«И на развалинах Газпрома напишут ваши имена…»
Танас Караашев, финансовый аналитик Роснано, вместе с Юлией Грачиковой прошел по выставке «Президиум ложных калькуляций» в Музее предпринимателей, меценатов и благотворителей, и прокомментировал несколько работ.
Анастасия Рябова. Триллионы. 2012. Фанера, эмаль. Сourtesy автор
Проект «Президиум ложных калькуляций» представляет опыт художников, вынужденных так или иначе сталкиваться с проблемами капиталистической экономики. Художники находятся внутри экономической системы, которую можно представить в виде кольца: его внутренний диаметр — это арт-рынок, становящийся полигоном для «свободного предпринимательства», а внешний — в широком смысле рыночная экономика, диктующая свои правила участникам арт-рынка. В этой системе и выстроившейся там финансовой башне — бесконечное количество ошибок, и рано или поздно это приведет к самоуничтожению сложившейся конструкции. Выставка «Президиум ложных калькуляций» формирует пространственную идею разрушенной экономической системы. Экспозиция проекта расположилась в стенах Музея предпринимателей, меценатов и благотворителей. Руинированный первый этаж здания музея стал платформой для воспроизведения моделей экономических взаимоотношений. В отдельных кабинетах — произведения молодого русского и европейского искусства. Итак, как же выглядят ложные калькуляции в глазах художников — заложников рыночной системы?
Юлия Грачикова: Ходишь ли ты на выставки современного искусства?
Танас Караашев: Я хожу только на те выставки, которые устраиваются у меня на работе — приезжаю на лифте туда, где сидит руководство, и смотрю (в офисе РОСНАНО, на этаже, где расположен кабинет генерального директора Анатолия Чубайса, регулярно выставляется современное искусство. Там уже показывали группу Recycle, Константина Худякова и др. — «Артгид»). Современное искусство для меня немножко необычно.
Вход на выставку «Президиум ложных калькуляций» предваряет работа Николая Ридного «Zero. Мемориальная доска» — мраморная доска на фасаде Музея предпринимателей, меценатов и благотворителей с обнуленными показателями курсов валют. Колебания курсов валют, как известно, являются фундаментальным элементом экономической системы. Своим жестом Николай Ридный задает координату ноль на графике развития рынка, указывая на то, что в данном случае ноль является не точкой отсчета, а финальным пунктом. Возможно ли такое развитие событий в экономике? И может ли привести отсутствие конвертируемости к краху рыночных отношений?
Т.К.: Сначала мне показалось, что тут раньше находился обменный пункт. Оказалось, это художественный объект. Я не верю, что валюты навсегда исчезнут из нашей жизни. Максимум, что может произойти, — появится одна единая для всего мира валюта. Я не вижу показаний для того, чтобы какой-то эквивалент, которым обмениваются люди, исчез. Даже если не будет бумажек, все равно останется система бартера. Люди должны сохранять то, чем они оценивают свои богатства. Миру нужен эквивалент.
Максим Спиваков воспроизводит классическое изображение капиталистической пирамиды, опубликованной в журнале Industrial Worker в 1911 году. Правда, воспроизводит вверх ногами и на пластиковом пакете, в который обычно складывают покупки в супермаркетах. Таким образом угнетенный рабочий класс оказывается наверху пирамиды, одержав победу над правящей верхушкой. Символ общества потребления — пакет — в свою очередь становится способом трансляции и распространения революционных идей. Что думает о возможности подобного переворота Танас?
Т.К.: Я бы не сказал, что это утопическая идея. Революции для того и существуют, чтобы люди из низших или угнетенных классов прорывались наверх, а не для того, чтобы воплощать в жизнь иллюзию всеобщей свободы и равенства. К тому же богатство в какой-то степени делает тебя свободным.
Ю.Г.: А ты не думаешь, что это какая-то закольцованная система? Те, кто были снизу, оказались наверху, а те, кто был сверху, заняли позиции угнетенных.
Т.К.: Да, так и есть.
В отдельной комнате на белом холсте красным пунктиром изображена схема капитализации искусства. Художница Алиса Йоффе в порядке возрастания расположила четкие прямоугольные пробы красок одинакового цвета, но разной стоимости. Однако кажущаяся идентичность цветов — всего лишь иллюзия. Дешевые краски выцветают, ложатся неровным слоем, а более дорогие сияют на холсте ярким пятном. Что остается с течением времени от грошового продукта? И действительно ли цена определяет качество?
Т.К.: Когда заходишь сюда и видишь эту работу, сразу же появляются ассоциации с графиками движения ценных бумаг. Внизу — самый некрасивый красный цвет. Сразу видно — самый дешевый. Я думаю, потребитель, прежде чем сделать выбор, обращает внимание на качество, но все же на его решение могут повлиять и другие вещи. Цена продукта зависит от готовности человека заплатить. Мне вот нравится предпоследний верхний цвет. Совсем уйти от того, что он предпоследний по дороговизне, нельзя. Если бы они стояли в ряд, то, может быть, я и выбрал бы другой. Я никогда не покупаю дешевые вещи. Я готов переплатить, но купить что-то если и не из категории «топ», то из категории «предтоп».
Зал с работами художницы Анастасии Рябовой. Числовые символы в стиле уличных граффити слиплись в неразборчивую кардиограмму биения рыночного организма. Художница пытается визуализировать процесс инфляции и ее последствий — ее живопись соседствует с пустым сейфом.
Т.К.: Мне нравится идея картины в углу. Кажется, что ничто не мешает искусству. Когда числа становятся настолько большими, что доходят до триллионов, триллиардов, квадриллионов, перестаешь их воспринимать. Хочется их урезать, чтобы можно было их сравнивать между собой. В экономической жизни происходят деноминации. Так, в 1997 году убрали три нуля из российской денежной системы. Я об этом вспоминаю, когда вижу такие цифры. (Кстати, Google — это искаженное googol — десять в сотой степени.)
Расположенная в коридоре инсталляция Ирины Кориной напоминает декорации, которые в данном случае органично вписываются в обстановку. Прозрачная пленка имитирует форму занавеса в складках, служившего в советское время фоном для партийных заседаний. Пластическое воплощение экономического застоя, в котором еле теплится искусственно поддерживаемая жизнь, напоминает об историческом контексте, в котором формировался Музей предпринимателей. Открытый в 1992 году, музей сформировался в период перехода от социализма к капитализму, сулившему благополучие. Однако искусственное насаждение привело к новому застою и развалу. Тепличные условия создаются для поддержания роста, но к чему это может привести в реальных экономических условиях?
Т.К.: Если в таком аспекте все это воспринимать, то можно, к примеру, дать АВТОВАЗу денег, запретить ввозить импортные автомобили в Россию, и тогда что-то улучшится. Но это не так. Конкуренция всегда лучше. Она дает больше возможностей для роста, чем тепличные условия. Прекрасный цветок может родиться скорее в борьбе, чем в теплице. Там его убьют средненькие растения, и он сам станет таким же средним. В реальной экономике конкуренция всегда лучше. Мне эта работа напоминает время, когда я играл в КВН. Там была сцена и красивые декорации. Но за кулисами ты видишь, что на самом деле это все папье-маше. Все криво приклеено, прибито. Толкнешь — и все упадет. Из зала декорации воспринимаются на ура, а ты видишь их неожиданную сторону. Вот как в Греции недавно, где оказалось, что внутри страны огромный дефицит бюджета.
Модель капитализации искусства при определенном наборе факторов представляет собой тест или игру в конструктор. Условная система из возможных направлений в искусстве создает ложную картину того, как можно добиться успеха, известности и признания при выборе определенной художественной стратегии. Комбинируя обстоятельства и медиаинструменты, калькулятор просчитывает процент денег, славы и художественной ценности. Возможно ли запрограммировать художественную деятельность так, чтобы добиться финансового успеха?
Т.К.: Мне кажется, что искусство должно оставаться хобби, а не работой. Когда искусство становится заработком денег, то появляется больше ширпотреба.
Из представленных в компьютерной программе вариантов художественной деятельности Танас выбирает комбинацию «Мультимедиа и фотография при наличии профильного образования и связей». Получает результат: деньги — 19, слава — 16, художественная ценность — 13.
Т.К.: В экономике есть много путей к успеху. Все зависит от твоих целей и от того, насколько ты готов терпеть ограничения. К примеру, в финансах есть такая работа — investment banking. Это одна из самых высокооплачиваемых работ в мире. Ты на стартовой позиции уже можешь получать от 200 000 рублей. Но первый год ты работаешь 18–20 часов в день, второй год — около 16 часов в день и т. д. И так в течение 7 лет. И все зависит не от таланта, а в большей степени от готовности так работать. Если же говорить о получении денег, то, может быть, калькулятор талантов и поможет пойти по другому пути. Наверняка человек, который делает граффити или перформансы, сможет заработать немного. И его не все оценят.
Французский художник выставляет на интернет-аукцион сторублевую банкноту, имитируя таким образом процесс инфляции. Абсурдные торги отражают реальное обесценивание денежных знаков. В то время как ставка за купюру растет, ее реальная стоимость непрерывно уменьшается. Эта работа несколько напоминает процессы, протекающие на арт-рынке, но представленные под другим углом зрения. Цена на произведение искусства складывается из субъективных факторов, поэтому возникает вопрос: работает ли модель свободного рынка на территории искусства?
Т.К.: Есть знаменитая история про профессора экономики, который устраивал среди студентов аукцион за 20 долларов. Тоже предлагал студентам купить банкноту. Человек, выигравший гонку, отдает деньги и получает 20 долларов. Но помимо победителя платит тот, кто назвал предыдущую ставку, но он не получает ничего. Это стимулирует борьбу и желание перебить ставку. Кстати, можно воспринимать сторублевую купюру как объект искусства. Там же тоже есть изображение.
Горизонтальное изображение единицы на холсте отсылает к падению показателей финансовых рынков, которое приводит к хаосу и дестабилизации. Однако экономический ум видит в этом перевороте совсем иные причины и следствия.
Т .К.: Если кто-то купит эту картину, он может перевернуть ее и повесить, как ему нравится. Человек, владеющий произведением, может делать с ним все что угодно. И это, мне кажется, может для автора стать поводом не продавать свои работы.
На видеосъемке строительства китайской биржи закадровый голос рассказывает об опытах, проведенных в XIX веке железнодорожным магнатом Лиландом Стэнфордом, открывшим, в частности, канатную железную дорогу в Сан-Франциско, и фотографом Эдвардом Мейбриджем. Сделанная Мейбриджем фундаментальная серия снимков движения лошади доказала, что существует миг, когда копыта лошади не касаются земли, а движение происходит без опоры. Финансовая схема движения капитала на бирже напоминает безопорное движение в воздухе. На смену ручному труду и фабрикам приходят компьютеры и числовые коды. Захари Формвольт в своем видео, также составленном из серии кадров, напоминает, что такое движение длится всего лишь миг. А мнимая стабильность, достигнутая таким способом, может в любой момент рухнуть.
Т.К.: По поводу фондовой биржи я не согласен. Это глобальный взгляд сверху. Конечно, там есть свои внутренние перекосы, отсутствие стратегии в развитии. Фондовая биржа — это всего лишь механизм или инструмент для того, чтобы компании могли быстрее развиваться. Это двигатель прогресса. Труд не исчезает. На бирже просто не виден труд. Биржу все не любят из-за спекулянтов. Но эти люди сами по себе необходимы для существования биржи, иначе не было бы такой ликвидности.
В заключение беседы Юлия Грачикова обращается к куратору выставки Анастасии Рябовой:
Ю.Г.: Настя, предлагаешь ли ты в своем проекте какие-то способы выхода из сложившейся экономической системы?
А.Р.: Найти способ выхода из всей этой ситуации на территории искусства невозможно. Способами выхода занимаются триллионы людей. Мы только можем тешить себя утопиями. Но утопия дает нам широту мысли. На практике она неприменима, но на мыслительном уровне дает возможность помыслить альтернативно. И альтернативное мышление — это уже полдела.
Эпилог
Кажется, попытка взглянуть на искусство глазами экономиста оказалась тоже своеобразной утопией. Однако этот альтернативный взгляд помогает понять, что же делается там, по другую сторону баррикад.
