Михаил Майзульс. Между Христом и Антихристом: «Поклонение волхвов» Иеронима Босха
Книга историка-медиевиста Михаила Майзульса посвящена триптиху «Поклонение волхвов» Иеронима Босха и скрытым в нем иконографическим «аномалиям». Что за бородатый человек стоит в дверях хижины? Почему на одеждах темнокожего волхва и его слуги написаны сирены и рыбы, пожирающие друг друга? Чтобы расшифровать послание Босха, автор обращается к средневековой демонологии, антииудейской полемике, астрологическим теориям и апокалиптическим мифам о последних временах и Антихристе. С любезного разрешения издательства публикуем фрагмент главы под названием «Четвертый король: ключ ко всему триптиху».
Иероним Босх. Поклонение волхвов. Ок. 1494. Дерево, масло. Фрагмент. Музей Прадо, Мадрид
Представим, что мы стоим в мадридском музее Прадо перед «Поклонением волхвов». Триптих открыт. И наш взор, скользя по центральной панели, останавливается чуть левее от центра. На пороге хижины стоит человек в красном плаще, который смотрит на младенца Иисуса, сидящего на коленях у матери. Лицо, плечи и грудь этого незнакомца загорелые, а тело необычайно бледно, словно его никогда не касались солнечные лучи. Примерно за 20 лет до этого триптиха Босх написал другое «Поклонение волхвов», которое сейчас хранится в нью-йоркском Метрополитен-музее. Но там никого похожего на четвертого короля еще нет.
Во многих исследованиях, посвященных Босху, можно прочесть, что ни до, ни после него в сценах Богоявления этого странного персонажа не встретить. Он появляется только на копиях или вариациях мадридского триптиха, созданных его учениками и подражателями. И это действительно так. Однако Босх, сколь бы ни были необычны его миры, все равно складывал их из материалов, почерпнутых у предшественников и современников. А у них на «Поклонениях волхвов» встречались фигуры, которые могли быть прообразами загадочного господина в красном или играли похожую на него роль.
Особая роль тут принадлежит Рогиру ван дер Вейдену — одному из самых влиятельных художников XV в. Около 1455 г. он написал триптих с изображением Благовещения, Поклонения волхвов и Принесения во храм, который был установлен в кельнской церкви св. Колумбы. Этот образ быстро стал известен и превратился в модель для других живописцев, граверов и витражных дел мастеров.
В дверях хлева, в котором родился Иисус, стоит бородатый мужчина в тюрбане, с золотой серьгой в ухе и в длинном желтом одеянии. Его можно было бы принять за кого-то из свиты трех королей. Однако он держится очень величаво и скорее напоминает еврейского (вспомним о символике желтого) вельможу. Только не ясно, признал ли он в новорожденном, на которого ему показывает старик, мессию или, наоборот, олицетворяет неверие. Из-за его спины, как у Босха, выглядывают какие-то люди — его собственные придворные или советники?
У ван дер Вейдена на голове человека в желтом тюрбан, а в руках он держит шапку с меховой оторочкой; так и у Босха на голове бородача в красном фантастический тюрбан с терновыми ветвями, а в руке он держит тяжелую корону еще более странной формы. К господину в желтом у ван дер Вейдена обращается седовласый старик; у Босха рядом с мужчиной в красном плаще тоже старик с темным лицом, красным носом и седыми клочковатыми волосами. У ван дер Вейдена из-за спины господина в тюрбане выглядывает человек со вздернутым носом и слегка приоткрытым ртом. Такой же типаж появляется у Босха. Очевидно, что мастер из Хертогенбоса перенес к себе эту группу, но придал всем персонажам более экзотичный и угрожающий вид.
В краснолицем бородаче, который у Босха стоит в дверях хижины, видели первого человека Адама; некоего безымянного еретика; иудея, не признавшего Христа мессией, а потому воплощающего неверие; Сатурна из астрологической символики; персонификацию низшего из металлов, свинца, из символики алхимической; самого Мессию как «мужа скорбей», о котором говорил пророк Исайя: «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом» (Ис. 53:3-4).
По еще одной версии, это языческий прорицатель Валаам из города Пефор на Верхнем Евфрате. В его предсказании «Вижу Его, но ныне еще нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова, и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых» (Числ. 24:17) — христианские богословы нашли указание на Вифлеемскую звезду и рождение Христа. На исходе Средневековья подробнее всего о волхвах, чудесной звезде, которая привела их в Иерусалим и Вифлеем, и о том, что случилось с ними после возвращения в далекие царства, можно было узнать из «Истории трех царей» немецкого кармелита Иоанна Хильдесхаймского (между 1310 и 1320–1375 гг.). Он начинает рассказ как раз с пророчества Валаама. По его словам, иудеи называют его не пророком, а вещуном, и утверждают, что он предрекал будущее с помощью дьявольского колдовства. Христиане же видят в нем первого из пророков-язычников, который обращался к язычникам (propheta gencium ex gentibus) и возвестил им о грядущем рождении Спасителя. Тем самым он проложил дорогу волхвам — язычникам, признавшим Иисуса мессией.
В других текстах — например, в «Общепринятой глоссе» (Glossa ordinaria), официальном своде комментариев к Библии, который был составлен в XII в., — Валаама оценивали не столь позитивно. Там он был представлен как идолопоклонник и колдун, специалист по проклятиям, якшавшийся с демонами. Однако Господь избрал его одним из своих пророков и через него возвестил о грядущем боговоплощении.
По гипотезе, которой, в частности, придерживается историк Вальтер Бозинг, Босх изобразил в дверях хижины именно Валаама. «Но Валаам в “Поклонении волхвов” выступает не только предтечей волхвов — у него здесь еще одна, и более незавидная, роль. Хотя он отказался выполнить просьбу Валака и проклясть израильтян, впоследствии он все же вступил в сговор с моавитянами, чтобы склонить “сынов Израилевых к отступлению от Господа”, т. е. к идолопоклонству. В Средние века его воспринимали не только как пророка, но и как ересиарха, основателя ложного вероучения. Потому-то художник и поместил его в полуразрушенный хлев […] Образом этого “растлителя умов” и лжепророка Босх еще раз напоминает нам о противопоставлении христианской Церкви и иудейской Синагоги». Даже если в библейской традиции и христианской экзегезе язычник Валаам балансировал на грани избранности и отверженности, остается неясным, зачем Босх стал бы его изображать в столь зловещем и странном обличье. Ведь в сцене Поклонения волхвов он выступает как пророк, возвестивший о рождении мессии в роде Иакова, а не как языческий колдун и тем более не как враг Христа.
Британский историк искусства Эрнст Гомбрих в 1969 г. предположил, что человек в красном плаще — царь Ирод Великий, который, узнав о рождении соперника — царя иудейского, приказал истребить всех младенцев в городе Вифлееме, где тот появился на свет (Мф. 2:16). Хотя в соответствии с евангельской историей Ирод остался в Иерусалиме, по одной из средневековых легенд, он тайно последовал за волхвами. Потому Босх, по версии Гомбриха, изобразил его в дверях хижины, а стоящие за ним мрачные персонажи — это его жестокие слуги и иудеи, которые, в отличие от язычников-волхвов, не признали в младенце мессию.
По другой, самой правдоподобной, гипотезе, которую в 1953 г. выдвинула немецкая исследовательница Лотта Бранд Филип, а потом скорректировали другие историки, перед нами еврейский мессия — т. е., с точки зрения христиан, лжемессия, сам Антихрист. А зловещие персонажи, которые прячутся внутри хижины, — это не свита волхвов и не шпионы Ирода, а слуги Сына погибели. Кроме того, все они, вероятно, олицетворяют Синагогу — еврейский мир, который отказался признать в Иисусе мессию и обрек его на смерть. Дебра Стриклэнд, следуя той же логике, писала, что современники Босха могли видеть в этой фигуре одновременно Ирода и Антихриста. К примеру, калабрийский аббат-визионер Иоахим Флорский (ок. 1135–1202), чьи пророчества повлияли на всю средневековую апокалиптику, называл Ирода первым предтечей Антихриста.
Если человек, стоящий в дверях хижины, — Антихрист, это значит, что Босх перебросил мост от первого пришествия Христа к последним временам, когда, как учили многие поколения богословов, случится финальное столкновение между Церковью и силами тьмы. Художник ввел в радостно-триумфальное действо (ведь поклонение волхвов — это первое явление Спасителя) сумрачного антипода Христа. По версии Филип, эта фигура воплощает силы зла, которые с самого начала угрожают богочеловеку, а через него — всем христианам.
В средневековой картине истории первое и второе пришествие Христа действительно были связаны. К примеру, английский монах Мэтью Пэрис (ок. 1200–1259) на полях своей «Большой хроники» изобразил Деву Марию на ложе, за ее спиной — ясли, в которых лежит новорожденный Иисус, а за ними — вола и осла. Под этим рисунком он сделал подпись: когда пройдет дважды по 600 и еще 50 лет после рождения сына Девы, родится Антихрист, «исполненный дьявола» (Tunc Antichristus nascetur daemone plenus).
Такие подсчеты опирались на предсказания Иоахима Флорского. Он учил, что около 1260 г. от Рождества Христова эпоха Сына, при которой родилась Церковь, должна смениться эпохой Святого Духа. Она принесет более полное понимание Библии и обновление Церкви. А незадолго (вероятнее всего, за 3,5 года) до ее наступления явится Антихрист. Иоахим видел в нем не одного человека, а череду врагов веры. В его представлении, зло могло воплотиться как в императоре-тиране, подобном Нерону, так и в еретическом псевдопапе, подобном Симону Магу — отцу всех ересей. Иаков Ворагинский в первой главе «Золотой легенды», посвященной пришествию Христа в этот мир, поместил и пространное рассуждение о знамениях последних времен, царстве Антихриста и Страшном суде. «Вторым видом предшествующих Суду событий будет ложь Антихриста. Ибо он попытается обмануть всех четырьмя способами. Во-первых, лукавым убеждением или ложным толкованием Писания. Ибо он постарается доказать и подтвердить Писанием, что он и есть обещанный в Законе Мессия. […] Во-вторых, Антихрист будет обманывать чудесами, как написано в Послании к Фессалоникийцам: “Того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою, и знамениями, и чудесами ложными”. […] В-третьих, Антихрист будет обманывать дарами, как сказано у Даниила: “И даст власть над многими, и землю раздаст в награду” (Дан. 11:39). […] В-четвертых, Антихрист подвергнет мучениям, как написано у Даниила: “И он будет производить удивительные опустошения, и успевать, и действовать” (Дан. 8:24)».
В отличие от дьявола, которого можно сразу узнать почти на любом средневековом изображении, иконография Антихриста была чрезвычайно изменчива. В разных сюжетах он представал в разных обличьях и «масках», призванных обманом привести народы к повиновению. Мы видим его полностью зооморфным: как зверя, поднимающегося из бездны (Откр. 11:7), или семиглавого зверя, вышедшего из моря (Откр. 13:1–8). Часто он предстает в облике человека: как лжепророк, лжемонах или лжеепископ, стремящийся совратить людей своей мнимой праведностью и пагубными речами; как тиран, восседающий на престоле; как рыжеволосый гигант, убивающий пророков Илию и Еноха, восставших против его сатанинской власти. Наконец, его нередко представляли в облике монстра: гибрида человека и зверя или человека с тремя сросшимися лицами. Однако фигура, которую Босх написал в дверях хлева, не похожа на изображения Сына погибели, которые бытовали в его эпоху и в предшествующие столетия. А потому мы можем предполагать, что это именно он, но доказать это, увы, крайне сложно.
