Недоставленное послание «Документы»

В ноябре 2013 года Адам Шимчик, в тот момент главный куратор Кунстхалле Базеля, был назначен куратором Documenta 14 в Касселе. В 2014-м стало известно, что выставка одновременно пройдет не только в немецком Касселе, но и в столице Греции, а придуманная Шимчиком тема «Документы» — «Учась у Афин». Еще до открытия проекта Шимчик говорил журналистам, что в качестве куратора «Документы» намерен «актуализировать проблемы географической идентичности и иммиграции». «Существуют проблемы враждебности к мерам жесткой экономии, что вполне понятно, также существуют противоречия между Грецией и Германией, все они будут рассматриваться в процессе создания выставки, хотя не они станут ее главной темой, — рассказывал Шимчик. — Афины — столичный средиземноморский город, в который идет большой приток мигрантов из Азии. Это определяет ситуацию, с которой сталкивается Европа и в которой нам предстоит оказаться на “Документе”». Куратор, основатель и директор художественного пространства State of Concept в Афинах Илиана Фокианаки обсудила «Документу» и ее возможные последствия с экономистом, бывшим министром финансов Греции Янисом Варуфакисом. Беседа публикуется с небольшими сокращениями, оригинальный текст — на портале art-agenda.com. «Артгид» благодарит Валентина Дьяконова за помощь в подготовке материала.

Разворот журнала Signal, no. 12 (June 2, 1941) с фотографией к статье The Problem of Greece: Germany and Greece — What Was and What Is to Be? («Проблема Греции. Германия и Греция — что было и что должно быть?»). Из проекта Петра Укляньского и McDermott & McGough «Греческий путь» на Documenta 14. Courtesy Documenta 14

Илиана Фокианаки: Когда стало известно, что Documenta 14 пройдет в Афинах, я была уверена, что цель подобного решения — эксперимент. Может ли давно устоявшаяся в собственных границах институция измениться благодаря усилиям кураторской команды, живущей и работающей в переживающем кризис городе? Мне казалось, что прежде чем открывать «Документу» в столь проблемном месте, необходимо ответить на вопрос, почему этот художественный форум должен пройти сейчас именно в Афинах. Но и после открытия у нас «Документы» я все еще не могу ответить на этот вопрос. В то же время меня поражает тот факт, что «Документу» представляют нам как взаимовыгодное сотрудничество Афин и гостей города и, более того, как историю более выгодную именно для принимающей стороны, то есть для нас.

Янис Варуфакис: Для начала хочу отметить, что в этой истории я вижу зловещую параллель с приватизацией 2015 года, когда четырнадцать региональных аэропортов, включая чрезвычайно прибыльные на Санторини и на Миконосе, были переданы немецкому холдингу Fraport. Вспомните, каким негативом была встречена в свое время приватизация, проведенная Маргарет Тэтчер. Но даже Тэтчер никогда не одобрила бы приватизационную схему, которую нам навязали в 2015 году. Почему? В 1980-е главным аргументом Тэтчер в пользу приватизации было то, что она стимулирует конкурентную среду, но о какой конкуренции может идти речь, если, как в Греции, все аэропорты передаются одной компании? Подобная приватизация ведет не к стимуляции конкурентной среды, а к созданию монополии!

Таким образом, с неолиберальной точки зрения приватизация греческих аэропортов не была неолиберальной. И не забудем, что мы говорим о Fraport, компании, которая принадлежит государству. То есть греческие региональные аэропорты были национализированы, причем национализированы другой страной! А теперь давайте посмотрим, кто заплатил за эту приватизацию, то есть, по сути, национализацию. Заявленная цена составляла 1,2 миллиарда евро. Причем эта сумма была представлена [обществу] как приток капитала в оказавшуюся без финансовой поддержки Грецию. Но это не совсем так, ведь Fraport, по сути, купил эти аэропорты на кредиты греческих банков, которые или повторно капитализировались греческими гражданами или гарантировались греческим государством. Представьте, что я хочу купить ваш дом, но заплатить за него почему-то предлагается вам, потому что именно вас заставляют стать поручителем по кредиту, который я собираюсь взять у банка на покупку вашего дома. И если я не возвращаю кредит, выплачивать его придется вам. Согласитесь, если бы я предложил вам такую схему, вы бы рассмеялись мне в лицо. Ведь это просто нелепо. Но в случае с Грецией подобная схема представляется Евросоюзом как выгодная для страны и как свидетельство нормализации экономики. Но подобная нормализация — это еще хуже, чем стать колонией.

Я привел в пример историю с приватизацией греческих аэропортов, чтобы продемонстрировать сходные стратегии «Документы». Казалось бы, «Документа» должна была влить в Грецию часть своего бюджета, но вместо этого она высосала все ресурсы, на которые ранее могли рассчитывать представители местной художественной сцены. Частные и государственные институции, поддерживавшие греческих художников, стали частью ресурсной базы «Документы». Афинский муниципалитет безвозмездно предоставил ей здание. Сходным образом поступили многие афинские отели. На той же безвозмездной основе «Документа» использует здания Афинской школы искусств, из-за чего студентам школы негде провести дипломную выставку. Афинский Национальный музей современного искусства получил от «Документы» какие-то деньги, но так мало, что уместнее было бы назвать их символической суммой. Но хотя частные и общественные организации Греции отдали на «Документу» все средства, обычно выделявшиеся греческим художникам и арт-институциям, ее художественный руководитель имел дерзость заявить, что его не интересует местная арт-сцена, а интересуют Афины сами по себе. Подобная логика весьма сходна с логикой и практикой Fraport.

В итоге «Документа» привнесла из Германии в экономику Греции и Афин меньше, чем взяла у них. По сути это неоколониальный проект, который лишь на декларативном уровне позиционирует себя как левый и направленный против либерализма. А тот факт, что «Документа» в Афинах преподносится как некий дар нашей стране, раздражает еще больше.

И.Ф.: Именно поэтому меня больше, чем сама выставка, интересует анализ институций, властных отношений, которые они воплощают, и теоретические аспекты их деятельности. Такая авторитетная немецкая культурная институция, как «Документа», олицетворяет собой не только абсолютную власть, но и капитал — если произведение участвует в этой выставке, то повышается его ценность на рынке. Если смотреть на «Документу» сквозь призму актуального политического спектра Евросоюза, то очевидно, что и с политической точки зрения, и в финансовом, и в социальном отношении мы получим классическую бинарную оппозицию: немецкая институция противопоставляет себя не только финансовой периферии, но и вообще периферии, которую в данном случае воплощает Греция. Не говоря уже о событиях Второй мировой войны, которые продлевают эту бинарность в исторической перспективе.

Но выставка игнорирует эту бинарность. Хотя кураторы (в кураторскую команду «Документы» входят директор Центра современного искусства Бретиньи Пьер Баль-Блан, куратор перформанса и дискурсивных программ в амстердамском музее Стеделейк Хендрик Фолкертс, художественный директор Берлинского форума документального искусства Хила Пелег, главный куратор Музея современного искусства Чикаго Дитер Рёльстрете, куратор визуальных программ в Художественном центре при Университете Чикаго Моника Шевчик. Афинский офис возглавила основатель Кунстхалле Афин Марина Фокидис, искусствовед Кристоф Плац руководит выставочным отделом. — Артгид) выставки и утверждают, что на эту редакцию «Документы» сильно повлияли события последних лет — политическая и экономическая война, ставшая явной на известном референдуме Греции и заставившая выходить людей на улицы. «Документа» также предложила своим зрителям участие в некоей общественной работе. Процитирую здесь философа и куратора Поля Пресьядо: «Одной из трудностей (но и привлекательных моментов) нынешней редакции “Документы” стало решение куратора Адама Шимчика сотрудничать в Афинах исключительно с государственными институциями. В условиях войны институциональным посредником подобного проекта не могут быть ни отдельное учреждение, ни галерея, ни художественный рынок. Однако выставка, понятая как общественная работа, может стать лекарством против экономических, политических и нравственных ограничений»^[1].

Но сегодня любой житель Греции, услышав само словосочетание «общественная работа», воспримет его как шутку или же решит, что речь идет о cамоорганизации. Каким образом какая бы то ни было учрежденная государством институция может стать лекарством против экономических, политических и нравственных ограничений? Любой прогрессивно мыслящий грек скажет вам, что общественная работа, наоборот, не только предпологает эти ограничения, но и способствует их ужесточению. Все эти процессы происходят под прикрытием того, что называется «национальным самосознанием», выстроенным на фетишизации опыта Древней Греции. И та же отсылка к «славному прошлому», к Греции как «колыбели цивилизации» присутствовала и в торжественных речах по случаю открытия «Документы», и в кураторских текстах, и даже в некоторых представленных на выставке работах. Все это напомнило мне стереотипы XVIII столетия, когда англосаксы в поисках «истоков западной цивилизации» устремлялись в Италию и Грецию, на руины которых они смотрели взором одновременно наивным и благоговейным.

С другой стороны, если рассмотреть идею «общественной работы» как дара, то это мертвая точка, пусть даже эта идея и родилась из лучших побуждений. Как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. На самом деле, если вы предлагаете услугу или дар, будучи частью мегаинституции, вы немедленно превращаетесь в благодетеля. И то, что институция при этом публично воспроизводит направленный против неолиберализма левый нарратив (например, перформативный элемент левого нарратива стал очевиден в решении разместить команду «Документы» в Экзархии, известной как анархистский район) делает ситуацию еще более проблемной. Какие веские политические заявления — с точки зрения как задействованных дискурсов, так и самих произведений — мы как практики культуры на самом деле можем сделать, находясь внутри и кормясь от капиталистической системы с очень четко определенными властными центрами и структурой?

Я.В.: В этом нет ничего нового. Недалеко от побережья Аттики располагается остров Макронисос, в 1940-х на нем располагался концлагерь, в котором во время гражданской войны подвергались пыткам и умирали тысячи наших соотечественников. Сегодня на остров можно попасть с туристической группой, в рамках тура вам даже предложат отведать «меню заключенного». Очевидно, что подобный вид туризма, в котором любой желающий оказывается включенным в контекст страдания другого, переживает расцвет. В Бразилии можно отправиться на экскурсионную прогулку по фавелам, так сказать, испытать на себе «жизнь в нищете». И надо сказать, что большинство греков видят в «Документе» такой же экстремальный туризм: арт-туристы, включая кураторов «Документы», приезжают в Афины, чтобы немного пожить в зоне катастрофы, а потом улететь Aegean Airways заниматься своими обычными делами.

И.Ф.: Греция отличается других стран европейского Юга, у нее единственной нет тяжелой промышленности, что также способствовало кризису. Одновременно Греция — страна постоянных политических потрясений, страна с самой короткой в Европейском Союзе (с 1974 года) историей современной демократии. Именно это объясняет то, что она не достигла ни процветания, ни финансовой стабильности других стран, которые вошли в ЕС в 1980-е.

Начиная с восстановления греческой государственности в 1821 году Греция пережила вмешательство в свои дела германо-французской коалиции, установление монархии во главе с немецким несовершеннолетним королем, конфликт с Турцией в 1920-х годах, в который вмешивались англичане, французы и русские, диктатуру, которая закончилась во время Второй мировой войны, а затем гражданскую войну, в которой свою роль сыграла Британия, видевшая угрозу в распространении коммунистических взглядов как в Греции, так и за ее пределами. После того как коммунисты были высланы из страны, убиты или заключены в концентрационные лагеря, к власти пришли консерваторы, среди которых было много тех, кто в период Второй мировой сотрудничал с нацистами. По сути, страной управляла военизированная группировка, не гнушавшаяся расправляться с оппозиционными политиками вроде Никоса Белоянниса, увековеченного в работе Пикассо, и Григориса Ламбракиса, история которого была экранизирована в фильме 1969 года. Этот бурный политический вираж закончился в 1967 году второй диктатурой, идейным наследником которой сегодня является неофашистская партия «Золотая заря». Восстановив в 1974 году демократию, мы попытались создать процветающую экономику через коррумпированную политическую систему и через так называемое социалистическое правительство, которое смогло произвести разве что запутанную систему бюрократии. В новый век мы вступили с Олимпийскими играми 2004 года, которые обнажили всю глубину «скрытых» финансовых проблем, которые усугубились к 2009 году. Собственно, на фоне этого несколько лет назад было объявлено о том, что четырнадцатая редакция «Документы» кроме Касселя пройдет также и в Афинах. Естественно, это решение было встречено как негодованием, так и восторгами. На открытии, во время пресс-конференции генеральный директор «Документы» Аннетте Куленкампф назвала выставку «подарком Греции».

Я.В.: Никакой подарок Греции от Германии невозможен! Точка! Любые предложения, которые начинаются с «Германия делает X», или «Германия дает X», или «Германия берет X», — неправильны и балансируют на тонкой грани с расизмом. Не существует никакой отдельной сущности под названием Германия (как не существует отдельной сущности под названием Греция или Франция), которая может выступать как актор, действовать, давать, дарить или отбирать. Существует множество Германий: Германия Вольфганга Шойбле (министр финансов ФРГ. — Артгид), Германия немецких активистов DiEM25 (общеевропейское политическое демократическое движение, основанное в 2015 году Янисом Варуфакисом. Ставит перед собой целью «ремонт» Европейского Союза. — Артгид), Германия небогатых трудяг, Германия немецких банкиров, и т. д. Так что генеральному директору «Документы» после ее выступления надо было задать следующие вопросы: от какой Германии этот дар? От немецкого государства? От немецкой столицы? От каких-то конкретных дарителей? Слишком много источников питают «Документу» в финансовом отношении^[2]. Я хочу знать, от кого именно мы получили такой подарок. В противном случае я считаю заявление Аннетте Куленкампф оскорбительным и неверным. Если это подарок от Шойбле, то хотелось бы напомнить директору «Документы», что сам он недавно получил от Греции щедрый дар — последние годы ФРГ получала кредиты у рынков под нулевой процент против обычных 3%. Кризис в Греции вынудил Европейский центральный банк перейти к отрицательным или нулевым процентным ставкам, что скорее помогло немецкому федеральному правительству. И речь идет о сумме в сотни миллиардов евро...

И.Ф.: Куратор «Документы» не консультировался и не стремился вовлечь в проект представителей греческой художественной сцены, которая оказалась фактически не представленной.

Я.В.: Я не соглашусь. Мне не кажется, что они должны были с кем-либо советоваться на какую-либо тему. Я интернационалист. Я не верю в границы. Я не считаю, что Афины принадлежат исключительно афинянам и что кто-либо, приехавший из Касселя, Венеции или Нью-Йорка, неважно откуда, должен просить у греческих властей или местной художественной сцены разрешения на свое присутствие здесь. Я даже не считаю, что нужно просить подобное разрешение и в качестве жеста вежливости. Я вообще не верю в механизмы обеспечения законности и легитимности. Если бы они реально существовали, DiEM25 не появился бы вообще. Мы основали DiEM25 в Берлине без разрешения властей Германии, мы ориентировались разве что на желание наших немецких товарищей.

В принципе, здорово, когда кто-то приезжает в Афины и что-то здесь делает. Мне не нравится, как «Документа» сделала это, и то, с каким умонастроением она подошла к этому проекту. «Документа» так и не связалась с местным сообществом ни по официальным, ни по неофициальным каналам... И, боюсь, все это не выглядит соответствующим идеям интернационализма.

И.Ф.: Оппозиция Северной и Южной Европы для такой институции, как «Документа», — благоприятная тема для спекуляций. Афины после семи лет финансового хаоса, который сильно отразился на общественной сфере, — это просто удобное место для экспериментов... Этот кризис превратился в какой-то фетиш, на него ссылаются, обращаясь не только к прекариату мира искусства, но и к его привилегированному сословию — директорам музеев и любителям искусства, которым, конечно, интересно посмотреть, что может произойти со страной, которая не сотрудничает с ЕС. Но, по сути, все это лишь вуайеристское желание увидеть кризис и страдание других. И, я согласна, в этом нет ничего нового. Но в границах пяти все еще относительно процветающих районов, где проходит большинство проектов «Документы», показать этот кризис оказалось не так-то легко. Большинство из приехавших на «Документу», спрашивали меня: «Ну и где этот ваш кризис?..»

Согласно куратору «Документы» Адаму Шимчику, Афины — это парадигма или метафора глобального Юга. Мне это кажется интересным, но и проблематичным. Боюсь, что глобальный Юг для культурных стратегий, политического дискурса и общественных наук может стать набором признаков Другого и воспроизводить продолжение процесса «назначения Другим». В кураторских текстах много антинеолиберальной риторики, есть установка на интернационализм, подчеркивание единства и звучания разных голосов. Эти голоса ставят под вопрос понятия происхождения и национальности. Они говорят о глобальных силах белого патриархата, стремящихся подавить меньшинства, локальные культуры и так далее. Так что «Документа» — это выставка, которая вроде бы объединяет мировой прекариат, угнетенных, изгнанников и представителей локальных сообществ («Мы (все) народ», — написано на плакате, созданном для «Документы» Хансом Хааке) против всех националистических неолиберальных сил. И Афины становятся метафорой этого единства наравне с Лагосом или Гватемалой.

Я.В.: Вот за что мне нравится Шойбле! На одной пресс-конференции он очень откровенно заявил, что Греция для Европы — то же, что Пуэрто-Рико для США. Когда секретарь казначейства США (при администрации Обамы) Джек Лью критиковал Германию за излишнюю строгость по отношению к Греции, Шойбле предложил, чтобы США (он сказал «долларовая зона») и Евросоюз обменяли Пуэрто-Рико на Грецию! Ваше описание подобного образа мыслей, согласно которому Греция представляет глобальный Юг, вполне корректно, и его разделяет министр финансов Германии.

И.Ф.: Проблема в том, что подобные рассуждения в духе «все остальные такие же» смахивают на типичную для стран первого мира дидактику. Такой подход под лозунгом «прекарии, объединяйтесь!» при антинеолиберальном (или либеральном, неважно каком) нарративе становится априори опасным. Это действительно серьезная проблема, потому что нам надо объединяться в понимании различий. Да, на другой чаше весов — националисты и неофашисты, и непонятно, где именно между этими позициями выбрать место: одни пытаются наспех собрать в кучу всех прекариев, аборигенов и меньшинства, а другие утверждают, что «все мы безусловно уникальны и неповторимы». Однако интересно представить себя жителем Лагоса или Гватемалы, чтобы кто-то сравнивал мое состояние с состоянием афинян.

Я.В.: С одной стороны, если сравнивать с Лагосом, — Афины выглядят Парижем, хотя и быстро деградируют. С другой — траектория развития таких стран, как Нигерия, не обязательно ведет их к опустошению. Статика против динамики — в этом огромная разница. Динамика стран вроде Нигерии может привести их либо к катастрофе, либо к развитию, в то время как греческую динамику я называю «косовизацией», превращением Греции в протекторат вроде Косова, откуда бежит вся молодежь, в стране километры пустующей недвижимости, местные пенсионеры голодают, а пенсионеры Северной Европы наслаждаются дешевыми деревенскими домиками на побережье. Так что, может, у Нигерии и Лагоса есть и какие-то преимущества по сравнению с Грецией и Афинами. В динамическом аспекте, но не в статике.

Симптоматично, что нарратив афинской «Документы» — неолиберальный. В 2015 году передо мной стояла ужасная задача провести переговоры с кредиторами, чьей целью было вовсе не возмещение их потерь. То, что я им предлагал, совершенно не противоречило неолиберальной политике, поскольку кризис был так глубок, что радикально левому министру финансов пришлось выступать с позиций рейганизма и тэтчеризма: сократить убытки, уменьшить налоги для обанкротившихся работников и работодателей и так далее. Конечно, когда у вас низкие налоговые поступления, компании и домохозяйства банкротятся, банки — банкроты и само государство банкрот. Налоговые ставки при этом высоки, но повышать налоги еще больше — это не левая политика! Это безумие, хоть с левой, хоть с неолиберальной точки зрения. Поэтому вроде бы неолиберальным кредиторам (Международному валютному фонду, Европейскому центральному банку) я, наоборот, предлагал существенное снижение уровня налогов — такую стратегию предложил бы любой сторонник неолиберальных ценностей. Примечательно, что они не только отвергли это предложение, но пытались представить меня строптивым и непокорным. Почему? Да потому что им вообще неинтересны неолиберальные подходы, они были озабочены силовой игрой в духе XIX века, постмодернистской версией дипломатии с позиции силы. В этом контексте критика неолиберализма, которую пыталась изобразить «Документа» в Афинах, совершенно неуместна. В Греции 2017 года провал неолиберализма очевиден в отрицании неолиберальными институциями самой неолиберальной политики. Восхитительный парадокс, которого «Документа» не видит, заключается в том, что они якобы собрались говорить о реальной трагедии, происходящей в Греции сегодня, но взятая с книжной полки критика неолиберализма не работает. Им нужно было копнуть глубже и рискнуть обнаружить подлинную политику — Германии в первую очередь, — сочетающую авторитаризм, огромные кредиты обанкротившимся банкам и правительствам, перекладывание тяжести проблем на слабейших граждан в местах вроде Греции, но также и в Германии. Подобные «открытия» могли бы расстроить спонсоров «Документы», а они неприкосновенны для этой самой, неактуальной, книжной критики неолиберализма.

Короче говоря, приехать в Афины поговорить о «неолиберальных силах, которые хотят разрушить Европу», — это просто эффектно ткнуть пальцем в небо. Это примерно как греческая компартия, застрявшая в 60-х и 70-х годах прошлого столетия, обвиняет во всех бедах Греции американский империализм, ничего не говоря о «Тройке» (имеется в виду группа экспертов, представляющих Европейский центральный банк, Европейский Союз и Международный валютный фонд. — Артгид), Берлине, Париже, Брюсселе или Франкфурте. И, как греческая компартия, «Документа» игнорирует тот факт, что Греция — это самая хрупкая часть европейского финансового союза, построенного франко-германской коалицией. Союза, сконструированного настолько плохо, что он привел к массовому неизбежному кризису и, более того, — к отрицанию уже случившегося кризиса, отрицанию, принявшему форму новых токсичных займов для банкиров и жесткой экономии для большинства людей. Когда «Документа» приходит в Афины и говорит о неолиберализме, не упоминая ни Deutsche Bank, ни Société Générale, ни ужасные действия «Тройки», ни Eurogroup и так далее, она становится несущественной. Она выбирает последнюю войну против Глубинного европейского правительства, чтобы избежать разоблачения идущей сейчас войны против достоинства и разума. Если бы я был представителем «Тройки», я был бы очень доволен афинской «Документой». Отправлять арт-туристов в место катастрофы, созданное «Тройкой» — да это бы только легитимизировало мои усилия. Критикуйте неолиберализм как хотите, меня это не расстроит, но... не смейте критиковать «Тройку». Как я уже сказал, она даже не практикует неолиберализм. То, что «Тройка» применяет по отношению к Греции, — это карательный нелиберализм.

И.Ф.: Но это же представлено как финансовая «помощь», как бы одолжение грекам — сначала они нас терпели, теперь они нас спасают. Примерно то же и с «Документой». В галерею, где я работаю, недавно приехала группа студентов художественного вуза из Гааги. Их потрясла работа Рашида Араина на площади Коциа — «Shamiyaana — еда за мысль: мысль о перемене, 2016–17», которая представляет собой ритуал коллективного приготовления и поедания пищи дважды в день. Но студентов потряс не замысел работы, а то, что в их присутствии смотритель пытался объяснить голодному греческому пенсионеру, что тот должен уйти и уступить место студентам, — это ведь не пункт раздачи еды, а произведение искусства. Я уверена, что у Араина были самые лучшие намерения, но, к сожалению, они растворились в нарративе солидарности и «помощи в кризисной ситуации» там, где этот художественный дискурс не мог быть понят, либо в симуляции общественной кухни и бесплатной еды под видом художественного произведения. И это уже известная проблема социально или политически ангажированных коллективных художественных практик (инцидент со смотрителем и пенсионером разрешился после вмешательства художественного директора). Подобный нарратив помощи или солидарности может стать довольно опасным, поскольку на деле нужна не помощь, а обоюдно понимаемый обмен. Конечно, на выставку потрачено много денег, но в Афинах бóльшая часть ушла на производственные затраты, выплаты приехавшим сюда сотрудникам, транспорт... Институция дала работу и знания местным жителям, которых наняли на время выставки, — и тут можно обсуждать, насколько достойной была их оплата, соответствовала ли она оплате таких же специалистов в Германии. Я знаю, что кому-то платили мало, но кому-то и хорошо. Без сомнения, выставка в Афинах способствовала доходу города: сотрудники «Документы» арендовали помещения, тратили деньги в Греции. Честно говоря, я думаю, они потратили больше денег, чем планировали.

Но вернемся к началу. В 2015 году во время выступления на Московской биеннале вы говорили, что приезд «Документы» в Афины — типичный пример «кризисного туризма». Должна признаться, тогда это показалось мне опрометчивым заявлением — я удивлялась, почему вы заранее, без «доказательства присутствия» сделали такой радикальный вывод. И все-таки я не знаю, можем ли мы называть «Документу» кризисным туризмом или даже культурным империализмом, к тому же я уверена, что ее нельзя назвать и культурным колониализмом.

Я.В.: Кажется, я тогда говорил о «туризме катастрофы», но между ним и кризисным туризмом невелика разница. Когда в периферийной стране происходит катастрофа вроде нашей, всегда уместно говорить о том, что привела к этому кризису неоколониальная политика.

И.Ф.: То есть вы считаете «Документу» неоколониальной практикой?

Я.В.: Без сомнения. Это силовая политика образца XIX века, политика канонерок, использующая в своих целях финансовый сектор. Народ Греции избрал правительство, чтобы противостоять условиям займа, политике, которая уже провалилась. И кредиторы примчались на своих частных самолетах, бесцеремонно заявив новому министру финансов: «Если вы будете настаивать на изменении условий займа, мы закроем ваши банки через неделю». Если бы в XIX столетии государство противилось воле этих кредиторов, они бы прислали в пирейскую гавань военные корабли и начали обстрел. Чем существенно отличается сегодняшняя версия? Наша ситуация — это даже не неоколониализм, это колониализм чистой воды.

И.Ф.: Но в эпоху британского колониализма насилия было куда больше.

Я.В.: Не уверен, что тогда уровень насилия был выше современного, но оно точно было неэффективным. И сегодня насилие бессмысленно, бесполезно. Как сказал однажды Бертольд Брехт: «Зачем посылать убийц, если можно задействовать судебных приставов?» Перефразируя, мы можем задать вопрос: зачем присылать танки, если одним нажатием кнопки можно заблокировать банкоматы целой страны? Скрытый мотив этих действий — подчинить народ и правительство требованиям кредиторов, пожелавших использовать критические долги страны, чтобы добраться до ее конкретных активов — аэропортов, портов, всего, что имеет ценность. Именно это и произошло. Когда культурная институция из центра приходит на периферию, где происходит катастрофа, — это и есть катастрофический туризм. И неоколониализм.

И.Ф.: Я начинаю сомневаться в суверенитете греческого государства последних пятидесяти лет. То, как вы описываете события, подтверждает, что этот суверенитет едва существует, и референдум тому свидетельство. Тема четырнадцатой «Документы» — «Учась у Афин», в качестве площадок были выбраны такие значимые с исторической точки зрения места, как Музей антидиктаторского и демократического сопротивления или Политехнический университет, где 17 октября 1973 года произошло восстание (восстание против режима «черных полковников». — Артгид). Но почему Греция сегодня находится в таком политическом и финансовом кризисе — эта тема на «Документе» так и не прозвучала. «Почему» и «кто виноват» в ситуации в стране — на эти вопросы выставка не отвечала.

Я.В.: Точное замечание. Не было сделано никаких попыток понять политическую и экономическую историю Греции. Но мне кажется бесперспективным продолжать эту тему. На мой взгляд, лучший способ относиться к этому таков: пытаться искать тонкости в греческом нарративе — значит кормить троллей, которые повторяют: «Ага, греки вечно хотят найти оправдание своим ошибкам, переложить ответственность и отказаться от модернизации, они только и горазды отстаивать свою древность и кормиться европейскими деньгами». Это все, что вы получите в ответ на попытки объяснить, как и почему мы оказались в этой кризисной ситуации, и, естественно, в этой дискуссии проиграете. Все, что вы можете сказать: «Ребята, представьте, что мы не вообще не входили в Евросоюз. Приехала ли бы “Документа” к нам сегодня? Нет. А почему? Потому что тогда у нас бы не было кризиса». После этого аргумента они не смогут играть в игру «обвини жертву».

И.Ф.: Это классический нарратив, возникающий и в культурной, и в политической областях, когда поднимаются следующие вопросы: маргинализация мнения, пренебрежительное отношение к «жалобам» и «разглагольствованиям» греков. Забавно, что именно Пресьядо назвал этот феномен «патологизацией всех форм инакомыслия».

Я.В.: Да, это история моей жизни. Я чувствовал то же самое, когда без конца в разных аудиториях говорил об этом кризисе. Но как перестать быть единственным инакомыслящим, несущим «бред сумасшедшего»? Наша ситуация напоминает поздний Советский Союз. В 1983 году СССР еще мог транслировать через свои СМИ одну-единственную точку зрения, эдакий нарратив «единой линии партии». Но в то же время существовало противоречие между этой доминирующей линией партии и тем, что люди на самом деле думали. То же и в Греции сегодня: государство осчастливлено «Документой», оно считает, что открытие в Афинах большой выставки современного искусства усилит туристическую отрасль, но когда я говорю о «Документе» с людьми на улицах, они ее злобно отвергают. И единственный способ не стать в этом контексте одиноким разгневанным диссидентом — присоединиться к общественному мнению.

И.Ф.: Общественное мнение нашло свое отражение во множестве граффити. Хоть я и не согласна, что большинство с возмущением отторгает «Документу», мне представляется другая форма разрыва — обычная публика и не подозревает, что «Документа» пришла в город. Выставка организована так, что не дотягивает до надежд даже самых мелких местных институций — создать и расширить аудиторию современного искусства. Недоставленное послание «Документы» предстоит доставить нам самим — как в политике, так и в искусстве.