Кувшинникова.

Первые живописные опыты Кувшинниковой относятся к 1886 году, когда она была зрелой замужней женщиной. С 1888 года она начала регулярно представлять свои работы на ежегодных выставках Московского общества любителей художеств. На первой же ее дебютной выставке один из ее этюдов «Внутренность древней церкви в Плёсе» (1888, Государственная Третьяковская галерея) был куплен Павлом Михайловичем Третьяковым.

Container imageContainer image

Близкими друзьями семьи Кувшинниковых были художники-передвижники, мастера жанровой картины и критического реализма: Василий Перов, Илья Репин, Василий Суриков. Сама Кувшинникова как живописец более тяготела к пейзажу, наименее социально ориентированному, наименее повествовательному или назидательному жанру, и навсегда осталась лирической пейзажисткой. Она рассуждала о своей живописи не в передвижнических, а скорее в модернистских категориях, говоря об осознанном отвержении сюжетности, фигуративности и нарратива. Наоборот, ближе всего ей было созерцательное, почти импрессионистское постижение самого пейзажного материала, природы:

«Жаль печальных критиков, которые на выставках только и обращают вниманье на людские фигуры и часто бессодержательные жанры, а о пейзаже в своих заметках иронически говорят: “Небеса голубые, небеса серые, березки, первый снег, последний снег — все это скучно, скучно!” Бедные люди! А между тем, все это так вечно, так мощно, что переживет всех нас! Какой-нибудь владелец крохотного кусочка земли любит свой жалкий лесок, свой садик, уверяет, что у него “чудный вид”. И сколько бы лет он ни смотрел на этот вид, он его любит, любит и это деревце и этот пруд, то озаренный ярким солнцем, то облитый тихим светом луны…»

В квартире Кувшинниковых в Малом Трехсвятительском переулке в Москве по средам собирался салон, в котором встречалась богемная публика: актеры Наталья Ермолова, Александр Ленский, Александр Южин-Сумбатов, литераторы Антон и Михаил Чеховы, Татьяна Щепкина-Куперник, Сергей Глаголь (Голоушев), художники Исаак Левитан, Василий Перов, Илья Репин (во время приездов в Москву), Федор Рерберг, Антонина Ржевская, Алексей Степанов.

В 1886 году — по разным версиям, это сделали либо братья Чеховы, либо друг семьи, художник Алексей Степанов — в салон Кувшинниковых пригласили художника Исаака Левитана. Кувшинникова начала брать у него уроки живописи и, довольно скоро сблизившись с ним, стала его любовницей, оставаясь при этом в законном браке со своим супругом. Однако привычные журфиксы — приемные среды Кувшинниковых — продолжались одновременно в обществе мужа, Левитана и гостей.

Вместе с Левитаном и Степановым Кувшинникова несколько лет подряд выезжала на летние этюды, совершив среди прочего большое путешествие по Оке и Волге в 1888 году, и подолгу жила в Плёсе, возвращаясь сюда неоднократно. Целое лето художники проводили в экспедициях: они селились в крестьянских избах, работали на пленэре и охотились.

Отношения Кувшинниковой и Левитана длились восемь лет, при этом Кувшинникова продолжала оставаться замужней женщиной. Антон Павлович Чехов описал эти отношения в рассказе «Попрыгунья», выведя Кувшинникову в образе главной героини произведения Ольги Ивановны Дымовой.

Container imageContainer image

По сюжету чеховского рассказа Ольга Ивановна Дымова — поверхностная, склонная к богемному образу жизни женщина. Она немного занимается живописью, немного музыкой. Она неглубокая, но небесталанная, увлечена лишь общением с творческими и знаменитыми людьми. Она замужем за тихим и трудолюбивым доктором с блестящими научными перспективами:

«Она пела, играла на рояли, писала красками, лепила, участвовала в любительских спектаклях, но все это не как-нибудь, а с талантом; делала ли она фонарики для иллюминации, рядилась ли, завязывала ли кому галстук — все у нее выходило необыкновенно художественно, грациозно и мило. Но ни в чем ее талантливость не сказывалась так ярко, как в ее уменье быстро знакомиться и коротко сходиться с знаменитыми людьми. Стоило кому-нибудь прославиться хоть немножко и заставить о себе говорить, как она уж знакомилась с ним, в тот же день дружилась и приглашала к себе. Всякое новое знакомство было для нее сущим праздником».

Именно этот неослабевающий фокус на «артистическом» общении взамен усердной, регулярной и самоотверженной творческой работы, судя по фабуле рассказа, беспокоил Чехова в этом обществе (и в самой Кувшинниковой) больше всего. Левитан, выведенный в рассказе в образе художника Рябовского, долгое время был близким другом Чехова; возможно, поэтому автор и описал своего героя более сострадательно, закрывая глаза на многие его недостатки. Рябовский в рассказе — однозначно талантливый и даже гениальный, переменчивый в настроении, но усердный в работе. Он быстро устает и склонен к меланхолии. По сюжету рассказа Рябовский соблазняет молодую ученицу.

Публикация чеховского рассказа вызвала настоящий скандал, и Левитан, будучи человеком импульсивным, даже собирался вызвать друга на дуэль. Усилиями общих знакомых дуэли удалось избежать, однако отношения с Кувшинниковой дали трещину. После расставания с Левитаном художница продолжала работать, собирать у себя журфиксы и выставляться на выставках. Единственный атрибутированный автопортрет Софьи Кувшинниковой (коллекция Дома-музея А.П. Чехова, точная дата написания не известна) передает ощущение собственной профессиональной неуверенности, дилетантизма. Считавшая себя приверженкой пейзажа, Кувшинникова пишет себя в обрамлении гербария из летних трав и цветов, будто стилизуя автопортрет под страницу из девического дневника с личными фотографиями, вырезками из книг или газет, записками, засушенными травами. Своим небольшим размером эта работа напоминает журнальную страницу. Художница отводит собственному лицу не более 1/10 пространства, уводя его в правый нижний угол, сосредоточивая значительно больше внимания на изображениях полыни, васильков, рябины, папоротников, конского щавеля, пижмы и ромашек, выписанных с ботанической точностью.

Container imageContainer image

Манера изображения себя на этом автопортрете усиливает впечатление образа Кувшинниковой как наивной любительницы. Художница, которой на момент написания автопортрета было никак не менее 32 лет, изображает себя юной девушкой, кокетливо повернувшейся к зрителю вполоборота. Кудри словно ветром растрепаны вокруг лица, плечи оголились из-под красного платья, и Кувшинникова, похоже, в этом автопортрете любуется сама собой. В отличие, например, от автопортрета Башкирцевой или Сухово-Кобылиной, мы не видим здесь атрибутов художницы-профессионала: ни палитры, ни кистей, ни рабочего платья-халата, ни попытки запечатлеть себя в момент жизненного триумфа. Предположим интимный характер этого автопортрета, который предназначался другу сердца, любовнику и главное, учителю — Исааку Левитану в подарок от вечной ученицы.

Решение автопортрета, однако, и сегодня воспринимается как очень смелое и новаторское: Кувшинникова смещает изображаемое от центра в нижний правый угол, оставив левый верхний край полотна темным. Себя же она изображает в наивном, сниженном жанре (будто девушки-институтки в дружеских альбомах), что для замужней женщины было нехарактерно и провокационно.

Всю жизнь Софья Кувшинникова считала себя «талантливой дилетанткой». Но несмотря на постоянно упоминаемое в автобиографических записках дилетантское самоощущение, она практически ежегодно начиная с 1888 года выставляла свои работы на выставках Московского общества любителей художеств (на которых, к слову, выставлялся одновременно и ее учитель Левитан), а также участвовала в Передвижной выставке в 1904 году.

После смерти мужа художница жила скромно, если не сказать бедно, так как далеко не на каждой выставке удавалось продавать работы. Она умерла осенью 1907 года.

Читайте также


Rambler's Top100