Зебальдиана
За свою относительно короткую жизнь Винфрид Зебальд создал несколько романов и сборников эссе. Этого хватило, чтобы вписать себя в историю литературы и, что важнее, продолжить разговор о последствиях Второй мировой войны в немецком обществе, о Холокосте, бомбардировке немецких городов союзными силами, реакции на это литературы и о том, как работает память. «Артгид» вспоминает, как книги Зебальда нашли отражение в современном искусстве и выставочных практиках.
Винфрид Зебальд. Фото: IMAGO / Leemage. Источник: exberliner.com
В конце февраля о Винфриде Зебальде стали вспоминать заметно чаще. В постах или в разговорах с глазу на глаз возникала фигура немецкого писателя, который пусть и не застал в сознательном возрасте Вторую мировую войну (он родился в Германии в 1944 году), но посвятил большую часть из написанного именно ей. Точнее — механизмам памяти, заставляющим нас помнить или, наоборот, забывать жуткие события тридцатых и сороковых годов. В этих разговорах всплывал (и продолжает всплывать) образ «нашего» Зебальда, который рано или поздно должен появиться на литературном горизонте, будто сама история взывает к его появлению. Впрочем, было бы опрометчиво ждать его появления здесь и сейчас. Вероятно, он только родился или же вовсе не появился на свет: кажется, именно временная дистанцированность от войны позволила Зебальду без препятствий писать о ней — о писателях, которые приняли или сохранили нейтралитет по отношению к нацистской власти, о разрушениях немецких городов или мучительных поисках собственной семьи.
Вероятно, эта дистанция и в то же время принадлежность к немецкому народу и культуре позволила посмотреть на войну и ее последствия остраненно. «Странный» взгляд обнаруживается буквально на первых страницах зебальдовских художественных текстов, где читатель увязает порой в скучных, но всегда методичных описаниях вокзалов, поездов, интерьеров и, собственно, путешествий. За этими долгими и подробными описаниями всегда стоит разговор о памяти — коллективной, индивидуальной, едва хранящей в себе события прошлого, очень недостоверной, к которой следует подходить с изрядной долей сомнения.
![](https://cdn-static.artguide.com/uploads/ckeditor/pictures/9946/content_01.jpg)
Это сомнение рождается из несоответствия текста и фотографий, которые Зебальд помещает в свой роман. Например, для «Аустерлица» (главного героя романа зовут Жак Аустерлиц) он собирает архивные фото, для «Колец Сатурна» делает снимки на береговой линии Британии. Но фотографии — точный свидетель реальности — всегда оказываются не самым надежным рассказчиком. Особенно это чувствуется в «Аустерлице», когда снимки вокзалов и других зданий сменяются снимками людей. Читателю остается лишь гадать — а был ли на самом деле Аустерлиц? Точно ли эти люди на фотографиях — его родственники? Или художественный вымысел распространяется не только на текст, но и на изображения?
Фотографии, сделанные или найденные Зебальдом, можно легко представить на выставке. От его снимков Британии веет английским романтизмом; другими изображениями он намеренно вводит читателя или, лучше сказать, зрителя в заблуждение. Так, часто полагают, что кабинет Аустерлица из одноименного романа является кабинетом Зебальда — однако это рабочее место одного из его коллег. Как метко замечает Сьюзен Зонтаг в эссе, посвященном немецкому писателю, эти тексты остаются художественными, постоянно отсылая читателя к реальности:
«Тем не менее эти книги требуют, чтобы их читали как вымышленные. Они и в самом деле вымышлены, и не только потому, что многое в них, как мы с полным основанием полагаем, начисто выдумано или полностью переиначено, поскольку немалая часть рассказанного существовала в реальности — имена, места, даты и прочее. Вымысел и реальность вовсе не противостоят друг другу. Одна из главных претензий английского романа — быть подлинной историей. Вымышленной книгу делает не то, что история в ней не подлинная, — она как раз может быть подлинной, частично или даже целиком, — а то, что она использует или эксплуатирует множество средств (включая мнимые или поддельные документы), создающих, по выражению теоретиков литературы, “эффект реальности”. Книги Зебальда — и сопровождающие их иллюстрации — доводят этот эффект до последнего предела»[1].
![](https://cdn-static.artguide.com/uploads/ckeditor/pictures/9947/content_02.jpg)
Можно было бы сказать, что у нас есть «свой» Зебальд — Катя Петровская. Ее роман «Кажется Эстер» во многом перекликается с тем, о чем говорил немецкий писатель. Сама Петровская, у которой украинско-еврейско-русско-польские корни, сейчас живет в Германии, и ее роман написан на немецком языке. Долгое время он не выходил на русском и только силами переводчика Михаила Рудницкого увидел свет в России. Текст Петровской — это уже во многом классический роман-путешествие европейского интеллектуала, с переменным успехом пытающегося реконструировать прошлое. Перечисление всех предков Петровской заняло бы не один абзац: прадед Озиель Кржевин (который учит глухонемых детей в Варшаве, а потом в Киеве), двоюродный дедушка Иуда Штерн, бабушка Роза и Кажется Эстер. «Кажется», потому что никто не помнит, как ее звали. И никто не помнит, как точно она погибла — в Бабьем Яре или по пути к нему? Проза Петровской, тем не менее, отличается от зебальдовской. Иногда ее неспешный стиль срывается в поток сознания — и предложения уже занимают одну, а то и две страницы. И внутри всегда находишь приметы современности, как, например, упоминания соцсетей, вынесенные в названия глав, или другие детали, которые выдают свежесть книги. Правда, Петровская вслед за Зебальдом пишет о событиях минувших дней, все еще резонирующих с современностью. Так или иначе, в ожидании нового Зебальда остается перечитывать старого (и не только его), делать заметки на полях, писать комментарии, тексты «по мотивам» и делать выставки.
Последние могут быть вариациями на тему — так выглядела выставка 2006 года «Кольца Сатурна» в галерее Тейт, своим названием отсылающая к роману писателя. На ней были представлены работы Стивена Клейдона, Томаса Зиппа, Дэвида Нунана, Дэвида Войнаровича, Натали Дьюберг, Дороты Юрчак, Томаса Хелбига, а также Сола Флетчера. «Кольца Сатурна» во многом оказалась предельно английской выставкой, где нашлось место и меланхолии, и путешествиям по берегам Британии. Затем Зебальд исчезает из поля современного искусства почти на десять лет. В «Вариациях Зебальда» — выставке, прошедшей в 2015 году в Центре современной культуры в Барселоне, писатель вновь становится центральной фигурой, к которой тянутся смысловые нити разных работ: от черных бабочек Карлоса Аморалеса до портрета Зебальда авторства Яна Петера Триппа, от Тревора Паглена до Тарин Саймон. «Вариации» во многом задают форму следующих выставок, в которых будет фигурировать имя писателя. От Зебальда отталкиваются, ищут в его прозе вдохновение, кураторы пытаются найти точки пересечения между его предельно визуальной прозой и работами художников. Во многом книги Зебальда в контексте выставок превращаются в некую совокупность тем, от которых отталкиваются кураторы, подчас забывая о том, что сами тексты Зебальда могли бы оказаться внутри музейной витрины или рамы.
![Container image](https://cdn-static.artguide.com/storage/picture/35478/container_image.jpg)
![Container image](https://cdn-static.artguide.com/storage/picture/35479/container_image.jpg)
Из всех выставок, посвященных Зебальду, выделяется персональная выставка Джейн Бенсон «Песня для Зебальда». Вооружившись ножом, Бенсон вырезала из «Колец Сатурна» почти все буквы, за исключением тех, которые составляют названия нот: до, ре, ми, фа, соль, ля, си. От книги остались многочисленные страницы, напоминающие одновременно и тексты Стефана Малларме с их свободным расположением графических элементов, и работы Марселя Бротарса — «переписанные» фрагменты из того же Малларме. Благодаря Бротарсу мы увидели, насколько визуальная форма текста определяет его прочтение, благодаря Бенсон — как текст может быть музыкальным. Тексты Зебальда в этом смысле превращаются одновременно и в произведения визуального искусства (не в последнюю очередь благодаря оставшимся в тексте фотографиям), и в музыкальные партитуры, которые затем сыграл композитор Мэтью Шикеле.
Проект Бертрана Кавалье «Цемент не горит» обращается к другой книге Зебальда — «Естественная история разрушения». В ней описаны последствия бомбардировки Германии в годы Второй мировой сквозь призму немецкой литературы того времени. Кавалье во многом повторяет художественную манеру Зебальда, запечатлевая на черно-белых фотографиях послевоенную архитектуру, выросшую в разных городах Европы на месте разрушенных строений. Помимо зданий в поле зрения художника также попадают люди, которые живут в восстановленных районах. Он противопоставляет их уязвимость зачастую брутальной застройке городов.
Иначе выглядела выставка All’estero & Dr. K.’s Badereise nach Riva: Version B в галерее Croy Nielsen. Здесь куратор, отталкиваясь от романа «Головокружения», ввел в выставку несколько мотивов из произведения: от путешествия до странных, почти магических совпадений и перекличек. В групповом проекте нашлось место и пасторальным пейзажам Дарио Вокурки, и макетам Оливера Кроя и Оливера Элсера, и рисункам Тесс Ярай по мотивам писем писателя.
![Container image](https://cdn-static.artguide.com/storage/picture/35480/container_image.jpg)
![Container image](https://cdn-static.artguide.com/storage/picture/35481/container_image.jpg)
Отдельного упоминания стоят две выставки, которые прошли примерно в одно и то же время и поблизости друг от друга. Первая — «Линия прямой видимости: восточная Англия Зебальда» в Музее и галерее замка Норвич в 2019–2020 годах. Вторая — «Далеко отсюда — но откуда?» в Центре изобразительных искусств в Сейнсбери. Обе выставки вновь обращаются к «Кольцам Сатурна» — англичанам не занимать самовлюбленности. Проект в Норвичском замке стал объемным исследованием источников вдохновения писателя: от бытовых объектов до картин из других музеев вроде «Гибель корабля Royal James при битве на Солебее» Виллема ван де Велде. И конечно, не обошлось без фотографий из книг самого Зебальда. Вторая выставка представляла собой своеобразное исследование визуальной поэтики писателя.
Возможно, нас ждет очередное возращение к зебальдовской прозе — не только к книгам, но и к его визуальному наследию. И пока за рубежом писатель становится центральной фигурой в проектах художников, музеев или галерей, то в России, вероятно, следует пристальнее вчитаться (и всмотреться) в его книги. Возможно, чтобы наконец приблизить появление своего собственного Зебальда.
Примечания
- ^ Сьюзен Зонтаг. Разум в трауре. // Критическая Масса. 2006. №2. URL: https://magazines.gorky.media/km/2006/2/razum-v-traure.html.