Джонатан Крэри. Климат-контроль

Профессор истории и теории современного искусства Колумбийского университета Нью-Йорка Джонатан Крэри известен и в России — его монография «Техники наблюдателя» вышла в 2014 году в издательстве V–A–C press. Год назад в журнале October (весна 2019) опубликована статья Крэри, в которой он рассуждает об эволюции отношения к проблемам экологии в среде западных интеллектуалов и о том, почему проблему климата невозможно отделить от угроз милитаризма, экономического неравенства, закрытия границ, массовых арестов, сексуального насилия, расизма, политического террора и расцвета пещерного национализма. Теперь обо всем этом можно прочитать по-русски.

Коллаж: Артгид. Источники изображений: hive.news (коллаж на основе Fotos Preto E Branco (1960-е)), i-d.vice.com

В 2006 году Джорджо Агамбен опубликовал эссе под названием «Что такое аппарат?». Ответ, данный им на собственный вопрос, пугающе широк и включает в это понятие чрезвычайно много: «Аппарат — это, если понимать буквально, нечто, что тем или иным образом способно фиксировать, упорядочивать, определять, перехватывать, контролировать или делать безопасными жесты, поведение, мнения или дискурсы живых существ»^[1]. Рецепт, заимствованный из поваренной книги Фуко: аппараты — это то, где и как живые существа становятся субъектами. Они, говорит нам автор, существовали уже давным-давно, многие тысячи лет, но именно «последняя фаза капиталистического развития, в которой мы живем, — это не что иное, как масштабный рост числа аппаратов и их повсеместное распространение».

Я хотел бы предварительно исследовать следующую гипотезу: то, что сейчас обычно именуется масс-медиа, — это часть процесса, который Агамбен рассматривает как рост числа аппаратов. Для этого я сосредоточусь на одном, но существенном моменте, который проходит через всю систему масс-медиа: разнородные, но так или иначе присутствующие повсюду упоминания об изменении климата и/или глобальном потеплении. Я имею в виду не переживание на собственном опыте, а другие способы, благодаря которым эти термины получают обширное дискурсивное, информационное, аффективное и сенсорное существование, — огромное количество цифр, химических соединений, графиков, видео, сильно разнящихся между собой прогнозов, фотографии ледников, наводнений и коралловых рифов, так называемые экспертные заключения, разнообразные варианты будущих катастроф, обрисованные признанными учеными, или высказанные скептиками варианты менее гнетущие и т. д. Их существование не зависит от экологических разрушений, действительно имеющих место в материальном мире. Я просто хочу напомнить, что такая разнообразная, постоянно меняющаяся конструкция, которая существует благодаря печатным и электронным масс-медиа, способна, по словам Агамбена, «захватывать, упорядочивать и определять способы поведения». Эта противоречивая и многокомпонентная система не столько подвигает к выступлениям в политической и социальной сфере, сколько — гораздо чаще — парализует действия, сеет смуту и фактически подкрепляет энергию существующих институций, что влечет за собой разрушительные последствия. И даже декларация «Это всё меняет!» может в конечном счете оставить ситуацию неизменной. Если задать этой масс-медийной сущности вопрос «Что надо сделать?», любой ответ неизбежно окажется недостаточным или неадекватным. Мы обнаруживаем себя в ситуации, где, например, ожесточенные дебаты о том, как назвать новую геологическую эпоху, получают неоправданно большую значимость и уводят нас в сторону от сути дела; где предполагается, что социальная теория требует разбираться в глобальных температурных аномалиях. И как следствие, все сложнее и сложнее отыскать основание, которое позволит договориться относительно коллективных действий.

Смерч, поднявший горячую золу и угли. 2019. Санта-Барбара, Калифорния, США. Фото: Дэвид Макнью / Reuters. Источник: nytimes.com

Ги Дебор еще в 1971 году осознавал, почему экологический кризис является насущнейшим вопросом, когда речь идет о самом сохранении жизни; осознавал он и то, как проблема загрязнения окружающей среды входит в образы и язык, что приводит к появлению новых форм регулирования и государственного управления. В своем эссе 1971 года «Больная планета», которое долгое время оставалось неопубликованным, он показал, как пагубные последствия капиталистического развития вели к последней роковой черте — и как эта катастрофа была переосмыслена как спектакль, что подтверждает способность системы разрешить кризис и обернуть дело к лучшему^[2]. Дебор воспроизводит исторический лозунг «Революция или смерть» — но на кону оказываются не жизнь и смерть отдельных людей или общественных движений, а жизнь и смерть целой планеты. К сожалению, другие левые интеллектуалы в начале 1970-х рассматривали экологический кризис как способ отвлечь внимание от антивоенного движения и борьбы за освобождение. Их опасения имели под собой некоторые основания, но левые радикалы в то время не сумели понять, что именно вьетнамская война выявила в самом средоточии западного империализма установку на уничтожение природы. Они упустили уникальный исторический шанс объединить экосоциалистическую критику капитализма с энергией антисистемных массовых движений. К 1980-м годам, когда многие из тех, кто придерживался левых взглядов, превратились в постмодернистов и постструктуралистов, было принято снисходительно и слегка свысока смотреть на людей, которые заговаривали о природе или окружающей среде. Ничто не демонстрирует слепые зоны этой фазы развития мировой интеллектуальной культуры так наглядно, как работа Деррида «Призраки Маркса» (1993), где он перечисляет десять «язв нового мирового порядка»^[3] — неолиберализма. В их число входят безработица, проблема внешнего долга, торговля оружием, межэтнические войны и «государства» мафиозных кланов, но нет ни единого намека хоть на что-то, что было бы связано с грядущей экологической катастрофой, на вклад капитализма в массовое вымирание видов и уничтожение жизни.

И сейчас, в XXI веке, пока все идет неплохо, важно увидеть, что можно сделать в долговременной перспективе, чтобы сгладить или преодолеть губительные последствия глобального капитализма и найти для этого способы, которые не вдохновляют сторонников альтернативных или революционных практик. Сегодня легко упустить из виду, насколько сильно интернет-технологии сплетены с планом Америки утвердить свое военное превосходство — которое с 2001 года все усиливается. Отдельные исследования группы Retort collective (среди ее членов Т. Дж. Кларк и Джозеф Мэтьюс), приведенные в их книге 2004 года «Пострадавшие энергии», чрезвычайно актуальны и сейчас, прежде всего их дискуссия о роли масс-медиа после событий 11 сентября^[4]. Они настаивали на том, что важнейшая составляющая глобализации — это всемирная милитаризация. Под этим они понимали не просто возникновение стратегии «перманентной войны», но тот факт, что перманентная война всегда стремится стать повседневностью, стать невидимой именно за счет своей распространенности и обыденности. Чтобы обеспечить поддержку населения, бесконечную череду военных вторжений нужно преподносить как «нормальную составляющую внешнеполитической жизни страны». Таким образом, исследователи подчеркивали принципиальную важность масс-медийных аппаратов — на них опиралась эта нормализация и они поддерживали безразличие общества по отношению к гибельному опустошению отдаленных регионов, откуда бежали люди.

Тасмания. Начало аномально жаркой зимы. Фото: Бонни Джо Маунт. Источник: washingtonpost.com

В сущности, в ситуации войны проще расхищать природные ресурсы, закреплять за собой рынки или использовать дешевый труд переселенцев. В 2004 году авторы Retort collective описали двухчастную стратегию: создание нефункциональных государств и провоцирование нестабильности в отдаленных регионах или использование других, менее деструктивных и меньше связанных с насилием методов создания бессильных граждан и послушных потребителей. Нет сомнений, что сейчас они бы отметили: начиная с экономического кризиса 2008 года разнообразные проявления государственного террора и экономической беспощадности последовательно входят в обиход и все более и более решительно направляются против локальных общин и местных жителей. Теперь мы можем увидеть и другие отличительные черты эпохи «после 11 сентября», которые не были очевидны в то время. Разрастание государства, непрерывно ведущего войну, приблизительно совпало с внедрением интернета 2.0. Последствия этого оказались многообразны, но самые примечательные из них — это интенсификация цифрового потребления, сильное размывание и постепенное исчезновение общественных сфер и невозможность использовать интернет для антивоенной мобилизации. Вдобавок, поначалу не было непосредственно очевидно, что интернет 2.0 оказался полностью совместим со значительным расширением мер безопасности и контроля, делая их не только средством деполитизации и отъема власти, но и средством экспоненциально возрастающего сбора данных и цифровой слежки.

Поскольку в основных масс-медиа бесконечная война сделалась нормой, мы уже видим, что глобальное потепление перестали отрицать и даже недооценивать; оно изображается как неотложная проблема, которая может быть решена только благодаря масштабным технологическим контрмерам. Это еще сильнее подавляет какой бы то ни было активизм и прокладывает пути к посткапиталистическому миру. После последнего отчета Межправительственной группы экспертов по изменению климата (октябрь 2018) мы очень часто слышим высказываемые на полном серьезе заявления, что для спасения планеты необходим некий аналог Манхэттенского проекта, и на деле большинство предложенных геоинженерных планов предполагают использование вооруженных сил США. К сожалению, милитаризация климата уже началась: мы видим, как вызванные потеплением засуха и голод в Йемене приводят к масштабному вооружению, а одна из целей введения новых санкций относительно Ирана — усугубить существующий в стране недостаток воды. Но это становится привычным, становится незаметным или нерелевантным в современном медийном ландшафте. Это ситуация, в которой принципиально важно, что активизм, занимающийся экологическим кризисом, невозможно отделить от продолжающейся битвы против милитаризма, экономического неравенства, закрытия границ, массовых арестов, сексуального насилия, расизма, политического террора и расцвета пещерного национализма. И мы должны сопротивляться именно напрашивающимся фантазиям о «возобновляемой» или чистой энергии или о предложенном недавно зеленом «Новом курсе» в политике. Все это поддерживает разрушительную добычу ресурсов на Глобальном Юге, иллюзию бесконечного экономического роста и расширение сети аппаратов (в понимании Агамбена). Нам больше всего нужны те проекты, которые, в некотором смысле, работают, чтобы разобрать на части или вывести из строя уничтожающие все живое тепловые двигатели и военные машины глобального капитализма.