Адам Харпер: Новый манифест новой музыки
Теоретик музыки и автор журналов The Wire и Frieze Алан Харпер требует радикальной реформы музыки и самой музыкальной ткани: если авангардные композиторы прошлого века Луиджи Руссоло и Арсений Авраамов ограничивались звуками индустрии, то для Харпера абсолютно всё — инструмент, границы между исполнением и прослушиванием отменены, а мелодия и гармония отправляются в утиль.
Яннис Ксенакис. Павильон компании Phillips на Всемирной выставке в Брюсселе 1958 года. Ксенакис известен не только как архитектор-концептуалист, но и как один из ведущих композиторов второй половины XX столетия. Источник: worldsfaircommunity.org
МЫ ТРЕБУЕМ БУДУЩЕГО МУЗЫКИ И МУЗЫКАЛЬНОГО БУДУЩЕГО. ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО МЫ ТРЕБУЕМ НОВОГО, БОЛЕЕ ГРАНДИОЗНОГО, МЫШЛЕНИЯ, ОБЩЕНИЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ЗВУКЕ, ПО ОТНОШЕНИЮ ДРУГ К ДРУГУ.
Мы больше не можем воспринимать товары в iTunes Store, золотые и платиновые хиты из «Топ-40», величайших композиторов, векá оркестровой музыки, любимейшие пластинки коллекционеров, все инструменты во всех оркестрах, все ноты во всех гаммах или весь звук в мире как то, что очертит горизонт для нашего воображения.
Мы должны отыскать что-то за этими пределами. Но наша цель не в том, чтобы обнаружить формулы и законы, которые скрыто лежат в основании идеи, будто мы понимаем музыку. Музыка не ждет понимания. Ее значение в том, чтобы каждый раз по-новому модулировать и трансформировать понимание как таковое. Мы можем лишь сохранять эти ее возможности, не закрывать их для себя. Наша цель не в том, чтобы найти и утвердить величайшее музыкальное произведение или квинтэссенцию музыки и воздвигнуть его как памятник в истории человечества.
Наша задача в том, чтобы сокрушить правила и вкусы, сложившиеся в незапамятные времена. Сокрушить и заново возвести. А затем снова сокрушить. Именно в разрушении и восстановлении заключается сущность художественной деятельности человека, в самом моменте энергии и действия, процесса и становления, а не в стабильности. Мы уверены: этот процесс позволит увеличить культурный потенциал, получить больше информации и больше возможностей, так же как уверены в том, что мы потеряем что-то. Наша задача — по-настоящему насладиться как новым, так и утраченным — даже тем, как оно ускользает сквозь пальцы.
Общение
Но зачем нам новая музыка? Горизонты воображения кажутся довольно широкими — в целом шире, чем когда бы то ни было, хотя, возможно, оно уже не столь всеобъемлюще, как прежде. Именно в этом и заключается проблема. Это приводит нас к предположению, что мы практически закончили сочинять новую музыку. Что концертные залы, музыкальные магазины и музеи уже построены, и все, что нам остается, — заполнять их, покупать в них и поддерживать их деятельность.
Мировое сообщество страдает от той же проблемы — от иллюзии завершенности, неизменного статус-кво, конца истории. Часто кажется, что капитализм свободного рынка — единственно возможная система, что этот миропорядок содержит или будет содержать в себе все богатства человеческого рода. Часто кажется, что для цивилизации ископаемое топливо и увеличение процента углерода в атмосфере — это единственный путь развития. Часто кажется, что частное должно восторжествовать над общественным, что индивид — единственная значимая единица цивилизации и что человеческие страсти и проблемы принадлежат только самим людям. Часто кажется, что мы ничего не можем сделать, кроме как опустить руки и наслаждаться процессом. Часто кажется, что все, что нам действительно нужно, — это диски, которые мы взяли бы с собой на необитаемый остров[1], ведь каждый из нас выброшен на свой личный выжженный солнцем безжизненный остров. Все остальное лишь усиливает эту заброшенность.
Часто кажется, что музыка — это разновидность развлечения, но на деле это один из самых важных способов общения нашего вида. То, как она звучит и как исполняется, отражает всех нас — нашу индивидуальность, наши чувства и желания. Музыка — это голос, который часто не принимают в расчет. Это мысль, дрейфующая по нейронной сети, которой является вся наша планета.
Повторюсь, цель музыки никогда не может быть достигнута или даже зафиксирована. Ограничение музыкальных возможностей и их неравномерное распределение значительнее, чем можно себе представить. Например, вам известно множество способов пережить музыку, кроме того чтобы слушать ее как некий объект. Вы можете взаимодействовать с ней, можете создавать ее сами любым возможным образом. Не обязательно ждать профессионального исполнителя, концерта или коммерческого релиза. Вдобавок в музыкальном языке заложены тонкости, радости и способы общения, еще незнакомые нам, лежащие глубже нашего нынешнего восприятия или вовсе за его пределами, — как никогда не опробованные нами блюда или как внезапно возникший в спектре новый цвет.
Шум
Нам еще есть, на что посмотреть, и тем более — куда двигаться. Но первый и единственный путь к этому будущему заключается в том, что мы не знаем, какой в нем будет музыка. Мы даже не до конца знаем, что она такое сейчас и чем была в прошлом. И нам нужно сделать это допущение относительно музыки, чтобы принять одну-единственную перспективу, которая подготовит пространство для будущего. Все, что мы о нем знаем, — что концептуальный ландшафт, с помощью которого мы понимаем музыкальное производство сегодня и понимали в течение последних сотен и тысяч лет, будет другим.
Чем решительнее мы шагнем в будущее и чем дальше пройдем, тем сильнее, вероятно, будет меняться этот ландшафт. Доводя это размышление до логического завершения, мы обнаружим, что теоретически возможно бесконечное число понятий, с помощью которых мы понимаем музыкальное производство. Это может значить среди прочего, что у нас не будет музыкальных понятий, достойных этого названия, не будет ни одного всеобъемлющего музыкального понятия.
Таким образом, музыка является сигналом, но при считывании сигнала возникает и шум. Что можно наверняка сказать об истории музыки — так это то, что музыка будущего всегда была шумом. Есть множество определений этого слова, но наиболее распространенным является «нежелательный звук». На этот принцип указывает не только «шум» у музыкантов XX века, таких как Шенберг, Стравинский, Варез и Руссоло, — он действовал и во всех предыдущие столетия. «Шумовая составляющая» в музыке прошлых веков сегодня стала настолько привычной, что мы уже не выделяем ее. Пропорция «шум/сигнал (музыка)» становится все меньше, однако нет абсолютно никаких оснований думать, что мы покорили шум завтрашнего дня.
Что за влияние это различение (продолжающееся до бесконечности) может оказать на музыку, какой мы ее знаем (или думаем, что знаем)? Мелодия, гармония, ритм, произведение, исполнение, стиль, инструмент, композитор, аудитория — для некоторых из нас эти понятия воплощают божественные законы музыки, но музыканты будущего скажут, что это лишь грубые орудия. Эти понятия покажутся четырьмя платоновскими первоэлементами рядом с периодической таблицей понятий будущего. Или, если мы пойдем дальше, рядом со Стандартной моделью физики элементарных частиц, влияние которой ощущалось в этом году в ЦЕРНе. И за нею тоже будет что-то еще. Даже самым прогрессивным меломанам нашего времени музыка будущего покажется шумной. Она разобьет им сердце.
Оказавшись в XXXV веке, вы обнаружите, что люди слушают и посылают друг другу крошечные шумовые импульсы, почти ничтожные шумы, похожие на короткие электрические разряды, и находят в этих импульсах все, что им нужно для музыкальной жизни, которая кажется им во много раз богаче, чем когда-либо в истории человечества. Вы начнете протестовать и спрашивать: а как же Бетховен, Майлз Дэвис и Майкл Джексон — но они остались в прошлом, как кремневые ножи или лечение пиявками. Ведь скорость мозга у ваших потомков будет такой, что как на нейронном, так и на культурном уровне эти шумовые импульсы будут нести в себе богатство, которое вы едва ли сможете обработать. Стоит ли говорить им, что они неправы, что они богохульно разрушили прекрасное? Скорее всего, к тому времени вы уже будете мертвы.
Творческое разрушение
Давайте разрушим критерии «хорошего» и «правильного» применительно к музыке. Давайте разрушать их понятие за понятием, пока не останется ничего, кроме абсолютного шума — вернее, абсолютной музыки.
• Мелодия
Всё — мелодия, ничто не мелодия. Требовать, чтобы у музыки была мелодия, значит требовать, чтобы голову каждой леди и каждого джентльмена венчал безупречно причесанный и напудренный парик. На протяжении десятилетий все больше и больше людей понимают: музыке, чтобы очаровать нас и сделать совершенно новыми людьми, не нужна мелодия. Мелодия не более чем один из видов структурирования музыкальной информации.
Отныне мы не скованы представлениями о традиционной длительности мелодии, о ее диапазоне, тембре, изменении во времени и об использовании музыкальных параметров.
Музыка будущего будет разбита на структуры, характеризующиеся своеобразной непрерывностью и различием, и мы будем лелеять эти структуры, хотя это и не мелодии в традиционном понимании. Уже отжили свое альтернативные музыкальные структуры, такие как грув, рифф, луп, сэмпл, дроп, текстура, и только самые старомодные слушатели оплакивают их. Но смотрите: этот порядок, этот уход от традиционных понятий повторится в музыке будущего в более невероятных, более странных и более фундаментальных масштабах.
• Гармония
Возможно, это первое музыкальное орудие, заостренное современностью, причем множество раз. Мысль, что нет закона, определяющего, какие ноты должны располагаться рядом, а какие нет, насчитывает по крайней мере 130 лет. Быть может, существует только две истины касательно гармонизации: все гармонично и все диссонирует. Между этими двумя полюсами все время и идет движение. В XVIII веке параллельные трезвучия были музыкальной катастрофой. Теперь большинству слушателей и даже, возможно, большинству музыкантов потребуется приложить усилия, чтобы услышать, что отличает их от традиционной гармонии. В музыке будущего возникнут созвучия, которые будут содержать своеобразную ностальгию по понятию гармонии. У их создателей будет некий глубинный замысел относительно гармонии, которого мы не поймем.
• Ритмы
Еще одна составляющая музыкальности, новые возможности которой уже проявились, — это ритмы будущего. Они могут быть настолько утонченными, что никто из нас сегодня не услышит эти смещения и движения, а могут быть настолько свободными и трудноуловимыми, что музыка откажется от всякого отношения ко времени, — все зависит от выбранного языка. Разумеется, ритм не должен ограничиваться уровнем мелодии или повторением. Ритм — это микрозвуковое колебание, являющееся нам в своем собственном измерении, в изменении тона, как и в рождении и угасании звезд и цивилизаций.
• Произведение
Здесь мы переходим к проблемам дня сегодняшнего. Возможно, в музыке будущего законченные музыкальные произведения будут притягательны для музыкального опыта не более, чем притягателен повтор старых спортивных состязаний, в сравнении с новыми захватывающими событиями в мире спорта, или не более, чем притягательна фотография, в сравнении с изменчивым пейзажем.
В будущем мы будем удивляться, как и почему мы пришли к убеждению, что музыка может существовать только в дистиллированном виде — в виде бесконечно просчитанного отдельного фрагмента («произведения») некоей сущностной мысли, в повторение которой мы искренне верили. В будущем будут существовать не столько музыкальные произведения, сколько все новые и новые комнаты, куда мы будем входить впервые или в которые будем возвращаться, чье содержимое мы и другие люди будем менять и чьи окна будут светиться или темнеть в зависимости от времени года.
• Исполнение
Музыканты будущего должны помнить времена, когда для музыки существовало лишь несколько сцен и лишь несколько способов эти сцены использовать. Новые музыкальные площадки все время открываются в наших глазах, в нашем сознании, в интернете, в окружающем нас мире. На самом деле все это и есть наша среда обитания. Можно ожидать, что граница между «исполнением» и «самой жизнью» перестанет быть жесткой, а затем растворится, как это уже случалось не раз. Конечно, разрушение формального характера исполнения будет более масштабным и более наглядным повторением произошедшей не так давно замены фрака и галстука-бабочки в концертном костюме на более повседневную одежду. Возможно, однажды нам даже не придется переодеваться для занятий музыкой.
• Стиль
Один из самых жарких предметов дискуссий в андеграундной музыке. Но о стиле мало что можно сказать. Или в музыке в принципе будет некий стиль или музыки вообще не будет. Она будет повторять что-то, что уже где-то было. Или не будет, как мы захотим. Мы надеемся, что это не станет поводом для баталий.
• Инструмент
Мы надеемся, что мир будущего будет настолько открыт для изменений, что музыканты перестанут ощущать непреодолимую разницу между инструментом (который мы покупаем, продаем и которым владеем) — и прочими объектами, имеющими отношение к музыке, которыми мы сегодня пренебрегаем. Они скажут: «Почему эта поп-песня, эта соната, эта пластинка, это mp3-устройство, эта мультимедийная игра — не музыкальные инструменты, если вы сами признаете, что извлекали из них звук и таким образом создавали музыку?» И мы, давно истлевшие, не сможем ответить.
• Композитор
Музыка, созданная одним человеком или даже определенной группой людей, — это старая история о том, как был создан мир. Мы уже начинаем понимать, что музыка создавалась каждым, кто ее слышал. Что она была создана Вселенной практически случайно. Посетив будущее, мы услышим музыку, производимую машинами, множество человеческих и нечеловеческих элементов которых мы будем неспособны осознать. Она будет пугать нас, как испугал бы доисторического человека фонарик. Будущее окажется относительно бесстрастным.
• Аудитория
Не сможем же мы уничтожить аудиторию! Роль этих участников музыкальной деятельности, как мы предполагаем сейчас, — просто засвидетельствовать «аудио». Музыка и аудитория не должны быть противостоящими друг другу сторонами некоего обмена, они должны быть неразделимы, если создание музыки основано на цельности и взаимности. От восприятия никуда не деться, но больше не должно быть безучастной аудитории, подчиненной звуку.
Мы надеемся, что музыкальное творчество будущего будет коллективным и общедоступным, а кроме того, гибким; будет использовать подходы, которыми современная электронная музыка только начала оперировать. Одним движением пальца по экрану, по воздуху или в уме любой, кто хоть немного заинтересован в этом, должен быть способен создавать живую музыку или запись и бесконечно менять ее характеристики. Это будет не столько солипсическое действо, сколько часть потрясающего, возвышенного музыкального проекта, охватывающего тысячи и тысячи участников, каждый из которых будет слушателем, композитором и инструментом единого процесса. Этот проект не может быть сведен к мелодиям, гармониям, ритмам, произведениям, простым исполнениям, в нем нельзя найти единственного ответственного композитора или счесть этот процесс спектаклем, адресованным аудитории. Он будет бесконечным, непрерывным и в то же время в каждый момент содержать те малые различия, которые и будут придавать ему великолепие.
• Музыка
Наконец, разумеется, есть еще одно понятие, которое мы свергнем и уничтожим: сама музыка. По крайней мере ее определение будет радикально переосмыслено в ближайшие эпохи. «Музыканты» будущего, вероятно, не согласятся с нами относительно названия того, чем именно они занимаются.
Баха просто вынесет с концерта Throbbing Gristle, а Throbbing Gristle не задержатся в пустом храме. Музыка, мир и жизнь выберутся из-за решеток, ухо вернется внутрь мозга. Останется лишь движение информации в мышлении.
Примечания
- ^ Desert island discs — термин взят из одноименной британской радиопередачи (примеч. перев.).
