Мэтью Барни: «Мое искусство — и шифр, и расшифровка»
Имя художника Мэтью Барни наравне с именами Деймиана Херста и Джеффа Кунса известно даже тем, кто в своих интересах далек от современного искусства. Самой известной работой американца является эпический цикл киноскульптур Cremaster, первая часть которого вышла в 1995 году, когда Барни было всего 27 лет. Киноповествования художника замысловаты, как ирландский орнамент, и на первый взгляд как будто лишены сюжета. Большинству зрителей в России его образность непонятна еще и потому, что персональная мифология художника замешана на молоке американской культуры и основывается на глубоко личных фобиях и филиях. Каждый из фильмов цикла Cremaster мыслился Барни как этап масонского посвящения и одновременно как этап развития человеческого эмбриона внутри материнского тела. Мария Кравцова побеседовала с Барни о профессии пластического хирурга, масонах и о том, почему художник предпочитает называть свои фильмы «скульптурами».
Мэтью Барни. Cremaster 5. 1997. Courtesy Gladstone Gallery, New York
Мария Кравцова: Вы поступили в Йельский университет, чтобы стать пластическим хирургом. Но в результате стали художником. Что или кто повлиял на вас, когда вы приняли решение отказаться от перспективной карьеры хирурга и пойти по более непредсказуемому пути?
Мэтью Барни: Я выбрал Йель, когда мне было семнадцать. Прошел все основные курсы, но в глубины профессии не вдавался. Это нельзя назвать карьерной стратегией, скорее неправильный выбор занятия — в молодости со многими случается. С другой стороны, то, чем я занимаюсь, имеет прямое отношение к изучению тела и науке. Так что годы в Йеле оказались важны в этом отношении.
Мария Кравцова: Вашим самым известным произведением является цикл Cremaster. Сremaster externus — самая творческая мышца в мужском организме, она расположена вдоль семенного канатика и поднимает яичко. Как возникло это название?
Мэтью Барни: Я сделал первые части Drawing Restraint еще до Cremaster. Drawing Restraint представляет собой более простое описание творческого процесса, чем Cremaster, но тема их объединяет. И то и другое — попытки нарисовать карту творчества через использование некоей сексуальной энергии. Когда я рассказал об идее другу врачу, с которым мы вместе росли в Айдахо, он посоветовал мне обратить внимание на эту мышцу и сказал, что она действует похожим, творческим образом и легко сыграет роль в моей метафоре. И он оказался прав.
Мария Кравцова: Какова природа ваших фантастических миров? Это шифры, которые вы предлагаете зрителю, или ваши личные видения, которые вам самому надо расшифровать?
Мэтью Барни: Для меня искусство — это вид коммуникации. И мои построения вытекают из новых знаний, нового опыта, который я получаю, взаимодействуя с миром, пытаясь наладить с ним связь. Так что, думаю, мое искусство — и шифр, и расшифровка. Я хочу контакта со зрителем, создаю свой язык с внутренней логикой. Кроме того, мои работы часто зависят от места создания, они возникают на основе сбора информации о конкретном пространстве. Оно становится временным домом для моего языка. И я рассматриваю такой процесс как способ углубить свои знания о мире.
Мария Кравцова: В одной из частей Cremaster снялся Ричард Серра. Вы сотрудничали на равных? Ваши отношения продолжаются?
Мэтью Барни: Да, мы общаемся, но за пределами третьей части Cremaster ничего не делали вместе.
Мария Кравцова: Во многих своих работах вы используете масонскую символику. Мне приходилось слышать мнение, что вы вольно обращаетесь с ней и используете ее в качестве красивого антуража. Так ли это? Как вы заинтересовались масонством?
Мэтью Барни: Одна из частей Cremaster была снята в Крайслер-билдинг. Я часто прошу архитектуру сыграть какую-нибудь роль, передать эмоцию. Масоны используют архитектуру как способ иносказательно изобразить характер человека. Их система очень помогла мне взаимодействовать с Крайслер-билдинг, дать ему роль живого участника фильма. Я очень уважительно отношусь к религиозной системе и символике масонов, но в Cremaster она просто помогает мне рассказывать свою историю. Должен сказать, что сотрудничество с масонами было одной из самых трудных задач в работе над Cremaster. Я должен был погрузиться в чужую культуру. И это сложнее, чем работать со знаменитыми зданиями.
Мария Кравцова: Демонстративное физическое усилие вы сделали частью собственной эстетики (кроме знаменитой серии Cremaster, где Барни штурмует спираль Музея Гуггенхайма, у него есть интересные эксперименты — попытки рисовать в прыжке. — Артгид). Откуда появился мотив физического преодоления в ваших работах, и почему он для вас так важен?
Мэтью Барни: В самом начале своей творческой работы я понял, что должен знать, как использовать свое тело в качестве средства выражения. Поскольку я занимался спортивной атлетикой (до начала своей художественной карьеры Мэтью Барни профессионально играл в американский футбол, а также работал фотомоделью. — Артгид), то использование тела было для меня естественным. Постепенно я стал осмыслять роль тела в своих произведениях и использовать физические возможности более тонко. Но и до сих пор я, можно сказать, учусь у своего хобби.
Мария Кравцова: Вероятно, поэтому вы восхищаетесь фокусником Гарри Гудини?
Мэтью Барни: Ну, для меня образ Гудини связан с понятием ограничения. Он амбивалентен, и, с одной стороны, мы чувствуем нечто таинственное в его действиях, а с другой — связанное с коммуникацией. Поэтому он стал персонажем моих фильмов и одновременно ушел в подтекст.
Мария Кравцова: Ваши фильмы по форме являются образчиками арт-хаусного кино. Но вы называете их скульптурой. Их показывают и в музеях, и в кинотеатрах. Чем они на самом деле являются — изобразительным искусством или кино?
Мэтью Барни: Я считаю свои работы следующими скульптурной традиции и конкретно искусству 1970-х — перформансу, лэнд-арту. Тогда решались вопросы совмещения ландшафта и помещенного в него объекта. Эти тенденции во многом продолжены мною в Cremaster. Используя камеру, чтобы описать, документировать систему объектов и их поведение, я изучаю соотношение объекта, ландшафта и человека и следую в этом понятиям о скульптуре, разработанным в 1970-е.
Мария Кравцова: Режиссерам принято задавать банальный вопрос: кто из предшественников повлиял на сложение их стиля?
Мэтью Барни: Мне нравятся фильмы, в которых есть что-то вроде редукции. Например, фильмы ужасов 1970-х, где действие происходит в одном месте и сюжет развивается в упрощенных условиях: «Челюсти» или «Зловещие мертвецы – 2», например. Конфликт здесь зависит не от характеров персонажей, а от обстоятельств — антагонист и акула, вода или зомби.
Мария Кравцова: Drawing Restraint 9 — часть другого вашего проекта, Drawing Restraint, который вы начали в 1987 году.
Мэтью Барни: Я начал работу над первой частью DR еще студентом. Тогда это были очень простые, традиционные структуры, которые я делал в своей студии. Проект начался сразу после того, как я бросил спортивную атлетику, и стал продолжением, в общем и целом, моих отношений с телом. В нем я продолжил диалог между мной и моим телом, который начал еще в спорте.
Мария Кравцова: Параллельно с созданием Drawing Restraint режиссер Элисон Черник снимала документальный фильм о вашей работе. Кому принадлежала эта идея? Нужен ли вам взгляд со стороны? Или вы просто не против стать объектом изучения?
Мэтью Барни: Она попросила разрешения следовать за нами. И я подумал, что это интересно. Во время создания моих фильмов многие процессы остаются за кадром. Но Элисон сконцентрировалась на другом. Она сделала из меня персонажа в стиле поп-арт. Нет, я думаю, фильм получился, но было бы интересно снять документальный фильм о самом процессе создания моих скульптур.
Мария Кравцова: Известно, что каждая часть Cremaster была выпущена вами в количестве 12 копий. Как вы относитесь к тому факту, что существует огромное количество нелегальных копий фильма, в том числе и в интернете?
Мэтью Барни: Дело в том, что мое решение было основано на экономической модели, принятой в мире искусства. Мы практически приравняли Cremaster к скульптуре малого тиража, и этот подход позволил нам финансировать его создание. Что касается пиратства, то оно, можно сказать, часть современной жизни. Оно просто есть. Я ничего не могу с ним поделать. А выпустить DVD я не имею права — так написано в контракте.
Мария Кравцова: В одном из интервью вы говорили, что не указываете актерам, что им делать. Вы просто провоцируете их на какие-то реакции и действия.
Мэтью Барни: Зависит от персонажа. В моих фильмах есть очень точная хореография, и кордебалету я даю конкретные указания, там нет места для импровизации. Есть другие персонажи. Для них выстраивается некая концептуальная конструкция, в рамках которой они действуют. Я даже не назвал бы их актерами. Они скорее включают пространство, вовлекают его в орбиту общего действия. И, наконец, есть персонажи, которые играют самих себя. У них есть сценарий, но делать что-то специально им не нужно.
Мария Кравцова: Так это больше игра случая или контролируемый процесс?
Мэтью Барни: Определенно контролируемый процесс.
Ключевые фигуры киноскульптуры Cremaster Мэтью Барни
Гэри Гилмор
Он был первым преступником, казненным с Соединенных Штатах после отмены запрета на смертную казнь в 1976 году. В 1999 году история Гилмора легла в основу третьего фильма цикла Cremaster Мэтью Барни. Гэри Гилмор родился в 1940 году и с юных лет имел проблемы с законом. Он совершил несколько совершенно бессмысленных убийств, за что был приговорен штатом Юта к смерти. Гилмор стал поп-звездой задолго до своей смерти. Книга брата Гэри Микала Гилмора «Застреленный в сердце» не только стала бестселлером, но и была экранизирована, а молодой Стинг сочинил песню «Давайте убьем Гэри Гилмора на Рождество».
Гарри Гудини
Мэтью Барни считает себя реинкарнацией великого американского иллюзиониста Гарри Гудини. В Гудини он видит человека, который путем долгих тренировок смог добиться невероятной отдачи от собственного тела. Эрих Вейс, известный под именем Гарри Гудини, родился 24 марта 1874 года в Будапеште в семье раввина. Когда мальчику было четыре года, семья переехала в Америку. В 10-летнем возрасте малыш Эрих дебютировал под куполом цирка в качестве акробата, а в 20 лет принял псевдоним Гарри Гудини (в честь французского фокусника Жана Эжена Робера-Юдена) и начал выступать в качестве иллюзиониста. Гудини сколотил целое состояние благодаря феноменальной подвижности суставов и знанию собственного тела: ему ничего не стоило освободиться от цепей, веревок и смирительных рубашек. В 1909 году Гудини написал книгу «Секреты наручников», в которой раскрывал технологию своих фокусов, утверждая, что большинство замков можно открыть с помощью булавки или даже шнурка. Впрочем, ему поверили немногие: писатель Конан Дойль до конца жизни полагал, что Гудини –– могущественный заклинатель духов, что позволяет ему освобождаться от веревок и цепей. Умер иллюзионист в 1926 году от перитонита.
Эйми Маллинс
Роль женщины-леопарда в Cremaster 3 исполняет Эйми Маллинс — спортсменка с инвалидностью, участница Паралимпийских игр в Атланте. В годовалом возрасте Эмми из-за болезни ампутировали обе ноги ниже колена, но это не помешало ей стать первым легкоатлетом, который участвовал в соревнованиях наравне с обычными спортсменами, выйти на подиум в качестве модели на показах Александра Маккуина и, наконец, стать героиней работы Мэтью Барни.
Норман Мейлер
Американский писатель (родился в 1923 году), основатель газеты Village Voice (1955) и обладатель Пулитцеровской премии. Одним из самых известных произведений Мейлера является биография Мэрилин Монро (1973), в которой он утверждал, что актрису убили агенты ЦРУ за связь с президентом Кеннеди. Другим его бестселлером считается посвященный преступнику Гэри Гилмору роман «Песнь палача». В 1982 году роман был экранизирован. Убийцу сыграл актер Томми Ли Джонс, получивший за эту роль премию «Эмми». В “Cremaster 2” 75-летний писатель сыграл иллюзиониста Гарри Гудини, которого народная молва считает дедом Гилмора.
Ричард Серра
В третьей части Cremaster скульптор-минималист Ричард Серра перевоплощается в великого мастера Хирама — строителя храма Соломона, а сам Мэтью Барни исполняет роль его ученика, который проходит посвящение.
